Фредерик Неваль - Гробница Анубиса

• Название: Гробница Анубиса
• Автор: Фредерик Неваль
• Издательство: АСТ : АСТ Москва : Хранитель
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-043129-8

О человеке по прозвищу Гелиос известно лишь, что он очень богат и коллекционирует уникальные древние артефакты.

Шантажом и угрозами он вынуждает знаменитого археолога Моргана Лафета, его брата Этти и юного ученика Ганса отправиться в опасную экспедицию.

Их цель — гробница древнеегипетского бога Анубиса, в которой, согласно легенде, хранится его золотая маска.

Однако прежде археологу и его друзьям предстоит отыскать отпирающие гробницу «ключи» — древний «крест вечной жизни» анк и таинственный жреческий посох.

Возможно, все эти предметы — лишь миф?

Но почему тогда охотников за маской Анубиса снова и снова пытаются убить конкуренты Гелиоса?

---

Чего я только не делал, пытаясь освободить дом Бертрана Лешоссера от всех диковин, что скопились в его стенах, в том числе — от этих женоподобных эфебов! Но тут я натолкнулся на стену сурового неодобрения. Во имя «уважения к мертвым» мой брат и Мадлен, объединившись, ополчились на меня с яростной решимостью. Так что жилище осталось прежним, как будто его былой владелец все еще мерит шагами обветшалые комнаты, дышит этим воздухом антикварной лавки — по крайней мере он, воздух, здесь не менее пыльный, благо сюда вперемешку натаскивали роскошную старинную мебель, дрянные безделушки, резные деревянные изделия тонкой работы и вульгарные, крикливые скульптуры. Особенно плохо смотрелся второй этаж. С тех пор как здесь обосновался Этти, индиец по происхождению, этаж обогатился изображениями двуглавых, многоногих и трехглазых божеств. Не знаю в точности, сколько в Индии насчитывается богов, но больше половины из них поселились у нас.

В правом крыле распахнута дверь самой дальней комнаты, оттуда доносится монотонный, хорошо поставленный голос. Стараясь, чтобы паркет под ногами не скрипнул, бесшумно подкрадываюсь и бросаю внутрь нескромный взгляд.

Этти, на котором только и одежды, что удобные, сильно потертые джинсы, сидит ко мне спиной, очень прямо, скрестив ноги, перед маленьким алтарем для принесения обетов, на котором установлена статуэтка пляшущего Шивы. Вначале я подумал, что он читает мантры. Но, прислушавшись, быстро смекнул, что мой братец хоть и производит впечатление настоящего праведника, однако в его молитве, произносимой на хинди, нет и тени благочестия. Смысл ее сводился к тому, что он с поистине олимпийским спокойствием угрожал одному из самых могущественных божеств индийского пантеона снова и снова то пропекать его в микроволновке на медленном огне, то трепать в бельевой сушилке. После чего он вывалил содержимое маленькой чаши-дарохранительницы в корзину для бумаг, уведомив Шиву, что тот будет сидеть на голодном пайке до тех пор, пока наш отец не подаст признаков жизни.

Надо полагать, только уроженцу Индии доступно постижение таких тонкостей.

— Намасте, Морган, — приветствовал он меня с оттенком иронии в голосе. Сие означало «добрый день», но ни в коей мере не объясняло, откуда он, не повернув головы, знает, что кто-то пришел и что это я.

Я вздрогнул, он же обратил ко мне свой торс таким движением, как если бы последний не имел ничего общего с его задницей. Йог он или не йог, все равно мне никогда не понять, как моему брату удается так себя перекручивать.

— И таким способом ты рассчитываешь расположить его в нашу пользу?

По-кошачьи гибким движением Этти вскочил, и я, прижимая его к себе, с облегчением отметил, что мускулатура у братца еще больше окрепла. Отощавший воробей, привезенный мной из Греции, снова стал пышущим здоровьем юношей, тем самым, вместе с которым мы доставляли отцу столько забот, что он преждевременно поседел. Ростом под метр восемьдесят, широкий в плечах и узкий в бедрах, с крепкой, хорошо обрисованной мускулатурой, рельефность которой еще больше подчеркивает каштановый цвет кожи, Этти нисколько не походил на того хилого человечка с выпирающими костями, выпученными глазами и горбатым носом, каким многие все еще склонны воображать индуса. Правильные, мужественные черты его лица, освещенного большими золотистыми, почти желтыми глазами, могли бы привести в восхищение античного скульптора.

Он слегка отстранился и ответил мне улыбкой на улыбку.

— Папа не выходил с тобой на связь в последние несколько дней?

— Нет, но ты же его знаешь. Как за работу возьмется, обо всем забывает.

Он вздохнул:

— Да, но не сегодня. Не в Ситирэ Паоорнами.

Ситирэ Паоорнами… день полнолуния… Не было случая, чтобы папа забыл позвонить Этти по поводу этого религиозного праздника. Никогда. Ни разу.

— Разумеется, он позвонит тебе сегодня ночью. — Пытаясь его успокоить, я втайне боролся с тревогой, охватившей теперь и меня. — Или завтра. Может быть, он просто забыл.

— Забыл? Морган, он же в Индии. Там не пропустишь праздник полнолуния, это немыслимо, если тебя не заперли в ящик… — Заметив, как меня передернуло, он поясняет: — Да нет же, я не такой ящик в виду имел.

Я плюхнулся на его кровать; тревога грызла меня все сильнее. Наш отец уже давно не молод, далеко нет, и у него всю жизнь была злосчастная привычка отправляться на поиски затерянных городов, шастать по каким-то непролазным чащам вдали от всякой цивилизации, а следовательно, и от всех больниц.

— А ты пытался сам связаться с ним по мобильнику?

— Да я все перепробовал — и телефон, и e-mail.

— Если бы возникли проблемы, хоть кто-нибудь из его коллег был бы в курсе. Папа же группу возглавляет, он там не один…

«А что, если он застрял в какой-нибудь забытой Богом дыре, где ни электричества, ни телефона? — подумалось мне вдруг. — Это же по тем местам дело обычное, особенно в период муссонов».

— Когда он в последний раз звонил, уверял меня, что ему больше не нужно будет покидать Дели. Собирался оставаться в столице до самого отъезда сюда, то есть до будущей недели. И билет забронировал — заказ подтвержден уже неделю назад, я звонил в аэропорт, там сказали.

Что делать? Известить посольство? Или подождать еще день-два, может, он объявится? Ведь не сосчитать, сколько раз мы, умирая от беспокойства, ставили на уши половину французского посольства в Дели, а через пару дней нам оттуда сообщали, что профессор Лафет, обнаруженный на самых глухих задворках субконтинента, «весьма недоволен, будучи таким образом потревожен при проведении раскопок величайшего значения». Но вдруг именно на этот раз с ним и впрямь что-то стряслось?

— Давай повременим до завтра, — с важным видом предлагает Этти, от которого не укрылась моя стремительно растущая тревога. — Не впервые же в самом деле он оставляет нас без всяких известий. Ты прав, может быть, мне не следует паниковать.

Поднимаю на него глаза. Он улыбается как нельзя более успокоительно. Да только я слишком давно и слишком хорошо его знаю. Мой брат не верит ни единому слову из того, что только что сказал.

— Ладно, — скрепя сердце соглашаюсь я. — Подождем еще несколько часов, а позвонить успеем и завтра утром. — Дергаю прилипшую к коже майку, она мокра от пота. — Пойду освежусь немного, — сообщаю, надеясь, что фраза прозвучит беззаботно, и, выйдя из комнаты брата, направляюсь к ванной.

Раздевшись, запираюсь в душевой кабинке, открываю краны, предоставляя обжигающим струям стекать по моей сгорбленной спине. Приметив висящую на крючке у мыльницы новенькую, с иголочки, волосяную массажную варежку, подкалываю братца, который последовал сюда за мной:

— Знаешь, сколько себе кожу ни три, более прикасаемым ты от этого не станешь.

Этти, покатившись со смеху, выплескивает мне на голову кружку холодной воды через пластиковую перегородку кабинки. Среди своих он считался далитом, неприкасаемым. Когда мы были мальчишками, я его этим часто дразнил, дело иной раз и до потасовок доходило.

Я отодвигаю застекленную раздвижную дверь, и тут же меня хлопает по физиономии нечто вроде мохнатой тряпки цвета бледно-розовой фуксии.

— Это что еще за ужас? — Я, кривясь, разглядываю грубую волосатую рогожку, на которой отпечатано изображение младенца со слоновьей головой — бога Ганеши.

— Коврик для душа. Тебе не нравится?

— Ну, если начистоту… — ворчу я, аккуратно расправляя коврик на выложенном плиткой полу.

— Это подарок Мадлен, — роняет брат, пожимая плечами. — Ей надоело смотреть, как мы топчемся по полотенцам, — поясняет он, выходя из ванной.

Открываю шкаф, чтобы взять оттуда свою электробритву, и тошнота подступает к горлу при виде большой пластиковой бутылки с отпечатанной типографским способом этикеткой на хинди, с которой зазывно улыбается молодая женщина европейского типа.

Обернув полотенце вокруг бедер, хватаю бутылку и, выскочив из ванной, прямиком направляюсь в комнату брата. Не удосужившись даже постучать, вхожу. Он разбирает журналы.

— Ты знаешь, что эта дрянь канцерогенна? — Я потрясаю бутылкой.

— Я этим не пользовался, — защищается он и, нисколько не смущенный, продолжает свое занятие.

Швырнув вещественное доказательство в мусорную корзину, я прислоняюсь к стене и возвожу мученический взор к потолку. В Индии сплошь и рядом можно увидеть рекламу продуктов, призванных выбеливать кожу. Коричневый цвет эпидермы считается уродливым и как бы символизирует нечистоту. Да к тому же неприкасаемых часто зовут черномазыми. Все это связано с понятием, которое мы привыкли именовать кастой, хотя точного эквивалента этому изначально португальскому слову в Индии нет. Понятия, наиболее близкие к нему, — яти и варна, но это не одно и то же, европейцы ошибаются, объединяя их словом «каста». Все сложнее. Яти подразумевает диктуемую происхождением и кармой социально-профессиональную принадлежность, но есть и другое иерархическое деление варна, основанное на понятии ритуальной чистоты, предопределенном кармой; варна насчитывает сотни яти, однако неприкасаемые в эту систему не входят, считаясь недочеловеками. Они, выражаясь по-европейски, вне касты, что отнюдь не мешает им делиться по принципу яти. И подумать, что голова моего братца все еще набита этой чертовщиной!