Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

• Название: Коромысло Дьявола
• Автор: Алек Экзалтер
• Жанр: Фэнтези

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

---

"Со сроками на апостола Андрея и евангелиста Матвея можно не нажимать благосклонно, коль скоро таскать на каждый день субноутбук средней паршивости куплен по дороге из педа на обед. Не дай Бог его Ника увидит, а то как обложит с чувством по матушке и по батюшке за отстойное и тормознутое аналоговое мышление…"

— …Чувствительно рада вас видеть, мой ненаглядный Фил Олегыч. И вас, наш бесценный свет-батюшка Пал Семеныч, милости прошу к моим незатейливым ларам и пенатам.

Не хотите ли, милостивые господа, освежиться с дороги? Омовение в теплом бассейне к вашим услугам. Сию минуту я к вам присоединюсь. Позвольте мне только на кухню заглянуть и отправить в город лишнюю прислугу.

— О нет, моя драгоценная Вероника Афанасьевна. Я, знаете ли, предпочту не стеснять вас, молодежь, своей старомодностью. Простите уж меня великодушно, сделайте милость…

Я помню, конечно, как в юном возрасте в общей бане с крестьянскими девушками омовения принимал. Во время оно сие не считалось зазорным дворовым бабам и мужикам совместно, с веничком в парной…

Моя матушка-покойница Елизавета, помяни ее, Господи, в царствии Твоем, только с мужиками в первый пар ходила, барыня наша. А барин, батюшка мой Семен свет-Захарыч после уж с девками гигиену тела блюл. В простоте и патриархальности нравов.

Не подумайте, грешных мыслей и в помине не у кого не водилось, коли так с русской старины повелось…

Но, увы, дамы и господа, крайне пуританский XIX век на меня повлиял не лучшим образом. Нагое тело стало своего рода культурологическим табу для вашего покорного слуги в зрелом возрасте. Аз есмь таков, Павел сын Семенов Булавин.

Вот с тех пор я исповедую строгое древнеримское разделение мужчин и женщин в термах и на водах термальных. Сие ведомо не токмо мне, что в добродетельных патрицианских фамилиях ажник перед рабами, особливо противоположного полу, и в заводе не бывало когда-нибудь и как-нибудь обнажаться.

Разные времена, разные нравы, коллеги… Мне в обычай девятнадцатый век достался. Вам, молодые люди, — двадцатый и двадцать первый. Вы уж не обессудьте старика добросердечно за непрошенную лекцию и сенильное брюзжание.

— Как можно, Пал Семеныч!.. Это молодым должно стыдиться за предосудительные плотские привычки и греховную развращенность от мира и века сего, — постарался со всей ему доступной учтивостью возразить наставнику Филипп.

К загородной вилле арматора Вероники рыцарь Филипп и прецептор Павел подъехали едва ли не одновременно. "Рейнджровер" наставника истинно восхитил Филиппа, особенно бортовая высокотехнологичная начинка.

"Вот это да, не ожидал!"

Но трехэтажная дача владелицы "Трикона-В" прискорбно обманула его в ожиданиях. Предвкушал увидеть нечто возвышенное, в античном духе с колоннами. А тут, нако-ся, типовая краснокирпичная новорусская лжеготика, железные крепостные врата и зеленоватый железобетонный забор-запретка.

Хотя место для парковки гостей предусмотрено во дворе, а не снаружи на обочине.

"Премного благодарим-с!"

Внутри, действительно, оказались запретная зона, маскирующая плотной живой изгородью охранный периметр с неприглядным забором, и резные деревянные воротца. У железных ворот две молчаливые немецкие овчарки с настороженными мордами. Останавливаться в запретке и выходить из машины куда как нежелательно.

"Ага! Слева и справа только высоченные кусты с трехдюймовыми колючками. Видно, соседние участки, на флангах и в тылу, тоже в собственности "Трикона".

А парк-то у нашей Ник Фанасивны в английском стиле! В нем и дом-донжон угловатый не так уж по-уродски смотрится.

Почему бы ей особняк плющом не обвить, как вон те подсобные службы в кустах?"

Бассейн Филипп отыскал не сразу. Двенадцатиметровый водоем тоже прятался в густом кустарнике за высокими деревьями. Там-то Филипп и остолбенел, окаменел, оцепенел, неподвижным истуканом застыл в присутствии живого сверкающего тела бронзовой Афродиты.

Однако пресловутая волшебная сила искусства не так уж велика, чтобы надолго шокировать и сразить наповал рыцаря Филиппа. Оправившись от первого впечатления, он обошел статую со всех сторон, поцокал языком и вслух выразил свои эстетические впечатления:

— Э-э, сказали мы себе, гостям здесь положено пребывать исключительно в самом что ни на есть натуральном, нисколько не срамном виде. Иначе выходит как-то неучтиво и зазорно, коль радушная хозяйка полностью обнажена.

Ну, дает Ника!..

Если в лаборатории еще надо было углядеть портретное сходство с лицом и фигурой Вероники, то здесь ни у кого не могло возникнуть и тени сомнения. Именно она, богиня позировала Бенвенуто Челлини, когда он создавал сей шедевр, до мельчайших телесных деталей воспроизводящий ее бесподобный божественный образ.

Только ей, богине любви Афродите принадлежит этот слегка курносый носик, эти так же дерзко вздернутые полные груди, между бедер бронзовый пушок, ничего не скрывающий, чуть изогнутая в колене изящная ножка, кончиками пальчиков в шаге вам навстречу, и руки, чуть приподнятые, словно готовясь заключить вас в страстные объятия и обещая подарить неземное наслаждение.

Посматривая на шедевр, Филипп лениво плескался на спине, на животе в мелком месте, когда к нему игривой нимфой-наядой плюхнулась Ника… И хвать за шею! Оседлала голышом как нереида дельфина и приказала возить ее туда и обратно:

— Шесть раз, неофит, от бортика до бортика… Из конца в конец! Ногами шибче работай, разгильдяй. Тебе полезно лишние калории сжечь и ягодичные мышцы не мешало бы в плавании укрепить.

— Удобно ли вам сидеть, мадмуазель Ника?

— Ишь, о чем размечтался, пошляк! Я — барышня скромная. Из серебряного века, чтоб ты знал. Меня только в дамском седле учили на лошади скакать… Тереться о тебя… не собираюсь, конь водяной.

— Могла бы и помягче сказать, барышня из серебряного века.

— Перебьешься. Не про твою честь мой клитор и прочая гинекология, Филька. Темп давай, лодырь!

Вконец загоняв своего водяного конька, Вероника привольно раскинулась отдохнуть в шезлонге.

"Божественное зрелище!"

В восхищении, глядя на нее, Филиппа вдруг страстно потянуло прикоснуться, погладить, потрогать… ее бронзовую копию. Но в виду неприкасаемого оригинала это было бы неприличным жестом. Посему он не нашел ничего лучшего, как спросить:

— Ника, а почему бы тебе не стать скульптором в миру? У тебя же истинный талант…

— А я им и была одно время. Не по мне это, Филька. К тому же артистическая и богемная жизнь не очень-то способствует аноптическому образу жизни — мелкопакостной природной магии в окружении до черта, вся издергалась к Дьяволу. Ушла в тряпочный и модельный бизнес, там спокойнее.

Потом поднялась до уровня орденского арматора, но в деловом мире осталась. В нем я никто и звать меня никак, то бишь Ника Триконич — женщина без возраста, но с умом.

В бизнесе умных баб навалом; встречаются и вроде меня, бывшие модельки типа молодой женушки твоего крутого олигарха синьора-мафиозо Рульникова. Сам знаешь, хоть он ее изваял, поднял, она его круче.

— Эт-то точно. Произведение искусства. Operam superabat materia…

О! Наш неофит за латынь и за ум взялся. Классику Овидия уже перелицовывает. Только поясни: где материя выше исполнения, у меня или у твоего олигарха? Кого из нас ты имеешь в виду, искусствовед?

— Вас, конечно, наша божественная Вероника Афанасьевна, и ваш дивный образ в этой бронзе.

— Вы низкий льстец, сударь. Но ты прав, Филька, яко младенец, истину глаголющий.

Чтоб ты знал! Я, когда ее обрабатывала, шлифовала, полировала тут ей всякую сись-пись, чуть в саму себя не влюбилась. Пусть ни к лесбиянству, ни к нарциссизму с фетишизмом отроду не привержена и не подвержена. Не так меня воспитали, сударь мой.

Не то что ваше испорченное поколение. Моя горничная-лесбушка и садовник-фетишист на пару этому дивному образу, понимай, мне самой всякий Божий день буфера… и все остальное до зеркального бронзового блеска п…т, извращенцы…

Вероника назвала вещи своими несколько грубоватыми именами, и глагольчик ей на язычок уж очень жаргонно подвернулся. Но Филиппа это ничуть не покоробило. Богине оно простительно и позволительно. Будь она в сверкающей недвижимой бронзе или во плоти с подрагивающими напряженными сосками…

"Ох соблазн… Как это она давеча сказала: видит око… да… битому неймется…"

— Вон в том шкафчике, Филька, выбери себе халат подлиннее. Пошли к обеду переодеваться.

— Когда б я так пробежался?

— Тогда я тебе… оборву. У меня по парку и в доме голые нудисты не шастают, милок.

— Понял. Одеваюсь…

За обедом трем очень важным персонам никто не мешал общаться. К тому времени прислуга, кроме охранника-кинолога, укатила на выходные в город.