Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

В те годы после окончания ВУЗа следовало идти работать по «направлению». Раз проучился бесплатно — иди работать, куда направят — в любой район нашего большого Союза, хоть на Чукотку.

Известен анекдотичный случай распределения на мехмате МГУ. Выпускники — мехматовцы, обычно называемые механиками, в обыденном понятии — чистые математики. И распределили их по институтам Академии наук. А тут в МГУ явился с визитом Хрущев и заявил, что механики должны работать механизаторами в колхозах, а не «греться» в московских институтах. И весь выпуск «механиков» был направлен в колхозы. А выпускники — молотилки от веялки отличить не могут, для них самое «приземленное» в механике — это уравнения Лагранжа 2-го рода.

Так вот, жена моя получила свободное распределение (из-за малолетнего ребенка), а меня направили в марганцовую шахту Чиатурского района в болотистой глуши Западной Грузии. На этих вреднейших шахтах только зеки и работали. Там после пяти лет работы — эмфизема легких и хана тебе (кто не понимает слово «хана», поясняю — это абзац, амба и т. д. до буквы «я», русский язык богат синонимами!). А тупые дети артельщиков, заплатив взятки, получали направления в Москву, Ригу, Ленинград, Киев, разве только не в Рио-де Жанейро.

Но жена, походив в Министерство образования Грузинской ССР, добилась-таки моего «освобождения» от шахты, и я отправился в Москву сдавать экзамены в аспирантуру, как об этом я договорился с моими благодетелями Федоровым и Недорезовым. Скрепер-то надо было доделывать, денег было ухлопано много…

И вот в начале сентября я снова в Москве. Благодаря опубликованным трудам — авторскому свидетельству, статье в журнале, и ходатайству благодетелей, мне разрешили поступать в аспирантуру без обязательного стажа работы в течение двух лет.

Советская власть считала, что молодой специалист после окончания ВУЗа должен проработать 2 года в колхозе механизатором, или на Красном Богатыре мастером цеха, забыть всю науку, кроме мата, а потом спокойно поступать в аспирантуру — научный успех будет обеспечен! Ну, а мне — в порядке исключения, разрешили-таки учиться дальше.

Что ж, сдал я специальность; экзамены принимали сами Федоров и Недорезов, вопросы задавали про скрепер, а я серьезно на них отвечал, благо чувствовал я скрепер всеми частями своего тела, более всего спиной — тяжеловаты были его детали, особенно дышло!

Английский сдал легко и непринужденно — сказались занятия, которые я давал жене. А вот с историей КПСС, которую тоже надо было сдавать при поступлении в аспирантуру, вышла заминка.

Не буду обсуждать, на какого хрена история отдельно взятой партии аспиранту по техническим специальностям, а скажу только, что у меня тогда начал завязываться роман с девушкой по имени Валя. И мы с большой компанией товарищей затеяли поход в лес на субботу-воскресенье с ночевкой в палатках. Валька должна была идти со мной «в паре».

Но что-то изменилось, я так и не понял что, и вместо одной Вальки, в поход пошла другая — ее подруга. Подошла так просто ко мне и говорит: «Я вместо Вальки такой-то, зовут меня тоже Валей, не ошибешься». Критический осмотр показал, что вторая Валька была существенно хуже первой, но выбирать не приходилось, и я согласился на замену. Тем более, выпивки брали с собой достаточно. Взял я с собой и толстый синий фолиант — историю КПСС, будь она неладна — в понедельник с утра назначен последний экзамен.

Весело так гуляли, выпили малость, нашли под вечер полянку, разбили палатки. Мы с Валей любовно ставили наше «гнездышко», укладывали в нем два матраса, подмигивая друг другу, дескать, два может и не понадобится. На полянке горел большой костер, мы выпили, закусили, пожелали друг другу спокойной ночи; Валя заранее залезла в палатку стелить постели, я же задержался минут на десять с ребятами — надо же было допить, что оставалось

— водка-то до утра выдохнется!

Залезаю, как хозяин, в палатку, а там на «моем» матрасе лежит какой-то тип, которого я и не замечал раньше. Рослый мальчик лет пятнадцати, чей-то сынок, почему-то лег не со своими родителями, а полез в палатку к Вальке. На мой недоуменный взгляд она ответила, что мальчику спать негде, и она пустила его «к нам». Еще Валька заметила, что мы поместимся и втроем, а мальчика (который был повыше меня!) положим в середине.

Я заключил, что все происходит к лучшему. Молча достал том Истории КПСС и сел к костру. Всю ночь я пробыл дежурным у костра, подбрасывая палки (в костер, разумеется!) и «запоем» читал про историю «нашей любимой партии». Утром я немного поспал в палатке, свободной от Вальки и «недоросля», и опять продолжил чтение моего «бестселлера».

Валька снова липла ко мне, но я молча отстранил ее, благо поутру я еще раз ее осмотрел попристальнее и покритичнее. Нет, спасибо недорослю, иначе бы я себя совершенно перестал бы уважать! Да и столько водки у нас не нашлось бы!

Роль этой второй Вальки в походе я до сих пор так и не понял; пусть это так и останется малоинтересной загадкой навсегда. Днем мы возвратились к себе в городок. Я окончательно дочитал учебник и понял, что без ночного бдения, я его бы так и не осилил.

На экзамене я получил по истории КПСС «четверку», первую за пять лет учебы. Преподаватель, толстенький весельчак, все время пытался узнавать мое собственное мнение о событиях в истории партии. А на мои ответы давал язвительные комментарии: «Ваше мнение совпадает с точкой зрения фракции меньшевиков», «так думали оппортунисты», и т. д. Я не выдержал и напрямую спросил, что он собирается мне поставить.

«Хорошо», наверное, — нерешительно ответил преподаватель, — с тройкой, а тем более с двойкой вас не возьмут в аспирантуру! Молодец — хоть и коммунист, но оказался порядочным человеком!

Да что я ополчился так против коммунистов? Мой кумир — Сталин, был коммунистом, талантливейший организатор, спасший страну от атомной агрессии США — нарком Берия, внучатым племянником которому я прихожусь, тоже был коммунистом. Мои благодетели — Федоров и Недорезов — тоже были коммунистами, причем Федоров уже потом долгое время был парторгом ЦНИИСа. Мои отец и мать были коммунистами. Комендант общежития МИИТа — взяточник Немцов — тоже коммунист, причем убежденный, мы как-то беседовали с ним об этом. Парторги институтов, где я работал, тоже были приятными людьми и собутыльниками — часто моими друзьями. Так что грех ругать всех коммунистов подряд, они все поодиночке, в общем — люди нормальные, а вот когда вместе соберутся и голосовать начнут — нет хуже сволочей!

В результате я получил две «пятерки» и одну «четверку», и был принят в аспирантуру. Учеба начиналась с января уже 1963 года, так что оставалось месяца три для устройства на работу. И мне надо было срочно уезжать в Тбилиси и устраиваться на постоянную работу с окладом не менее 100 рублей в месяц. Поясню, почему.

Так как меня приняли в аспирантуру в виде исключения без трудового стажа, стипендию мне, вроде бы, и не полагалось выплачивать. В Положении об аспирантуре было сказано, что стипендия назначалась в размерах последней заработной платы, но не свыше 100 рублей в месяц. А так как я еще нигде постоянно не работал, то и последняя зарплата равна нулю рублей. А в Москве я не мог устроиться на работу, нужна «прописка», а у меня была только тбилисская. Надеюсь, что слово «прописка» еще знакомо бывшим советским людям?

Итак, я уже в Тбилиси и лихорадочно ищу работу. Кинулся на знакомую табачную фабрику, но получил «от ворот поворот». Им еще нового «останова» не хватало! И я устроился по объявлению «Организации требуются инженеры-конструкторы» на почтовый ящик № 66.

В почтовом ящике

Не подумайте, что это какое-нибудь почтовое отделение, где нужно стоять с высунутым языком, ожидая, что кто-нибудь захочет приклеить марку и воспользуется его влажной поверхностью. Нет, это была серьезная военная организация, где разрабатывались телетайпы для армии. А чтобы не выдавать секрета, организация называлась «Почтовый ящик». Таких «ящиков» по стране были тысячи, и все знали, чем в них занимаются. Спросишь, бывало: «Как пройти к почтовому ящику № 31?» А тебе отвечают: «Это что, к авиазаводу?» И т. д.

Начальник отдела, куда я устраивался, по фамилии Мхитаров, хитрый армянин, тщательно выведывал у меня, почему я не поехал по распределению. Ответ выглядел убедительно: «А кому охота в марганцовую шахту лезть?». Диплом был «красный» — с отличием, и Мхитаров взял меня, но осторожно назначил зарплату всего в 80 рублей.

«Проявишь себя — повысим!» — резюмировал он.

Я соглашался — выбора-то не было! 80 рублей — это около 25 бутылок водки, то есть что-то около 80 долларов получалось по покупательной способности. Но мне нужно было 100 рублей, и я начал «проявлять себя», хотя мне и предложили месячишко осмотреться и привыкнуть.