Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

• Название: Коромысло Дьявола
• Автор: Алек Экзалтер
• Жанр: Фэнтези

Религиозная сайнс фэнтези для верующих и не очень верующих в XXI веке от нашей христианской эры.

---

Молодой учитель не преминул согласиться с умным учеником. Он тоже не испытывал параноидальной привязанности к какому-либо одному единственному наречию. Ведь главное — правильно выразить свою мысль и внятно донести ее до людей, а уж на каком-таком языке ее оформлять есть дело второстепенное.

К тому же в лингвистическом плане индоевропейские языки мало чем существенным отличаются друг от друга. То, что есть в одном, — любое лексическое и грамматическое явление, — непременно сыщется и в другом. Разве что оно сказано, выражено и оформлено несколько иначе.

По правде сказать, до этой филологической идеи Филипп дошел отнюдь не своим умственным путем. В отличие от Вани Рульникова, ему тому подобные мудрые языковедческие мысли с детства вдалбливал Олег Ирнеев-старший.

Потому-то и решил проверить вдумчивый учитель по отцовской методе, каков-таков коэффициент интеллекта у ученика. Протестировал и убедился: Ванькин "ай кью" зашкаливает аж за 160 свободно конвертированных и адаптированных американских умственных единиц.

Филипп Ирнеев обрадовался отличным мозгам будущего подопечного. Он отнюдь не переполнился злобой и завистью, обычными в таком раскладе для недалеких наставников казенных и частных учебных заведений.

Наоборот, свои "челы — чуваки и чувихи", он считал, должны намного превосходить окружающее стадо, состоящее не понять из кого. С виду люди-человеки, а присмотришься — скоты из скотов.

Ваню он изначально счел своим человеком, с первых же минут знакомства и взаимного распознавания умов. В нем он немедленно разглядел родственную душу, потому что его воспитанник неприязненно относился к любому, самому вроде бы невинному вранью и обману. В то время как выражения типа "святая ложь" они оба полагали гнусностью из разряда дурно пахнущих катахрез и оксиморонов.

Названия тропов для Вани не являлись древнегреческой абракадаброй. С основами стилистики и образным средствами Филипп тоже стал его знакомить, потому как намечал в ближайшем будущем заняться с ним аналитическим разбором текстов на английском и испанском.

Его ученик успешно набирал необходимый лексический запас, тогда как грамматические навыки Вани отвечали строгим требованиям и критериям второго года интенсивных занятий. Разумеется, по методике обучения Ирнеева-старшего.

Успехами ученика Филипп искренне наслаждался и разумно не скрывал того ни в коей мере.

Правым подобает похвала. Однако умных надо хвалить доказательно и убедительно.

Его воспитанника, несмотря на детскую наивность, мало кому удавалось обмануть. Ванина проницательность была ретроспективного свойства. Не враз, но поразмыслив, тот неизменно распознавал, когда и в чем ему солгали взрослые или сверстники.

Вранья он им не забывал и не прощал, потому как его память опиралась на истинные и правдивые факты, какие должны соответствовать его ясным и логичным рассуждениям, исключавшим всякую иносказательность и метафоричность. Он совершенно по-детски не желал обманывать сам себя и того же требовал от окружающих.

Выдумки и вымыслы, по убеждению Вани, годятся для книг, фильмов, игр, где все идет понарошку, но в жизни жизнь должна быть взаправду. Так, как она существует на самом деле.

И никак не по-другому. Пусть даже кому-то этого очень хочется. Вольно или невольно.

Причем неизвестно, что хуже: врать умышленно другим или непреднамеренно обманывать самого себя.

Ужасного маленького ригориста и педанта Филипп распознал с ходу. Он сам был таким сызмальства. Тоже презирал антинаучные волшебные сказки и также ничего не забывал и не прощал злокозненным сказочникам.

Подчас ему доставалась от сказителей и баснопевцев побольше, чем Ваньке. Потому как Филипп с детства бывало, нисколько не задумываясь, спонтанно отличал истину от лжи.

Это происходило довольно часто, и он очень страдал, когда его пытались обмануть. Ему почему-то было мучительно стыдно за тех, кто лжет.

Притом независимо от того, нарочно ли они это делали с корыстными эгоистическими целями, или же врали просто так, из любви к искусству для искусства.

В последнем случае он аллергически краснел от стыда. Будто бы сам соврал, а не тот, кто невольно или же с самыми благими намерениями хотел ввести его в заблуждение.

Филипп непроизвольно запоминал ложь и мыслил от противного, тогда как память Вани больше помнила правду.

Этот мальчик всюду ее разыскивал. Он непрестанно находился в поисках авторитетных логичных свидетельств и достойных его доверия авторитетно компетентных представителей рода людского.

Из них первым авторитетом для Вани был его всемогущий отец, кардинально перекраивающий под себя всю без остатка окружающую среду. Вторым значился дедушка Гореваныч, нисколько не делавший скидку на Ванин возраст в своих разговорах с ним. Третьим же по значимости авторитетом едва ли не с первого предъявления посчастливилось стать Филиппу, обладавшему уникальной способностью не считать детей противными маленькими недоумками.

Напротив, умственно отсталыми Филипп полагал отвратное большинство взрослых людей. Ребенок-то еще может поумнеть, и у многих это несомненно получится.

Но вот у взрослого невелики шансы прибавить в уме и рассудительности или с бухты-барахты обрести разум и знания. Коль скоро ранее не нашлось ни того, ни другого.

Скорее, взрослые с возрастом мало-помалу утрачивают то немногое умственное и разумное, что у них когда-то имелось в детстве и юности…

Кое-какие из особенностей превратных взаимоотношений взрослых и детей Филипп растолковал маленькому Ване как равный равному. Логично и аподиктически на конкретном примере любимой до слез его первой учительницы в элитной начальной школе при университетском лицее.

Плакал, естественно, не Ваня, а училка, после того, как дед Гореваныч простонародно вразумил, конечно, без рукоприкладства "бабу-дуру", разъяснив ей, "паскуде", чей младший сын у нее учится. Горючие слезы и утешительный ценный подарок помогли этой педагогической тетке в определенной степени осознать свою глупость и недомыслие по отношению к людям, по праву пользующимся властью, влиянием, богатством, независимо от их официальных должностей и званий.

Расклад Филиппу был предельно ясен, даже без изучения привходящих обстоятельств. Он сам из учительской семьи в третьем поколении, начиная с могилевского прадеда Ирнеева, преподававшего в реальном училище. Дед Хосе — профессор ин'яза. Мать — завуч. Отец, сестра — учителя. Даже зять-придурок отирается в Белгосуниверситете.

— …Понимаешь, Иван, дело вовсе не в том, что твою мымру-училку подмывает или в жилу над кем-то издеваться, властвовать. Да и куда ей, дурынде лезть в начальство над детьми влиятельных родителей?

Вообразить себя на месте твоих отца-матери у нее фантазии хватит, наверняка она о том мечтает и люто им завидует. Но вот поставить себя на твое место, представить себя в роли ребенка, вспомнить себя в детстве — ей не моги. Ее поезд ушел, и время ушло.

У тебя все впереди, а у нее всего хорошего куда как мало осталось. И скорее всего не больше того, что есть.

— Думаете, она мне тоже завидует, Фил Олегыч?

— О нет! Ты для нее и весь ваш 1-й "Б" класс — рутинное занятие, ее способ обеспечивать себе существование и пропитание. Она действует по учебной программе: пройти материал, научить тому-то и тому-то, выставить оценки…

— Как биологический робот, автомат каких-нибудь Странников?

— Не совсем так, но в принципе похоже. Когда б она соображала что к чему, то спокойно позволила бы тебе и другим умникам время от времени читать вашу фантастику на уроках, а не конфисковывать книжки до конца полугодия.

Или нашла бы способ заинтересовать тебя школьной программой. Например, заставить тебя научиться каллиграфии, то есть красиво писать буквы. А то карябаешь, как курица лапой.

— Филипп Олегыч! Зачем писать ручкой, когда буквы проще вводить с клавиатуры?

— Ну ты, Иван, скажешь! Для того нужно менять учебную программу. Короче, установить в системе образования новую операционку…

— И всех учителей заставить такими системными блоками пользоваться!

— Невежливо, Вань, перебивать собеседника. Заметь, я не говорю: того, кто старше тебя…

— И умнее.

— Это ты сказал. Хотя устами младенца глаголет истина. Давай-ка, брат ты мой, вернемся к аглицким цветам и цифири. Отдохнули и будя…

С тех пор минул год с лишним. Ванька почти одолел второй класс. Его истинный первый учитель вот-вот войдет в статус неполного высшего образования. И оба они, несмотря ни на что, исхитрились, приладились приобретать знания так, как им удобно.

Как не раз убеждался Филипп, тем и хорош этот принцип обучения один на один, в варианте обратной связи являющийся методом "гувернер — воспитанник". Ведь он позволяет самым оптимальным образом совместить ненавязчивое свободное воспитание и жесткое насильственное усвоение специфических знаний, умений, навыков.