Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

Пока Симэнь готовил подарки, пришел Ин Боцзюэ. Он намеревался продолжить разговор о серебре, которое Симэнь пообещал подрядчикам Хуану Четвертому и Ли Чжи, но заметив суматоху, поинтересовался, в чем дело. Симэнь рассказал ему о помолвке своего сына с дочерью богатого Цяо.

— Пятнадцатого и твою жену на пир приглашаем, — закончил Симэнь.

— Только б ваша супруга дала знать, — говорил Ин Боцзюэ, — моя хозяйка явится незамедлительно.

— Знатных дам приглашаем, — продолжал Симэнь. — А мы на Львиную пойдем фонарями любоваться, ладно?

Ин Боцзюэ дал согласие и удалился, но не о том пойдет речь.

А пока расскажем об У Иньэр. Она первой прислала в подарок Пинъэр блюдо персиков долголетия, блюдо лапши долголетия, двух жареных уток, свиные ножки, а также два расшитых золотом платка и пару туфелек. Она поздравила Пинъэр с днем рождения и изъявила желание называть ее своей приемной матерью. Юэнян приняла подарки, а паланкин велел отпустить.

Ли Гуйцзе прибыла только на следующий день. Увидев У Иньэр, она незаметно спросила Юэнян:

— А она когда пожаловала?

— Она еще вчера подарки прислала, — объяснила Юэнян. — Приемной дочерью матушки Шестой пожелала стать.

Ли Гуйцзе промолчала. Целый день дулась она на У Иньэр, не перекинувшись с ней ни единым словом.

А между тем в переднюю залу от императорской родни Вана с корзинами костюмов прибыли двадцать актеров. Сопровождаемые двумя наставниками, они пошли поклониться хозяину. Симэнь распорядился их угостить и дал им под уборную свой западный флигель.

Стали прибывать гости. Актеры встречали их музыкой духовых и ударных инструментов. В большой зале от яств ломились столы. На полу красовались роскошные ковры. Первой пожаловала жена столичного воеводы Чжоу, за ней мать и жена военного коменданта Цзина и жена командующего ополчением Чжана. Их большие паланкины эскортировали отряды солдат, жены слуг шли сзади в качестве сопровождающих. Навстречу почетным гостьям вышли разодетые Юэнян и остальные жены Симэня. В задней зале после взаимных приветствий им предложили сесть и подали чай.

Церемониальное чаепитие не начинали, так как ждали жену исправника Ся. Приближался полдень, и слуги дважды ходили с приглашениями. Наконец после обеда пожаловала и госпожа Ся. Ее эскортировали солдаты, охраняло множество слуг, в числе сопровождающих шли домашние и служанки. Внесли ящик с ее нарядами. Забили в барабаны, заиграла музыка, когда она следовала в заднюю залу, где после взаимных приветствий собравшиеся уселись по чину и положению. Сначала пили чай в крытой галерее, потом перешли в большую заднюю залу. Гостьям служили Чуньмэй, Юйсяо, Инчунь и Ланьсян. Одеты они были в парчовые безрукавки, из-под которых виднелись ярко-красные атласные кофты и нежно-голубые, отделанные золотом юбки. Прически им украшали жемчужные сетки и золотые подвески-фонарики. Только на Чуньмэй выделялись ярко-красная парчовая безрукавка и подвески из драгоценных камней. Актеры играли сцены из «Западного флигеля». Но не будем рассказывать, как пировали и веселились в роскошных женских покоях гостьи Юэнян, а перейдем к Симэнь Цину.

Дождавшись, когда гости сели за чай, Симэнь оседлал коня и помчался на Львиную, куда позвал Ин Боцзюэ и Се Сида. Слугам он наказал захватить с собой две рамы с потешными огнями, а две других оставить дома для услаждения пирующих.

В верхнем помещении на Львиной были расставлены ширмы, развешены фонари и накрыты столы. Повару велели отнести туда два короба закусок и два жбана цзиньхуаского вина. Пригласили певиц — Дун Цзяоэр и Хань Юйчуань.

Надобно сказать, что Симэнь Цин загодя послал Дайаня, чтобы тот взял паланкин и пригласил на Львиную и Ван Шестую.

— Тетушка Хань, — обратился к ней слуга, — батюшка приглашает вас на Львиную. Потешные огни будут зажигать.

— Ну что ты! — отозвалась, улыбаясь, Ван. — Как я пойду? Неловко мне. А сам узнает, как быть?

— Батюшка с дядей Ханем разговаривал, — успокоил ее Дайань. — Дядя Хань велел вам побыстрее собираться. Хозяин собирался тетушку Фэн за вами прислать, да хозяйки наши пир устроили. Матушка Шестая попросила тетушку Фэн за Гуаньгэ присмотреть. Вот батюшка меня и прислал. Он двух певиц пригласил, а с ними и поговорить некому.

Ван Шестая выслушала Дайаня, но продолжала сидеть на месте. Тут в комнату вошел Хань Даого.

— А, вот и сам дядя Хань! — протянул слуга. — Не верит мне тетушка Хань.

— Правда, меня приглашают? — спросила она мужа.

— Да, батюшка очень просил тебя прийти, — подтвердил муж. — Он певиц пригласил, а их занять некому. Ждет тебя, ступай! Вечером потешные огни будут зажигать. Давай одевайся! Мне тоже велел закрывать лавку и приходить. Лайбао тоже домой пошел. Нынче его очередь в лавке ночевать.

— Оттуда рано не выберешься, — говорила Ван. — Ты уж немного посиди да иди. А то дом без присмотру оставляем. Тем более, в лавке не дежуришь.

Она нарядилась и в сопровождении Дайаня отправилась на Львиную. Жена Лайчжао, Шпилька, загодя убралась в спальне: повесила над кроватью полог, сменила постель и зажгла благовонные палочки, источавшие густой аромат. Были зажжены два обтянутых газом фонаря, на полу в жаровне тлел уголь. Ван Шестая прошла прямо в спальню и села на кровать. Через некоторое время вошла Шпилька и, приветствуя гостью, подала чай.

Насладившись фонарями, Симэнь и Ин Боцзюэ поднялись наверх и сели играть в двойную шестерку. На всех шести окнах пестрели занавески, а внизу царило карнавальное веселье. Они немного поиграли, закусили и подсели к окну полюбоваться фонарями.

Только взгляните:

Людской поток, моря шелков, парчи…
Немолчный гул — упряжки, экипажи…
Каскад огней в безоблачной ночи,
Из дальних мест народ собрался даже.

— А кто да кто будет завтра от Цяо? — спросил Ин Боцзюэ.

— Будет императорская родственница госпожа Цяо Пятая, — отвечал Симэнь. — Меня и завтра дома не будет. Утром я еду в монастырь на новогодний молебен, потом приглашен к столичному воеводе Чжоу Наньсюаню…

Тут Симэнь заметил в толпе под навесом Се Сида и Чжу Жиняня. Рядом с ними стоял кто-то в четырехугольной шапке.[624]

— Гляди-ка, не знаешь, кто это в четырехугольной шапке, а? — указывая пальцем в толпу, спросил он Боцзюэ. — Чего ему с ними делать?

— Лицо знакомое, а кто, не знаю, — отвечал Боцзюэ.

Симэнь позвал Дайаня.

— Ступай позови потихоньку дядю Се, — наказал он. — Смотри только, чтобы тебя Чжу Рябой и тот, в шапке, не заметили.

Дайань, малый смышленый и шустрый, тотчас же пробрался сквозь толпу к занавесу, незаметно проскользнул мимо Чжу Жиняня с незнакомцем и, зайдя сбоку, толкнул Се Сида. Тот обернулся.

— Батюшка с дядей Ином наверху пируют, — зашептал он. — Вас приглашают.

— Ступай, я немного погодя приду, — отвечал Се Сида. — Заведу их в цветничок, а сам и улизну.

Дайань тот же час растворился в толпе, а Се Сида завел приятелей в самую гущу разодетой толпы и был таков. Пока оба озирались по сторонам, Се Сида успел подняться наверх и раскланивался с Симэнем и Ин Боцзюэ.

— Ай-яй-яй, брат! Сам фонарями любуешься, а мне сказать не мог! — упрекал он Симэня.

— У меня с утра гости были, — оправдывался Симэнь. — Никак позвать не мог. Я и так уж брата Ина посылал, да тебя дома не оказалось. А Рябой-то не заметил? Да, скажи, пожалуйста, кто это с вами в четырехугольной шапке стоял?

— Да господин Ван Третий, сын полководца Вана, — объяснил Сида. — Они с Рябым Чжу, смотрю, ко мне идут. И давай он просить, чтобы я ему у Сквалыги Сюя триста лянов серебра в долг раздобыл. Хотел, чтоб мы с Сунем и Рябым за него поручились. Ему, видите ли, надо делать карьеру, в военное училище поступать, а мне-то какое до этого дело. Только я вышел с ними на фонарное шествие поглядеть, тут меня и позвали. Заведя их в цветничок, где погуще, юркнул в толпу и был таков — прямо сюда. — Се Сида обернулся к Ин Боцзюэ: — А ты давно пришел?

— Брат меня к тебе посылал, а тебя дома нет, отозвался Боцзюэ. — Ну, я и пришел, немного в шестерку поиграли…

— Ты сыт? — спросил Симэнь. — А то я велю слуге принести закуски.

— Куда там, сыт! С утра с ними провозился. Где ж мне было есть?

— Ступай на кухню, — обратившись к Дайаню, распорядился Симэнь, — скажи, чтоб накормили батюшку Се.

Вскоре заблестел убранный стол. На нем появились подносы с закусками, два блюда разваренного мяса, чашка мясного супа и чашка рису. Не успели Симэнь с Боцзюэ и оглянуться, как засверкали изнутри и снаружи подносы и блюда. Потом Сида покончил и с остатками супа, влив его в рис. Лайань стал убирать со стола, а Се Сида подсел к Симэню и Ин Боцзюэ, наблюдая за игрой в шестерку.

У ворот остановились паланкины с певичками. Носильщики держали в руках узлы с нарядами. Смеющиеся певицы вошли в ворота.