Александр Амфитеатров - Дьявол

• Название: Дьявол
• Автор: Александр Амфитеатров
• Жанр: История

---

Желание возвратить себе утраченное небо и раскаяние в нелепом возмущении высказывали многие дьяволы. Об одном из них, весьма достойном сожаления, сообщает неистощимый Цезарий. В старой английской поэме «The develis parlament or parlamentum of feendis» Дьявол сперва борется против Христа, пришедшего освободить души из ада но, убедившись, что не в силах ему противосстать, молил:

— Освободи же и меня вместе с ними! Из стремления к искуплению, естественно, родится воля к поступкам, к искуплению ведущим. Понятно, однако, что эти покаянные средства иногда приходится чертям не по вкусу и не один черт, попробовав их, отступал, махнув на судьбу свою рукой.

Св. Ипатий уговаривал однажды какого–то черта сотворить покаяние, но черт оказался таким остервенелым, что даже не пожелал признать себя грешником. Значит, не захотел сделать даже первого шага к спасению, потому что покаяние начинается сознанием греха. В одном итальянском апокрифе о состязании между христом и Сатаной, последний упрекает искупителя, что он возлюбил человека, жалкую тварь земную, более, чем его, Сатану, создание чина ангельского: — Человека ты искупил, а меня покинул в бездне отчаяния! — христос возражает:

— Если я не помогаю тебе, причина тому только та, что ты сам помочь себе не хочешь. Потому и помогаю человеку, что он сам себе помогает. Точно так же, как его, я спас бы и тебя, если бы ты догадался помочь себе: покайся, обожай меня, проси у меня милости, признай свою вину и поклонись мне, как владыке.

Сатана с гордостью отвечает:

— Я скорблю и сокрушаюсь о том, что я пал с неба, но не потому, чтобы я хотел поклониться тебе или признать себя виноватым. Скорее, чем поклониться тебе, я согласен быть брошенным на дно ада, в муки во сто тысяч раз злейших моих нынешних!

В древне–русской литературе всем вышеприведенным историям соответствует «Повесть о бесе Зерефере», сохранившаяся в списке конца XV или начала XVI века. Дьяволы заспорили между собой, могут ли они быть прощены от господа бога. Один из них, по имени Зерефер, берется узнать, как о том мыслит сам господь, и наущает одного святого подвижника вознести о том молитву. Явившийся ангел предупреждает праведника, что его обманывает лукавый бес, но, так как бог не отвергает никакого грешника, ищущего с ним примирения, то ангел сообщает подвижнику покаянный обряд, которым дьявол может возвратить себе прежнее ангельское состояние. И, когда бес явился за ответом, — «старец же отвеща: — Заповедати тебе повели бог сице: яко да стоиши на едином месте три лета к востоком, взывая во дни и в нощи: боже помилуй ми древнее зло! глаголя сие числом сто, и паки другое сто глаголя: боже помилуй мя мерзости запустения! и паки тоже число: боже помилуй мя помраченную прелесть! «И егда сия сотвориши, тогда спричтешися со ангелы божими, якоже преже». Зерефер же лестный он

покаяния образ отверг, восмеяси и глагола старцу: «О калугере! аз аще бых хотел нарещи себе древнюю злобу и мерзость запустения и помраченную прелесть, преже и от начала ее хотел сотворити и спастися; ныне же древнее зло не буди то аз, и кто се глаголет? Аз бо даже и до ныне дивен и славен бех, и вси бо аще повинуются мне, и аз сам себе нареку мерзость запустения и помраченную прелесть! Никако, калугере! не буди то, яко да аз в в таковое бесчестие себе всажу! Сия рек диавол, невидим бысть».

Черти не столь строптивого нрава, как этот угрюмый бес, не только интересовались путями к обращению, но даже пробовали исповедоваться. Но это редкий случай. Гораздо чаще брали они на себя маску духовников. В этом случае, они бывали очень опасны, так как развращали исповедников своей безграничной снисходительностью. В каком бы пакостном грехе не признался человек, черт — духовник, знай, утешает:

— Ничего! Не велика беда! Не обращай внимания! Каков черт в роли проповедника морали и житейской мудрости, показал Мефистофель в «Фаусте» Гете, дьявольски мороча студента, пришедшего к Фаусту за поучением и советом о выборе карьеры… Следуя дьявольским советам, студент — во второй части «фауста» — обратился в такого пошлейшего «приват–доцента, что самому черту стало совестно: какого вывел он «профессора по назначению».

Собственно говоря, казалось бы, исповедь для черта совсем уж не такое трудное дело, потому что он, уже по природе своей, страшный болтун. Даже скрывая адское существо свое, этот великий любитель мистификации не удерживается от искушения потанцевать немножко на их канате, ежеминутно рискуя опасностью обнаружить себя. Так, демон в «Волшебнике–чудотворце» Кальдерона, явившись Киприану моряком, потерпевшим кораблекрушение, рассказывает, под видом своей биографии, возмущение небесных духов против бога и всю, так сказать, историческую эволюцию дьявола…

Очень часто болтливые черти рассказывали святым мужам, без всякой в том нужды и спроса, самые сокровенные и плутовские ухищрения злобы своей. Петр Преподобный пытается изъяснить, какой силой они, такие хитрецы, вынуждены, однако, к откровенностям этим. Цезарий, повествует что однажды дьявол пришел–таки исповедоваться, уповая на милость господню. Духовник, священник жалостливый и умеренный, назначил ему в эпитимью — всего лишь трижды в день преклонять колена и, с сокрушенным духом, читать молитву: «господи боже, сотворший мя, согреших пред тобою, помилуй мя!» Но черт — так черт и есть: нашел, что такое унижение ему не вместно, и — тем и кончилось. Вильгельм из Вадингтона, автор «Руководства прегрешений», сообщает историю другого черта, который, заметив чудотворное действие и спасительные результаты исповеди, сам решил испытать ее силу и принес некоему мужу бесконечный и ужасающий список грехов своих. Но исповедь осталась без последствий, потому что грехи–то свои черт сосчитал, но покаяться в них отказался.

К другим таинствам черт терпимее: они меньше уязвляют его самолюбие. В одном шведском процессе 1669 года выяснилось странное обстоятельство: на шабаши местных ведьм дьявол приглашал священника и приказывал себя крестить.

Демон, подавленный сознанием своего несчастья, а еще больше ужасом пред самим собой, рыдающий о грехе совершенном, о рае, навсегда потерянном, но чувствующий, что он не способен ни просить, ни получить прощения, — Сатана Мильтона. Кому не известен знаменитый монолог его ужасного отчаяния — конец обращения к солнцу:

Итак — прощай, надежда; страхи все
И совести терзанья вместе с ней,
Прощайте. Безвозратно для меня
Все доброе погибло. Зло, лишь ты
Моим отныне вечным благом будь.
Благодаря тебе, с царем небес
Я властвую над миром наравне,
И больше чем полмира, может быть,
Покорным станет власти Сатаны,
О чем узнает вскоре человек.
И этот новый во вселенной мир.

(Перевод К. А. Лигского).

Не менее упрямым и свирепым являет себя Адрамелех в «Мессиаде» Кпопштока. Но обоих затмевает гордый и неукротимый Люцифер Байрона, когда отвечает Каину, который напомнил ему о боге, владыке вселенной:

Нет, клянусь небесами,
Где царствует лишь он, клянуся бездной,
И всею бесконечностью миров,
Где царствуем мы оба, — нет! он мой,
То правда, победитель, но не высший,
Моя борьба против него все та же,
Как в небесах небес была. За все,
Что в вечности таинственной сокрыто,
В пространстве, не имеющем конца,
Во мраке бездн неизмеримых ада,
За далью беспредельною веков,
За все, за все я с ним бороться буду,
За миром мир и за звездой звезда,
За новою вселенною другая
Трястися на весах должны, пока
Конец борьбы великой не наступит,
С конечным, истреблением его
Или моим. Иначе наступить
Не может он. Но можно ль истребиться
Бессмертию? Возможен ли предел
Неистребимой ненависти нашей?
Как победитель, он объявит злом
Того, кто побежден им; но добро,
Которого он должен быть податель,
В чем состоит? Будь победитель я,
Каким бы злом дела его считались!

Контрастом к этим грозным и свирепым дьяволам являются довольно многочисленные в поэзии дьяволы — покаянники, умевшие — таки найти спасение в милосердии божием и возвращенные в рай, так сказать, на вторичную службу. Таковы: Аббадона Клопштока, оплакавший смерть иисуса на Голгофе; обращенный и искупленный Сатана в «Консуэло» Жорж Санд и «Искушении» Монтанелли; «Спасенный Сатана» Альфреда де Виньи, не дописанная поэма, в которой Сатану спасала любовь Эллоа, ангела — женщины, родившегося из слезы христовой, воспетого также и нашим Случевским, — к сожалению, нельзя не признаться — в довольно — таки топорной поэме того же имени. Осталась недоконченной поэма Виктора Гюго «Конец Сатаны», имевшая сюжетом примирение Сатаны с богом.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Смерть дьявола

Обращению и искуплению дьявола есть помеха, которой не предвидели богословы: дьявол умер, не выждав конца мира. Умер, или умирает.