Светлана Лурье - Ереван. Мифология современного города

• Название: Ереван. Мифология современного города
• Автор: Светлана Лурье
• Жанр: История

История Еревана в XX веке. Цель авторов книги – не изложение сухих исторически фактов, а воссоздание той мифологии, которая окружала формирование Еревана и заменяла пустующее место идеологии создания Еревана как центра собирания армян, разбросанных по белому свету.

---

Ереванцы настолько увлеклись поисками “первых”, что судьба “вторых”, “третьих” оставалась вне внимания все 60-е годы. “Второй” город Ленинакан упорно “загонялся в тень”, гору Арагац подчеркнуто не замечали (в отличие от отстроенной на ее склоне Бюраканской обсерватории, которая входила в список “первых” достопримечательностей).

Такие талантливые люди, как композиторы Арно Бабаджанян, Роберт Мансурян, ученые Мергелян, Иосифян, Маркарян, Гурзадян, художник Минас, да и многие, многие другие выдающиеся личности долгие годы ждали своего часа – ухода с арены “первых варпетов”. Многие так и не дождались… Часть из них уже обрела всесоюзную славу, были и мировые знаменитости, сделавшие имя на чужбине. И только родина отказывалась их замечать – в душе ереванцев не было лишних вакансий!

Список достопримечательностей Еревана непрерывно пополнялся за счет новых строек и памятников, улиц и фонтанов. Пополнялся и “джентльменский набор” легенд и мифов об Армении: частью правдоподобных, частью – совершенно фантастических. Правда, нельзя сказать, что ереванцы сознательно лукавили перед гостями. Сам образ Еревана создавался по этой же схеме, через фантазию, был выдуман и претворен в жизнь “на ходу”.

Сотни тысяч фанатичных экскурсоводов

Как и увлечение поисками “традиций”, увлечение демонстрацией Еревана стало всеобщим хобби. Привезти в Ереван гостей из Москвы или Парижа, из Сибири или Лос-Анджелеса было настолько желанным, что на угощение очень часто тратились последние деньги.

И гости приезжали. Ереван расцветал под взглядами гостей, наряжался фонтанами, новыми улицами, кафе, еще более ярким и вычурным освещением.

У каждого ереванца имелся в доме целый арсенал сувениров, открыток, альбомов, книжек об Армении. Ни один гость не уезжал без книжки Геворка Эмина “Семь песен об Армении”, без гравюры, чеканки, альбома Сарьяна и кофейника-джезве.

К 1968 году, когда на “Дом бесчисленных огней”, “Маленькую копию всего мира”, свалилось еще более богатое наследство, Ереван напоминал музей с сотнями тысяч фанатичных экскурсоводов…

Армяское детство

Несомненно, самой главной отличительной чертой армян является отношение к детям. Обычно эта черта плохо видна представителям других народов. Более того, почти любой армянин сталкивался с трудностями объяснения этой своей черты. Она невероятно трудно переводится в контекст других культур. Трудно привести аналоги из литературы, тяжело найти слова для передачи важных для армян чувств и переживаний. Армянин может встретить понимание собеседника в разных своих увлечениях: футболом, рыбалкой, живописью и т.п., но к его большой печали не найдет понимания в своей важнейшей теме жизни – в своем интересе к детям.

Попытки объяснить кому-то, в чем отличие армянской любви к детям от чадолюбия других народов, пожалуй, набили оскомину любому армянину…

Эта любовь абсолютна: дети – цель жизни и богатейший источник мотивации для армянина.

Во-первых, она реализована в виде личной черты характера. Это осознаваемое переживание, часть национального самосознания и содержание жизни.

Во-вторых, эта любовь совершенно одинакова у армян всех стран, в любых общинах, не зависит от пола, возраста, деления детей на “своих” и “чужих”, на маленьких детей и на детей уже повзрослевших. Для армянского подростка, например, непонятно высокомерное отношение его сверстников из других стран к “малышне”: он, как и все, беззаветно обожает детей! Точно так же, мужчины увлечены детьми никак не меньше женщин, и не в состоянии понять, почему другие народы считают эту любовь чуть ли не женской чертой характера.

В-третьих, любовь к детям у армян полноценно социализована. Она находит свой выход в огромном ассортименте типичных занятий и поступков, смысл которых, порой, еще труднее перевести на иной язык. Армяне общаются с детьми, дружат с ними, посвящают им время, силы. Армяне беседуют о детях, делятся способами еще большего служения им, рассказывают друг другу об их успехах и достижениях.

Вряд ли можно представить армянина, который каким-то путем пришел бы к сравнению своих личных интересов и интересов детей: если есть возможность отдать (шанс ли, силы ли, средства ли) детям, то он их отдаст им полностью.

Особо стоит отметить, что речь идет обо всех детях. О своих, конечно – в первую очередь, но и о любых других – тоже. Все дети красивы, умны, они – хозяева в доме, в городе, в жизни!

Если обратиться к 60-м годам – это было время первого поколения юных горожан: обласканных, раскованных в поступках, окруженных всем объемом комфорта (только-только становящегося доступным). В отличие от сверстников по Союзу, они практически не ведали ни отказа в чем-то, ни наказаний, ни ограничений. Можно представить, чего это стоило большинству родителей, но дело как раз в том, что сами родители никогда не мерили, чего это стоило. И уж, конечно, никакая “личная жизнь” просто не играла роли рядом с интересами любимых детей. Не говоря уж об “общественной” жизни.

В 60-е годы был такой случай. По телевидению показали эпизод: московский пожарный спас из огня маленькую девочку. Сам пожарный обгорел. В больнице репортеры спросили его о мотивах смелого поступка. Герой ответил: “Я выполнял свой долг”… Ереванцы долго и горячо обсуждали этот факт. “Это его КГБ заставило так сказать, беднягу!”. Представить себе, что человек не под пыткой согласится произнести подобное кощунство, они не могли. Назвать своим мотивом абстрактный “долг” вместо очевидного: “Там был ребенок”! А уж представить, что пожарный мог вправду помнить о долге, а не о ребенке, входя в горящий дом, они были вообще не в состоянии.

Воспитание в армянской семье (и об этом армяне любят рассказывать) в корне отличается от воспитания в семьях европейских народов. В отличие от них, дети в армянской представляют вершину, “господствующий класс”. Семья сама по себе понимается как организация удовлетворения желаний детей.

В России, как и в европейских странах, ребенок зависим от старших, по той “естественной причине”, что он мал. Его воспитание начинается с запретов и с ответственности перед родителями за соблюдение общих правил. С возрастом он начинает искать, с боем добывать себе право самостоятельности, право оторваться от родителей. Наконец, право осуществлять свои собственные желания, которые в детстве оттеснялись желаниями родителей (“ты мал еще!”).

Родители, преследуя цель “не избаловать, чтобы на шею не сел”, добиваются своего: ребенок, повзрослев, уходит из семьи, а родители сосредотачиваются на своей личной жизни (“мы еще молоды”).

В Армении ребенка не приучают к трудностям. Не без основания считают, что трудное детство может приучить его к плохому, к грубым, обедненным отношениям с людьми, к воспроизводству в будущем недостатков нынешней жизни. Поэтому детей старшие тщательно оберегают от любых трудностей, стремятся сохранить их чистое, доброе отношение к окружающим. При этом старшие в общении с детьми перенимают для себя их детское отношение к жизни, фактически, перенося его из желаемого будущего в свое собственное далекое от совершенства настоящее. Поэтому общение с детьми приносит старшим чувство, схожее с облегчением: оно лирично и мечтательно. Для мечты армянину нужны дети, с которыми он дружит: младшие братья и сестры, племянники, свои дети и внуки. За неимением их – ученики, соседские дети: тогда они становятся для него “своими”.

Ребенок растет в обстановке почти полного отсутствия слова “нельзя”, каких-нибудь ограничений, связанных с возрастом. Даже в тех случаях, когда его неразумные действия могут стать опасными (например, ребенок лезет под машину), его вряд ли резко осадят. Старшие постараются либо пресечь опасность не привлекая к участию ребенка, отвлекут его, даже обманут – лишь бы не создать в нем дополнительного (даже полезного!) рефлекса опасности, страха.

Наставление ребенку делается очень осторожно, чтобы он, часом, не воспринял это как “командование” старших. Вообще армянские “разъяснения” – особое искусство. Они всегда личностны и иносказательны (“Я бы огорчился, если бы узнал, что кто-то из наших знакомых сделал так-то и так-то”). В них принципиально избегают апелляции к “общим принципам” (Например, сказав “Нельзя этого делать, и все!”, или “Что будет, если все будут нарушать правила?!”, человек рискует больше “не отмыться” от метки “чужака”).

Что терпят старшие армяне от юных соотечественников, трудно передать! Хотя как “измывательство” это воспринимает только человек извне. Например Андрей Битов описал свои “ужасные мучения” от “невоспитанных” армянских детей в книге “Уроки Армении”.

Хотя тот же Битов первым из неармян обратил внимание, что с возрастом, как это ни странно после “балованного” детства, армяне приобретают все большую ответственность, связываются все большим числом ограничений и рамок.