Любовь Овсянникова - Найти виновных

• Название: Найти виновных
• Автор: Любовь Овсянникова
• Издательство: Журнал "Стожары"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2005

Автор уверена, что будущее может легко читаться людьми, ибо дается им в предощущениях. Именно в них скрыты его вещие знаки, и благодаря этому ход будущего иногда поддается корректированию. Но как научиться слушать себя, как научиться читать денотаты судьбы, открыты ли уже законы ее дешифровки? Да, и о них мы кое-что знаем. Например, мы знаем, что балансирование между «хочу» и «нельзя», между «надо» и «не стоит» обеспечивает безопасное равновесие бытия. Но не остановится ли жизнь, если все станут вести себя осмотрительно? А может, талант мудрости, как и любой талант, дается лишь избранным? Поиски ответов на эти вопросы и являются задачей художественной литературы, что продемонстрировано этим рассказом.

---

— Да, здорово придумано! Только, если позволите, я сначала позвоню своим авторам. Так торопился, что из Киева не успел. Для меня же это было не главным, — еще раз объяснил он цель своей поездки после двухчасового рассказа о себе.

Они сидели в гостиной ее квартиры, выходящей окнами на Преображенский сквер. В зеленое время года собор, давший название скверу, прятался за листвой. Теперь же, в конце ноября, деревья обнажили скелеты веток и сквозь них желтели золоченые купола. Мир стоял сер и непригляден. Даже дождь украшает природу своим тоскливым цветом. Сухой же и безморозный ноябрь — пыльный, тусклый, сумрачный — был как обморок года, как изнанка бытия. Смотреть на него не хотелось.

А здесь из окон третьего этажа виднелись не только купола — желтые! — но и небо — голубое! — застывший мир, прочерчиваемый иногда косяками птичьего грая. Ясенева роскошно его угощала — домашнюю пиццу они запивали белым сухим «Мартини» и говорили о материях, милых сердцу.

Он потянулся к столику с телефоном и набрал номер Крутько Евдокии Филипповны. Ему сразу же ответили.

— Евдокии Филипповны нет дома. Кто ее спрашивает?

— Это звонят из Киева, издательство «Знаки Зодиака». Мне необходимо повидаться с нею для заключения издательского договора на учебник, — терпеливо побеждал Александр недоверие в тоне собеседника.

— Она болеет.

— Что такое? Это не опасно? — забеспокоился он не на шутку.

— Вообще-то опасно. У нее инсульт.

— Господи! — вырвалось у него непроизвольно.

— Кризис уже позади, но она еще в больнице, — поспешили успокоить Александра.

— И что? — не знал, как спросить, сможет ли Евдокия Филипповна работать. Наконец нашелся: — Каков прогноз?

— Обещают, что она сможет трудиться. Спасла трепанация черепа, операция, — объясняли ему терпеливо и доходчиво.

— Ну и славно! Передавайте ей привет от Александра Михайловича.

Следующий номер, который набрал Александр, тоже ответил сразу, но нужного ему человека, как и в предыдущем случае, не оказалось на месте, правда, по другой при­чине — Коваленко Афанасий Ильич уехал на месяц к дочери в Москву, там родилась внучка.

— Не знаю, что и делал бы без вас, Дарья Петровна. Свалился к вам на целый день. Вы уж меня простите и спасибо за терпение, — от неловкости Александр начал заикаться, с ним это случалось иногда.

— Что, никого нет?

— Никого, как назло.

— Тогда я и кассету портить не буду.

— Как это «не буду»? — воскликнул Александр. — Читать не хотите, а теперь и запи­сать отказываетесь.

— Мы и так можем послушать.

— Естественно, и так послушаем, пока кассета будет переписываться, — Александр достал свой диктофон.

— Как знаете. Тут на полтора часа, — предупредила Ясенева, повысив голос. — Все писать?

— А то!

Дарья Петровна подсоединила к сети выпрямитель, подключила к нему диктофон гостя, поставив его на запись. Затем вынула из подзарядного устройства пальчиковые ак­кумуляторы и, вмонтировав их в свой диктофон, включила его на воспроизведение.

 И полился голос, читающий стихи. Это не просто был голос Ясеневой, это было звучание Ясеневой наедине с сокровенным. Его магия потрясала. Был он глуше, чем обычно, исчезла звонкость и появилась несвойственная ему хрипотца, хрипотца тоски и сожаления, доносящая до слушателя такое внутреннее волнение, такой накал переживаний, что мороз пробирал.

                                   Я падаю, как раненная лань.

                                   Не сплю ни днем, ни темными ночами —

                                   Все отдаю,

                                   Но не вернуть мне дань

                                   Разлукам тем, что пролегли меж нами.

                                   Разлуки эти… Кто придумал их?

                                   Такое тяжкое людское бремя,

                                   Ложащееся сразу на двоих,

                                   Бессонницам не внемля, ни смиренью.

Колдовала печаль, терзание надежды и ожидания. Ясенева заговаривала боль, пропускала ее через себя и выливала прочь этим голосом, похожим на вздох и стон.

                                   Я чувствую вдруг радость и восторг

                                   От мелкого колючего дождя,

                                   От серой мглы, скрывающей простор,

                                   От неуютных зарев октября.

                                   Приемлю все: и ветер, и туман,

                                   Коротких дней холодную печаль,

                                   И всех бессонниц давящий дурман,

                                   И расстояний сумрачную даль.

                                   Преодолею дали и года,

                                   И страх и горечь — все перетерплю,

                                   Чтобы в ответ на сдержанное «Да»

                                   В эфир кричать с безумием: «Люблю!».

Опускались безрадостные ноябрьские сумерки, день погружался в ночь, захлебываясь темнотой, так при жизни и не налившись пронзительным светом.

— Пора мне, — вздохнул Александр, когда стих плач утрат.

— Да, стало совсем темно, — посмотрев на часы, Ясенева удивилась: — Еще только че­тыре часа!

— Час Быка, самое больное время года.

— Позвоните мне, Александр, когда приедете на место. У вас ведь это без проблем, — показала на аппарат сотовой связи, привычно покоящийся у него под рукой.

— Это будет часов в восемь-девять, — прикинул он. — Нет, поздно. Не хочу вас беспокоить. Я и так у вас день отнял.

— Хорошо, тогда я вам позвоню.

Александр согласно кивнул и в ту же минуту почувствовал, что ужасно устал. На него словно тонна груза опустилась. Была ли это тяжесть тоски — по ком? — или тоска тя­жести — чего? — разобрать не представлялось возможным. Ноги приросли к полу, руки отяжелели, глаза изучали комнату, словно ища, за что бы зацепиться и удержаться тут, чтобы не выходить, не уезжать, не отстраняться.

— Я провожу вас до остановки, — Ясенева принялась надевать пальто.

И он понял, что никогда больше не увидит ее. И пришла мысль о смерти. Неужели она умрет? — задавался он вопросом, и положительный ответ на него не казался ему абсурдным, наоборот, было в этом что-то неотвратимо-логичное после всего, что он услыхал в стихах.

По сути они мало знали друг друга. Так, разовые встречи на книж­ных ярмарках: Харьков, Запорожье, Киев, Ялта… Но впечатление от этих встреч остава­лось неизменно приятное, стойкое. И невольно утверждалась мысль о достаточно прочном знакомстве.

И она к нему относилась так же: с открытой, искренней доброжелательностью и доверием. Она была сильным человеком, способным на поступок, короче говоря, из тех, кого теперь называют харизматическими лидерами. Но слабой ее стороной оставалась мягкость, съедавшая все силы, доброта, влетающая в копеечку, и незлопамятность, чем пользовались ее враги. Она умела строить сложные, но честные отношения и не умела ин­триговать, в результате чего часто страдала, проигрывая современные бесчестные бои за выживание.

— Знаете что, — Александр нерешительно остановился на выходе из квартиры, сделал шаг назад и прикрыл за собой дверь. — Я заеду к вам на обратном пути, можно?

— Конечно, вы же так и не подписали свои договора с авторами.

— Тем более. Но… — он не мог понять, что его беспокоит и, следовательно, не мог определить, как избавиться от этого беспокойства. — Простите, вы ведь еще не на пенсии?

Ясенева неопределенно хмыкнула, давая понять не так то, что она не скрывает свой возраст, и не столько извиняя Александра за неожиданный вопрос, сколько удивляясь такому вопросу, совершенно ничего не значащему ни для кого из них. Ибо она, перейдя опытом сердца весь земной путь, была теперь выше обычных мерок. Но он, в силу молодости, еще не должен был придавать им много значения, заострять на них внимание, должен был еще пребывать в мире иллюзий о вечности и человеческом всесилии.

— Нет. Почему вы спрашиваете? — ничто не ускользало от ее внимания, и то, что Александр был угнетен смятением и нерешительностью, подавленностью и растерянностью, показалось опасным состоянием для дальней дороги, тем более ночью. — Не уезжайте сегодня, — предложила она. — Завтра раненько проснетесь, отдохнувшим и свежим, и с новыми силами поедете завоевывать Ларису. У меня вон комната для вас есть, все удобства, даже свободный компьютер, если захотите поработать.

— Нет, она меня ждет сегодня. Надо ехать. Проклятые деньги! Я думаю, вы здорово нуждаетесь в них.