Станислав Куняев - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Станислав Куняев
• Жанр: Поэзия

КУНЯЕВ, СТАНИСЛАВ ЮРЬЕВИЧ (р. 1932), русский советский поэт, литературный критик. Родился в Калуге. Мать — из семьи калужских крестьян, в советское время окончила два высших учебных заведения — институт физкультуры и медицинский, стала известным врачом в своем городе.

Предки по отцовской линии из Петрозаводска и Н. Новгорода — русские офицеры, губернские чиновники, земские врачи.

Имя деда по отцу — А. Н. Куняева, профессора медицины, увековечено на двух мемориальных досках в нижегородском краю: на здании больницы Красного Креста в центре города и на стене земской Карамзинской больницы в Арзамасском у., вблизи Дивеевского монастыря и Серафимо-Саровской пустыни, где дед и бабушка Куняева работали врачами в начале века.

Там же родился его отец, который впоследствии стал преподавателем истории и погиб в н. 1942 во время ленинградской блокады. Похоронен на Пискаревском кладбище. А дед с бабушкой умерли во время гражданской войны от тифа — их нижегородская больница в те годы была военным тифозным госпиталем для красноармейцев. Похоронены были, как известные нижегородские граждане, на кладбище Печерского монастыря. Когда монастырь в н. 30-х закрыли, то монастырское кладбище сравняли с землей, и могилы предков поэта были утеряны.

Сам Куняев закончил в 1951 в Калуге среднюю школу с золотой медалью, отучился на филологическом факультете МГУ и по своей воле уехал работать в Тайшет Иркутской обл. в районную газету «Сталинский путь». В Сибири проработал с 1957 по 1960. Сначала заведующим сельхозотделом местной газеты, а потом собственным корреспондентом областной иркутской газеты «Восточно-Сибирская правда». Стихи начал серьезно писать в университете, первые публикации в Иркутске и в Новосибирске (журнал «Сибирские огни») появились у Куняева во время сибирского периода его жизни.

Тогда же он познакомился с молодыми иркутскими писателями В. Распутиным, А. Вампиловым, В. Шугаевым.

Первую книгу стихотворений «Землепроходцы» издал по возвращении из Сибири в своем родном городе Калуге в 1960. По этой своей первой книге Куняев в том же году был принят в Союз писателей СССР.

С тех пор у него вышло более 30 книг — стихотворных сборников, книги критики и публицистики, за одну из которых — «Огонь, мерцающий в сосуде» поэт был удостоен звания Лауреата Государственной премии России.

Куняев не без оснований считается одним из самых значительных поэтов своего поколения. Некоторые его стихотворения стали широко известными — даже знаменитыми («Добро должно быть с кулаками», «Размышления на Старом Арбате», «Карл Двенадцатый» и др.).

В 60—90-х он вместе с Н. Рубцовым, А. Передреевым, А. Жигулиным, Ю. Кузнецовым неизменно входил в перечень поэтов, определяющих патриотическое, почвенное, русское начало в современной поэзии с большой «присадкой» имперской государственной идеи.

Именно в этот период его поэзия постоянно присутствовала в идейных схватках и спорах, которые велись в печати и устных дискуссиях самыми разными, порой враждующими между собой группками критиков и поэтов (В. Кожинов, А. Анинский, Т. Глушкова, С. Чупринин, Ю. Селезнев, О. Михайлов, Е. Евтушенко и др.).

Но если в поэзии Куняева властвует чувственная многоликая, противоречивая стихия жизни и даже культ свободы творчества («Отдам всю душу Октябрю и Маю, но только лиры милой не отдам»), то в своих гражданских деяниях, поступках и заявлениях он крайне резок, целеустремлен и пристрастен.

Будучи уверен в значительности и неколебимости своего поэтического мира, Куняев весьма рискованно несколько раз в жизни и в советское и в постсоветское время ставил на карту и свою литературную репутацию, и карьеру, и житейское благополучие.

В 1977 он один из главных участников знаменитой дискуссии «Классика и мы», ознаменовавшей собой первое крупное восстание русских национальных сил, борющихся за влияние на общество с силами советского еврейского культурного истэблишмента, поддерживаемого прозападной частью партийной верхушки. Продолжая эту борьбу, в 1978 Куняев написал известное подцензурное письмо в ЦК КПСС (поводом было издание группой советских писателей диссидентского склада альманаха «Метрополь»), где прямо обвинил высших партийных чиновников в политическом двурушничестве, в потворстве антирусским и антигосударственным группам писателей, процветающим в те времена в литературной жизни страны. В результате этих двух акций он в 1980 был освобожден от должности рабочего секретаря Московской писательской организации, где работал с 1976.

Все последующее десятилетие поэт жил жизнью свободного художника, много ездил по России — подолгу жил в Сибири, на русском Севере, писал стихи, рассказы, очерки, жил одной жизнью с геологами, рыбаками, охотниками, что впоследствии помогло ему в создании двухтомника своих воспоминаний и размышлений «Поэзия. Судьба. Россия».

В 1989 благодаря настойчивым требованиям писателей С. Викулова, Ю. Бондарева, В. Распутина, В. Белова ЦК КПСС соглашается с тем, чтобы Куняев стал гл. редактором популярного литературного журнала «Наш современник». На этом посту в течение последующего десятилетия в полной мере он показал себя, как русский человек и продолжавший лучшие национальные традиции государственного патриотического крыла «шестидесятников». Журнал «Наш современник» за эти годы становится поистине духовным центром, объединившим все лучшие духовные силы России.

В условиях жесточайшей борьбы за существование, открыто борясь с масонским прозападным горбачевско-ельцинским режимом, журнал искал и ищет пути возрождения России и спасения русской цивилизации.

Куняев, будучи на острие этой борьбы, как и в прежние времена принимал страстное участие в событиях авг. 1991, открыто поддержав попытку ГКЧП спасти страну от разрушения, в спасении Союза писателей России от погрома «демократов» (именно он разорвал бумажку Музыкантского, в которой было требование закрыть Союз писателей России за его поддержку антигорбачевского ГКЧП), в событиях окт. 1993 у Белого дома и в Останкино. К 100-летию со дня рождения С. Есенина Куняев вместе с сыном выпускает книгу «Сергей Есенин», выдержавшую 4 издания.

Опубликованы воспоминания Куняева «Поэзия. Судьба. Россия» (кн. 1–3).

---

1983

" Сладко брести сквозь январскую вьюгу… "

Сладко брести сквозь январскую вьюгу…
Холод. Погреться бы. Знаю Калугу —
В церковь зашёл. До чего же пуста.
Вижу — остриженный парень в шинели.
Батюшка что-то бубнит еле-еле.
Роспись: Иуда лобзает Христа.

Снег на шинели у юноши тает.
Влага на тёмные плиты стекает.
Как бы то ни было — служба идёт
И у священника, и у солдата…
Ряса тесна, а шинель мешковата.
Плавится воск и на бронзу течёт.

Свечи горят, и мерцают погоны.
Парень печатает долу поклоны.
Окна задёрнул крещенский мороз…
Где призывался и где ты родился?
Как ты со службы своей отлучился?
Что ты ответишь на этот вопрос?

Я подвигаюсь к нему в полумраке,
Вижу в петлицах условные знаки,
Соображаю: ракетная часть.
Что привело тебя в древние стены?
Винтик, ты выпал из мощной системы,
Как бы и вовсе тебе не пропасть.

Ветер повеял, и дрогнуло пламя.
Молча глядит Богоматерь на парня.
К куполу тянется тонкий дымок…
Все вы единого дерева ветки.
Но почему же твои однолетки
Молятся на металлический рок?

Чем озабочен? Спасением мира?
Ты бы спросил своего командира,
Пусть объяснят тебе политруки…
Может быть, ты ошарашен виденьем,
Если себя осеняешь знаменьем,
Взмахами юной солдатской руки?

…Резко выходит в свистящую вьюгу.
Может быть, что-то поведать друг другу?
Следом спешу. В переулке ни зги.
Разве тебя, молодого, догонишь?
Вижу — в бушующем мареве тонешь.
Слышу — во тьме пропадают шаги…

1987

РИМСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Аллеи мраморных статуй,
И каждая — народный идол.
Бок о бок средь фонтанных струй
То еретик, то инквизитор.

Здесь тоже шёл подсчёт голов
Во имя партий и религий,
Но не крушил колоколов
Ни Троцкий и ни Пётр Великий.

Собор апостола Петра,
Литые бронзовые двери…
А где-то чёрная Мегра
Течёт сквозь северные дебри.

В былые времена в Мегру
Чека приплыло поутру
И приказало сжечь иконы,
Спилить обетные кресты…

И с той поры от красоты
Здесь только море, лес, да льды,
Да лебединых свадеб звоны.
Да древних елей чёрный ряд,
Да куст рябины на пригорке,
Да поднебесный, робкий взгляд
Дебильной девочки-поморки.

1988

" Коль земная могучая ось "

Коль земная могучая ось
Вдруг изменит свой угол наклона,
И прогреется солнцем насквозь
Полюс холода у Оймякона,
И растает Великий Сугроб,
Брат Антарктики и Антарктиды,
И настанет всемирный потоп
На планете, сошедшей с орбиты —
Я тогда сколочу свой ковчег
И по тёмным российским глубинам
Поплыву, словно прачеловек,
К араратским священным вершинам,
Чтоб найти у библейской горы
На спасенье последние шансы,
Где, как братья, разводят костры
И армяне и азербайджанцы.

1990

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ «КАЛУЖСКАЯ ХРОНИКА»

Мир электричества и грёз,
воскресный, праздничный, кричащий.
Я нынче твой почётный гость,
я посетитель твой случайный.
Я погружаюсь в этот мир,
иду центральною аллеей
к семейству гипсовых оленей,
минуя типовой сортир.
Мои лошадки-карусели,
вы постарели без меня —
я был готов на самом деле
отдать полцарства за коня,
сменять послевоенный рай
на это головокруженье…
Теперь — другое положенье,
ходи, что хочешь выбирай.
Желаешь — лезь на колесо,
а хочешь — умирай от смеха,
наткнувшись на своё лицо
в зеркальном павильоне смеха.
Кто крайний? Очередь свою
отстаиваю со спокойствием:
за удовольствием стою,
приятней, чем за продовольствием!
Вот почему, взглянув из мглы
на вехи мировой культуры,
я вам скажу, что мне милы
шедевры гипсовой скульптуры.
Они мне больше говорят
о таинствах судьбы и славы,
чем выстроившиеся в ряд
гермафродиты из Эллады.
Я вам напомню: два вождя
сидят в провинциальном парке,
и лебедь, тёмный от дождя,
плывёт… Уплыл… Уже на свалке.
Я вам напомню: мощный бюст
дважды героя из Калуги —
и столько возникает чувств
под ропот среднерусской вьюги!..
А пионер, трубящий в горн,
вновь побелённый к Первомаю!
Взгляну на них и всем нутром
свою эпоху понимаю.
Да будет вечен этот гипс,
его могучая фактура!
Вот дискобол: плечо и диск,
а между ними — арматура…

1968–1975