Людмила Астахова - Бог из машины

• Название: Бог из машины
• Автор: Людмила Астахова
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50374-2

Корни дерева Проклятия уходят глубоко в тьму веков. Их питает страх и ненависть поколений, и кажется, что не будет конца этой кровавой цепи. Но у свободы и спасения есть цена. Иногда платой становится жизнь и посмертие князя, иногда – целого народа. Кто-то обменяет любовь на корону, а кто-то – без страха шагнет в огонь. Проклятие обернется благословением, а вера – безумием. Но все имеет свою цену, и этот путь придется пройти до конца. И заплатить сполна.

---

В обществе Искателей строго-настрого запрещалось пытаться узнать настоящие имена товарищей по борьбе. И в общем-то этому мудрому правилу юноши следовали неукоснительно, тем более что за неповиновение уставу кружка полагалось вполне определенное наказание. Будущих революционеров уже накрепко повязала кровь их бывшего брата Философа. Тот оказался звеном слабым и ненадежным, много спорил, а потом и вовсе решил выйти из кружка. Приговор вынесли здесь же, в подвале Эгнайра, и на месте привели в исполнение. При всем хладнокровии и непримиримой уверенности в своей правоте юный Книжник до сих пор иногда вздрагивал, вспоминая, насколько… неаккуратно все получилось. И отмывать стены, опять же, пришлось ему, и именно в его саду, под кустом роскошной ициарской сирени, покоятся теперь останки малодушного предателя. С другой стороны, какой еще судьбы может заслуживать этот подлый пес? Брат Мастер так и сказал: «Революция не бывает бескровной, друзья. Собаке – собачья смерть!»

А сирень в тот год покрылась гроздьями цветов пышности неимоверной, а уж пахла так, что все окрестные девицы поневоле держали носы по ветру…

Так что из всех своих соратников Эгнайр знал только настоящее имя брата Мастера, и то лишь потому, что был знаком с руководителем общества еще до вступления своего в кружок. Кроме того, господин профессор Ардан Лау частенько посиживал в техническом отделе университетской библиотеки, где они, собственно, когда-то и познакомились. Профессор Лау был в ученой среде человеком влиятельным и уважаемым, занимался сверхсекретными разработками в закрытой лаборатории и водил дружбу с такими людьми, чьи имена полагается произносить только при запертых дверях, шепотом и с оглядкой через плечо. Именно он порекомендовал юного и старательного студента Акэлиа кое-кому из иерархов местного Эсмонд-Круга (как бы не Самому!), отчего юноша получил хорошо оплачиваемую и почетную работу в секретных фондах библиотеки и доступ к таким вещам, что… Нет, вот об этом уже нельзя упоминать не только шепотом, но даже и в мыслях.

Разумеется, Эгнайру все это безмерно льстило. А кому не понравится держать руку, так сказать, на пульсе великих событий, а? И с превеликой гордостью он отправился на встречу с братом Мастером, чувствуя себя охотничьим псом, волокущим в зубах утку любимому хозяину. Отчасти.

Под сводами книгохранилища, среди возвышенной тишины и танца пылинок в солнечных лучах, проникающих сквозь цветные витражные стекла стрельчатых окон, возбуждение Эгнайра несколько улеглось. Он даже устыдился слегка своего порывистого и не очень-то обдуманного желания, так сказать, поделиться добычей. Настоящая живая шуриа – это, конечно, бесценная находка, но… Еще неизвестно, как отнесется брат Мастер к его самодеятельности. В кружке не слишком приветствовалось подобное проявление активности, без уведомления товарищей по борьбе.

Но профессор Лау смятенные надежды Эгнайра оправдал полностью. Выслушав юношу с благожелательным одобрением, этот великий человек полностью поддержал его благую идею «распотрошить», образно выражаясь, уникальный экземпляр редкостной породы – на благо общего дела и грядущей революции.

– Отлично, Эгнайр, отлично! – Брат Мастер чуть прищурил янтарные глаза и быстро потер длиннопалые, с идеально чистой кожей, сухие ладони. Настоящие руки ученого – изящные, сильные, прекрасной формы, с коротко остриженными ногтями, чуть-чуть пахнущие миндальным мылом. – Тебе следует пригласить ее на наше собрание… скажем, послезавтра. Да! Ты же еще не знаешь. Послезавтра в Ициар приезжает некий господин Тиглат, тоже шуриа, один из лидеров шантийского сопротивления. После открытой лекции и благотворительного приема со сбором пожертвований на нужды шантийских повстанцев он посетит наше общество. Нам ведь нужны союзники, Эгнайр, притом обладающие практическим опытом многолетней борьбы… Я уже несколько раз говорил с ним и полагаю, что в лице этого шурианского «вождя» мы обретем единомышленника. И очень хорошо, что ты тоже нашел для нас шуриа! Во-первых, мы сможем сравнить, насколько интенсивны магические эманации у мужчины и у женщины, а во-вторых, господин Тиглат для опытов нам пока не годится… Как ты считаешь, эту женщину станут искать?

– У меня создалось впечатление, что она… если и не скрывается, то все равно желала бы сохранить инкогнито и как можно меньше попадать в поле зрения властей, профессор. Учитывая последние события… – Эгнайр чуть брезгливо сморщил нос. – Вообразите, меня обыскивали на границе, приняв за ролфийского шпиона!

– Эгнайр, – строго заметил господин Лау. – Должен ли я напоминать тебе о том, чем мы здесь занимаемся? Эта шпионская истерия, охватившая наш город, жалостно смешна, однако я считаю, что в некоторых случаях стоит даже слегка перегнуть палку, чем раскаиваться потом в собственной недальновидности. Если толпа полупьяных школяров и перепуганных лавочников повесит на фонарях десяток-другой подозрительных бродяг, пусть так. Они – несчастные ослепленные животные, ущербные по самой своей природе. В свое время мы используем это их свойство, а пока – пусть их галдят! Чем сильнее они будут бояться – божков, духов, ролфи, шуриа… – тем проще нам будет ими потом управлять. Мне нужно возвращаться к работе, юноша. Ступай и не спускай глаз с нашей находки. И найди благовидный повод, чтобы заманить ее на собрание. Возможно, ей станет любопытно пообщаться с сородичем, как знать?

Алезандез Лойх, Благой тив

Еще один ясный солнечный денек! Тив Алезандез в несколько меленьких глоточков допил свою утреннюю кадфу и деловито звякнул в серебряный колокольчик. Пора-пора, петух пропел: «Пр-ри-иниматься за р-работу!»

В отличие от большинства своих сородичей, Алезандез Лойх просыпался с первыми лучами солнца, а на покой отправлялся еще до восхода первой из лун. Конечно, диллайн, можно сказать, ночные птицы, однако в сознании обывателей ночью творятся исключительно темные дела, а глава Малого Эсмонд-Круга был весьма внимателен в общественному мнению. Полностью перестроиться на не слишком-то удобный ритм жизни ему удалось далеко не сразу, однако если уж тив Алезандез за что-то брался, то делал это хорошо. С имперскими предрассудками и заплесневелыми традициями следует безжалостно бороться. Где, на каких скрижалях, скажите на милость, золотом выбито, что эсмонд должен быть суров, спесив и мрачен? К чему корчить такие величественные мины, что все окружающие сразу же начинают скорбеть животом? Придет пора, и даже от ритуального длиннополого одеяния можно будет отказаться, сменив его на модный сюртук и шелковый галстук, а торжественные песнопения при служениях переделать на что-нибудь, более близкое непритязательным вкусам обывателей. К примеру, хоровое пение на современный лад, и не исключено, что с плясками. Религиозные обряды должны быть народу не только понятны, но и интересны. А значит, придется подстраиваться ко все ускоряющемуся шагу времени. Пусть твердолобые фанатики вроде Хереварда выстраивают на пути прогресса баррикады замшелых догм. Умный человек не пытается противостоять стихии, он ищет способ ее использовать. А у тива Алезандеза пока что не было оснований считать себя дураком.

– Заставляете себя ждать, Сид! – недовольно каркнул эсмонд, и вошедший в кабинет с сафьяновой папкой под мышкой красавец, будто бы спорхнувший со страниц модного журнала, едва заметно поморщился.

Тив Алезандез довольно усмехнулся. Природа наградила его не только исключительно светской внешностью, но и голосом, совершенно не подходящим для чтения проповедей и молитвенного пения. Резкий, скрипучий и пронзительный, более всего он напоминал вороний грай, и представитель Эсмонд-Круга в Свободных Республиках отлично о том знал. Он и на вид напоминал раскормленного ворона, и каркал так же. Зато какой отличный способ добавить бодрости и прыти подчиненным! Умный человек даже недостатки свои обращает в достоинства, не так ли?

– Опять блудили, милейший? – безжалостно, с какой-то язвительной игривостью осведомился тив Алезандез. – Смотрите, доиграетесь с вашими бабочками, дружочек. Здесь вам не Саннива! Извольте соблюдать должный вид и избавляться от примет ваших ночных игрищ, когда являетесь на доклад. Я не для того вытащил вас из «святого курятника» Хереварда, чтобы вы меня компрометировали. Внешняя умеренность и безусловная аккуратность в связях, мой дорогой Форхерд! Кто вам мешает посещать наше собственное заведение, где бабочки, по крайней мере, не растреплют по всему Идберу о ваших пристрастиях? – и совершенно неформально подмигнул. – Ну-с, к делам, к делам! Что наши шантийские змейки?

Тив Форхерд Сид, из высших иерархов синтафского Эсмонд-Круга превратившийся в личного помощника главы Круга конфедератского, игривостью и шуточками нынешнего патрона не обольщался, равно как и не смущался его упреками. Алезандез Лойх и сам не дурак пошалить с «бабочками» и набить объемистое, совсем не по-диллайнски кругленькое брюшко изысканными яствами да запить все это шипучим вином. Однако идберранские реалии действительно отличались от имперских в том смысле, что конфедератские толстосумы своим порокам предпочитали предаваться за наглухо закрытыми дверьми, на людях демонстрируя преданность семейным ценностям и высочайшую мораль. Чем выше, тем лучше. И считаться с чистеньким ханжеством конфедератов приходилось даже эсмондам. Особенно если эти эсмонды намеревались выжить и сохранить силы в стремительно меняющемся мире. Тив Форхерд предпочел захватывающие перспективы должности личного помощника Алезандеза амбициям и обреченным трепыханиям синтафских неудачников. Херевард Оро уперся и вот уже который век твердит свое «Вера есть Сила!», будто токующий глухарь, не слыша шагов охотника по палой хвое и щелчка взводимого курка. А тив Алезандез, поглаживая брюшко и меленько содрогаясь то ли от хихиканья, то ли от сытой икоты, говорил как бы между прочим вещи, от которых Форхерда Сида, тоже в общем-то, не мальчика, бросало то в жар, то в холод. «Вера есть Сила, как любит говаривать Херевард. Хе-хе. Но что же в действительности есть наша Вера, дорогой мой Форхерд? Станем ли мы обожествлять корову за то, что она дает сладкое и жирное молоко? Нет, мы будем холить ее и лелеять, но не сочтем же буренку существом, равным себе, верно?» Пример с коровой был любимым у тива Алезандеза в немалой степени еще и потому, что во всей Конфедерации не найти было большего любителя парного молочка и жирных сливок. «Наша беда в том, что Херевард мало того, что уверовал в разумность и божественность нашей коровы, так еще и приучил ее жрать один лишь клевер да люцерну! Конечно же, теперь, когда кормовая база прискорбно уменьшается, наша упрямая скотина упирается рогом! Но ничего, дружочек, ничего. Лаской, терпением и твердостью можно выдрессировать даже горного медведя. Подохнуть с голоду не захочет ни человек, ни зверь, ни Предвечный. Постепенно мы приучим его кушать то, что сможем положить ему в кормушку».