Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

Отчалили они десятого в первой луне, но о дорожных приключениях говорить не будем.

Когда они приблизились к плотине в Линьцзяне, стоявший на носу корабля Хань Даого вдруг заметил соседа Яня Четвертого. Тот стоял на палубе встречного корабля, а прибыл он сюда для встречи чиновного лица. Завидев Хань Даого, Янь поднял руку и крикнул:

— Хань Сицяо! А твой хозяин в первой луне скончался.

Тут корабль прибавил ходу, и они разминулись. Новость эту Хань Даого от Лайбао скрыл и никому не сказал ни слова.

Постигла в то время земли Хэнани и Шаньдуна великая засуха. На тысячи ли горела земля. Поля стояли голые — выжгло даже бурьян. Цены на хлопок и холст сразу резко подскочили. Кусок холста стоил на целую треть дороже прежнего. Повсюду встречались местные торговцы-барышники, выезжавшие навстречу прибывавшим купцам, у которых и перекупали товар прямо на пристани Линьцин или в ближайших местах.

Хань Даого стал держать совет с Лайбао.

— На корабле у нас, считай, на четыре с лишним тысячи лянов товару, — говорил он, — Цены, видишь, на треть поднялись. Не лучше ли продать половину партии здесь, а? Тогда и на пошлине выгадаем. Ведь и дома продать — то ж на то выйдет. А упустить рынок — потом пожалеешь.

— Ты, брат, конечно, прав, — отвечал Лайбао. — Ну а как батюшку прогневаем, что тогда?

— Я всю вину на себя возьму, — заметил Хань.

Лайбао был не в силах ему противиться, и они продали на тысячу лянов холста.

— Ты, брат, оставайся с Ху Сю на корабле, — распорядился Хань Даого. — Ждите, пока я пошлину уплачу. А тысячу лянов мы с Ван Ханем упакуем и по суше домой доставим. Я перед батюшкой и отчитаюсь.

— Письмо акцизному Цяню не забудь у батюшки попросить, — наказывал Лайбао. — Чтобы пошлину снизил и провоз не задерживал.

— Хорошо, — согласился Хань Даого и, упаковав вьюки, вместе с Ван Ханем отбыл в Цинхэ.

И вот однажды обогнули они полукруглую стену и въехали через южные ворота в город Цинхэ. Солнце начало клонится к закату. Тут на дороге повстречался им Чжан Ань, кладбищенский сторож Симэней. Он вез к городским воротам тележку, нагруженную вином, рисом и коробками снеди.

— А, дядя Хань! — воскликнул сторож. — Воротился?

Хань Даого обернулся к одетому в траур Чжан Аню и спросил, что случилось.

— Батюшка скончались, — отвечал Чжан. — Завтра, девятого дня третьей луны, седьмая седмица исполняется. Вот матушка Старшая распорядилась съестное на кладбище доставить. Заупокойную службу править будут.

— Какое горе! — не раз повторил Хань Даого. — И в самом деле, прохожего речь, — что надпись на камне. Не зря слух прошел.

Сел Хань Даого на осла, а когда они въехали в город, наступил вечер.

Только взгляните:

На перекрестках сверкают огни фонарей. Звон колокольный несется из дымки благоуханной храма Девяти Светил. Диск луны, яркий, повис вдали над лесом. Редкие звезды мерцают на небесах. В воинской части — чу! — горнист заиграл. Падают капли — времени счет ведут на башнях они часовых. Туманом со всех сторон укутался город. Во мглу погрузились террасы и башни веселья. Густой пеленою укрыты базары и рынки. У богачей в домах плотно зашторены окна. Под расшитые пологи томно ступают красотки. Свой кабинет покидает ученый.

Добрался Хань Даого до перекрестка, остановился и призадумался. Хотел было направиться к Симэню, да его уже не было в живых и время было позднее.

«Поеду-ка я домой, — рассуждал он, — переночую да с женой посоветуюсь. А к хозяевам и завтра успею».

Так и направились они с Ван Ханем на Львиную. У ворот спешились, отпустили погонщика и постучались. Служанка пошла сказать Ван Шестой.

— Батюшка вернулись, — доложила она.

Ван Шестая встретила мужа. Хань Даого вошел в ворота, поклонился перед изображением Будды и умылся, чтобы стряхнуть дорожную пыль. Вьюки внесли в дом. Ван помогла мужу раздеться, и он сел. Служанка подала чай.

Хань Даого рассказал про поездку.

— Повстречался мне брат Янь Четвертый, — заметил он. — Батюшка, говорит, умер. Только мы в город въезжаем, а нам навстречу сторож Чжан Ань с тележкой. Седьмая, говорит седмица подходит, не зря, выходит, слух прошел. Ведь на здоровье не жаловался. Что с ним случилось?

— Да как гром грянул, так с ним беда стряслась, — отвечала Ван. — От смерти никто не огражден.

Хань Даого развязал вьюк. В нем лежали купленные в Цзяннани одежды, шелка и дорогие украшения. Потом из двух сумок начал вытаскивать узелки один за другим, пока не выложил на кан тысячу лянов ослепительно белого сверкающего серебра в слитках.

— Это я по дороге наторговал, — объяснил он. — И домой поторопился, а то время позднее. Уж завтра утром отнесу. А тут у меня в двух узелках своя сотня лянов. Ну как, не оставлял он тебя своим вниманием?

— Когда жив был, еще туда-сюда, — отвечала Ван. — И ты еще думаешь серебро отдавать?

— Вот я и хотел с тобой посоветоваться. Может, отдать половину? Как ты считаешь?

— Ну и простофиля! — не выдержала Ван. — Хоть на этот-то раз дурака не сваляй! Нет его больше, понимаешь ты или нет? Нет у нас теперь никакого хозяина. А кто мы им такие! Родственники, что ли! «Отдать половину»! Чтобы потом неприятности нажить? А где, спросят, остальные? Уж отрубить, так сразу! Упакуем вещи, захватим это серебро и махнем к дочке в столицу. Не выпроводит же нас зятюшка. Он ведь у самого государева наставника на службе.

— Значит, дом бросим? — недоумевал Хань. — Нет, сразу с места не тронешься.

— Какой же ты, брат, несмекалистый! — продолжала свое Ван. — А почему бы тебе брата не позвать? Дай ему несколько лянов, пусть за домом пока присматривает. А от хозяев будут спрашивать, скажет: дочка, мол, их в столицу пригласила. Неужто они такой смелости наберутся — к государеву наставнику поедут? Ну и пожалуют — мы их не испугались.

— Но как же так! — воскликнул Даого. — Он, батюшка, сколько нам добра делал, а мы ему, выходит, изменой отплатим? Разве это порядочно!

— Будешь, говорят, соблюдать порядок, голодный насидишься. Он с твоей женой миловался. Возьмешь серебро — поквитаешься. А когда он умер, так я с благими намерениями жертвы приготовила, пошла почтить покойного. А знаешь, как меня Старшая хозяйка встретила?! Полдня не выходила, неотесанная потаскуха! А как только не обозвала! Я не знала, куда мне деваться. И ждать вроде неудобно, и уйти неловко. Потом уж, наконец-то, Третья вышла, приняла. Но я не осталась. В носилки — и домой. Так что за все мои унижения и мне из этих денег причитается.

После таких доводов жены Хань Даого приумолк. На том они в тот вечер и порешили.

А на другой день еще до рассвета, в пятую стражу, позвали Ханя Второго. Объявив о своем намерении, попросили его постеречь дом и дали не то десять, не то двадцать лянов серебра на расходы. Хань Шулер выразил полную готовность.

— Час вам добрый, брат и невестушка! — приговаривал он. — Поезжайте и будьте спокойны. А с ними я сам управлюсь.

Хань Даого забрал с собою Ван Ханя и обоих служанок. Наняли они две больших телеги, куда нагрузили сундуки и корзины с добром, миновали рано утром западные ворота и отбыли в Восточную столицу.

Да,

Разбита клетка из нефрита —
И феникса уж нет.
Ключ золотой дракон похитил
И свой запутал след.

Однако не станем говорить, как ехал в столицу Хань Даого. Расскажем про У Юэнян.

На следующий день она взяла Сяогэ и вместе с Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь, падчерицей, кормилицей Жуи и зятем Чэнь Цзинцзи отправилась на кладбище, где принесла жертвы на могиле Симэня.

— А я вчера дядю Ханя повстречал, — объявил Юэнян кладбищенский сторож.

— Он вернулся? — удивилась Юэнян. — Что же мне не доложил? Наверно, сегодня придет.

После возжигания бумажных денег Юэнян оставалась на кладбище недолго.

Она торопилась домой. А по возвращении послала Чэнь Цзинцзи к Хань Даого и велела разузнать, где корабль с товаром.

Цзинцзи постучался в ворота, но ему не открывали. Потом вышел Хань Второй.

— А брата с невесткой племянница моя в столицу вызвала, — заявил он, — Где корабль — понятия не имею.

Когда зять доложил Юэнян, она забеспокоилась и велела Цзинцзи скакать на пристань. Через три дня он добрался до Линьцина и отыскал корабль, на котором оставался Лайбао.

— Передавал вам брат Хань тысячу лянов? — спросил Лайбао.

— Да он к нам и не показывался, — отвечал Цзинцзи. — Его сторож Чжан Ань видал. На другой день мы на кладбище были, потом меня матушка к нему посылала узнать, но он, оказывается, с женой в столицу уехал. И серебро с собой прихватил. С кончины батюшки седьмая седмица вышла, и матушка беспокоится. На пристань меня направила.

Лайбао ничего ему на это не ответил, а про себя подумал: «Разрази его Небо! И меня обманул. Недоброе задумал. Так вот почему он, оказывается, товар на пристани продавал. Выходит, рядом человек, а душа его за тысячи ли». Когда он узнал о смерти Симэня, то решил пойти той же дорожкой, что и Хань Даого. Завлек он Цзинцзи на пристань, где они гуляли в кабачках и домах веселья с приглашенными певичками. Лайбао между тем тайком прибрал к рукам на восемьсот лянов товару и передал его на хранение на один из постоялых дворов.