Лев Экономов - Готовность номер один

• Название: Готовность номер один
• Автор: Лев Экономов
• Издательство: Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Писатель Л. Экономов знаком читателю по историческим хроникам «Повелители огненных стрел», «Поиски крыльев», повестям «Под крылом земля», «В каменных тисках», «Капитан Бахчиванджи», романам «Перехватчики» и «Готовность номер один». Герои его книг — и те, кто прошел суровую школу Великой Отечественной войны, и те, кто служит в армии в мирное время, — люди большой отваги, пламенные патриоты, честно выполняющие свой гражданский и воинский долг.

Роман «Готовность номер один», вышедший впервые в нашем Издательстве в 1968 году, получил широкое признание у читателей и был отмечен поощрительным дипломом Министерства обороны СССР. Он посвящен воинам послевоенной армии, бдительно охраняющим наши воздушные границы.

---

Я, как ни в чем не бывало, подхожу к тому месту, где меня оставила Лера. Запускаю пальцы под ремень и расправляю морщины на шинели, облизываю пересохшие губы.

— Задержала вас, извините, — говорит она, подходя. Сует в карман пальто руку и достает конфету в обертке: — Это вам за терпение.

— Спасибо, не хочу.

— Если угощает девушка…

— Хорошо, возьму. — Кладу конфету в карман шинели.

Бродим по городу. Лера рассказывает его историю. Видно, она в самом деле очень любит свой древний город.

Страница девятая

Время на исходе. Нужно расставаться. Последний автобус через пятнадцать минут. А я еще ничего не успел сказать ей. И вряд ли скажу, что чувствую. И советы Мотыля здесь совсем не подходят. О них даже вспоминать стыдно.

Чтобы не опоздать, приходится ускорить шаг — на такси у меня денег нет. Лера не отстает. Звонко раздаются шаги на пустынной улице. У автобусной остановки уже все наши ребята.

Завидев меня и Леру, весело шумят, советуют поторопиться. Не успели мы приблизиться к ним, как из-за поворота показывается залитый светом автобус.

Все-таки надо сказать девушке что-то, хотя бы и не очень особенное, пока мы не подошли к ребятам. Но не знаю, что говорят в таких случаях.

— Извините, вот заставляю вас себя провожать, — говорю и сам ненавижу себя за эти банальные слова.

— Пустяки.

«Я буду помнить этот вечер», — хочется сказать мне, но дальше хотения дело не идет. Не хватает духу.

Автобус останавливается. С шипением открываются двери.

— До свидания, — говорю девушке и задерживаю ее руку в своей.

— До свидания.

— Целуйтесь скорее! — звенит у меня над ухом высокий бабий голос Бордюжи. — Сейчас трогаемся. — И дядюшка Саня громко гогочет. Он всегда смеется первым.

— Обойдемся, наверно, без подсказок, — спокойно, с достоинством говорят Лера. — Она ни чуточки не растерялась, дала отпор. Но в ее словах не было и пренебрежения к Бордюже. Она просто поставила его на свое место.

Вскакиваю в автобус. Сан Саныч качает головой.

— Ну и лопух ты, Виктор!

— Не лопух, а культурный парень, — возражает Скороход. Он уже читает книгу. На страницах полно формул. Вот человек! Просидел все увольнение в городской библиотеке — срисовывал схему для малогабаритного транзисторного приемника, который собирается сделать своими руками.

— Иль культурные не целуются? — усмехается Бордюжа.

— Смотря по обычаю, — продолжает Скороход, стараясь отвлечь от меня внимание. — Китайцы, например, кланяются друг другу, а в Тибете можно еще увидеть, как люди, приветствуя друг друга, высовывают язык. Элементарно.

Бордюжу это так рассмешило, что он уняться не может. Острит, что по приезде домой будет приветствовать всех, как в Тибете.

Я пробираюсь в конец автобуса, где сидит Герман. Первым делом хочется сбросить сапоги. Они окончательно доконали меня. Мотыль заговорщицки улыбается своей нагловатой улыбкой:

— Поздравляю, коллега!

— С чем?

— С тем, что подклеился к ней. Нет, ты определенно пользуешься успехом у слабого пола. Я видел, как ты ловко отшил этого очкарика Полстянкина на танцах.

— Что ты, она сама… — зачем-то начинаю оправдываться.

— Ладно, вижу, что втюрился с первого взгляда. Не осуждаю. Мировой кадр. Но с запросами, учти.

— С какими запросами?

— Не из тех, кто в кошки-мышки играет. Ха-ха!

— Это и хорошо, — говорю я, стараясь подделаться под его тон.

Он усмехается.

— На вкус и цвет — товарища нет.

— Тебе-то, положим, я знаю, что нравится.

— А я и не скрываю. Только не обо мне сейчас речь.

— И о тебе тоже. — Я смотрю ему в лицо: — Зачем ты целовался с Зиной? Как будто нет свободных девушек.

— Ах ты вот о чем! — протягивает он и щурит свои бесстыжие глаза. — Усек, говоришь. Ну так вот: девушки — это… девушки. Понятно?

— Не совсем.

— Подрастешь немного и поймешь.

— Нечестно это, — говорю Мотылю.

— Что именно? — в глазах у него появляется жестокое выражение.

— Ведь ты же ее не любишь, правильно?

— Много ты понимаешь в любви!

— Ты хочешь сказать, что вы любите друг друга?

— Я хочу сказать, что ты болван, — отрезает Мотыль. — И впредь не суй носа, куда тебя не просят. Ясно?

Я не отвечаю. У меня пропал всякий интерес разговаривать с Германом. А он уже рассказывает соседу очередной анекдот. Он их знает сотни.

В штабе мы сдаем увольнительные дежурному по части и идем в казарму. Вечерняя поверка уже проведена, и солдаты готовятся к отбою. Раздеваясь, вполголоса переговариваются. Мне так хотелось рассказать Семену о своем знакомстве, о том, какая хорошая Лера. Но последний разговор с Германом отбил всякое желание. Достаю из тумбочки фото Бабетты, что дал мне Мотыль, и с ожесточением рву на мелкие клочки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Страница десятая

Конец февраля. Зима больше не скряжничает, вытрясает из своих закромов вороха снега. Ошалелый ветер наверстывает упущенное, разметывает его во все стороны, пушит так, что в двух шагах ничего не видно. А сегодня вдруг ударил мороз, окна в казарме заиндевели. Даже сверхсрочники разводят руками: — Не видали здесь такого!

Но погода солдату — не указ. Технику все равно нужно держать в постоянной боевой готовности и совершенствоваться в своем деле. Об этом нам часто напоминает старший инженер полка. Этому подчинена вся наша жизнь.

Сегодня ночные полеты. После завтрака отправляемся в каптерку за техническим обмундированием, которое Бордюжа называет по-старинному амуницией.

Солдаты напяливают на себя плотные ватные одежды с шуршащими брезентовыми верхами, изрядно выцветшими за зиму, огромные валенки с толстенными подшитыми подошвами. Одеваются у сушилки, рассевшись прямо на полу. В эти минуты механики похожи на древних воинов, облачающихся в боевые доспехи, чтобы сразиться с неприятелем. Для нас таким неприятелем будет лютый холод и ветер, один на один с которым придется пробыть много часов. Неприятель этот, скажем прямо, коварный. Чуть зазевался, утратил бдительность — и получай обморожение со всеми вытекающими последствиями.

На аэродроме первым делом расчехляем самолеты. Чтобы снять чехол со стабилизатора, возвышающегося над всем самолетом, как огромная стальная степа, нужны и сноровка, и ловкость, и сила. Вот где пригодились спортивные занятия! Не случайно, значит, Скороход муштровал меня.

День пасмурный. Внутри самолета работаем с переносными лампами и фонариками, проверяем троса, тяги, крепления агрегатов. Огни взлетно-посадочной полосы отражаются в нависших над аэродромом тучах.

Тут же, у самолетов, колдуют и прибористы, и электрики, и радиолокаторщики, и оружейники. Пожалуй, их работу можно было бы сравнить с оркестром, где каждый играет свою партию.

В сумрачном небе глухо лопается ракета, окрашивая в светло-изумрудный цвет низкие аэродромные строения, лес антенн, автомашины с фургонами, в которых размещается сложное электронное оборудование системы слепой посадки, голые деревья с шапками вороньих гнезд, водонапорную башню в поселке.

А потом начинают гудеть турбины. Одна, две, три… десять… Аэродром похож на сказочную фабрику по выработке шума. Разговаривать совершенно невозможно. Хоть в самое ухо кричи — ничего не услышишь. Техники объясняются знаками, как глухонемые.

Опробовать современный реактивный двигатель на самолете, проверить все его многочисленные хитроумные устройства, называемые одним словом «автоматика», дело очень нелегкое.

Кроме проверки автоматики, техник обязан еще испытать работу двигателя на всех режимах, посмотреть, как действуют механизмы управления самолетом.

Прежде чем приступить к запуску, мой техник Щербина некоторое время сидит в кабине: может, обдумывает порядок пробы, а может, просто привыкает к арматуре. Я его вполне понимаю. На щитках управления столько всяких приборов, переключателей и другого оборудования, что без привычки глаза разбегаются. Одних сигнальных лампочек, наверно, с полсотни. Они — дополнение к приборам. С их помощью летчик контролирует работу агрегатов, которые, обеспечивают нормальный полет самолета. Малейшее отклонение в работе того или иного из них тотчас включит нужную лампочку. Летчик, немедленно принимай решение!

Подкатываю к носу самолета заградительную решетку с площадкой — наподобие клетки, в каких вывозят на арену цирка хищных зверей, а под колеса ставлю колодки. Однако одними колодками этот самолет не удержишь на месте во время пробы: слишком большую тягу развивает двигатель на форсажном режиме, а поэтому еще прицепляю самолет с помощью специальных привязных устройств из толстых тросов к крючкам, зацементированным в железобетонные плиты.