Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Валя оказалась женщиной, что надо. Да, до директоров всем нам только расти и расти! Так просто директорами, особенно магазинов не становятся! Тут нужна сноровка, ум, и главное — решительность и самостоятельность. Слюнтяи и интеллигенты директорами магазинов не бывают!

Я был наверху блаженства. Такая умная, в меру страстная и удобная женщина мне встретилась впервые. С ней было легко; что-то решать, предпринимать и думать было не обязательно. Тебе всегда выдавалась самая правильная в мире инструкция, как поступать.

Две секунды, два движения — и Валя снова одета и в порядке. Даже я отстал в приведении себя в нормальный вид.

— В девять машина придет, тебе уходить надо, — целуя меня, прошептала Валя, — я тебя выпущу. — Шмотки не забудь, — напомнила она, и вывела меня за дверь магазина. — Я тебя позову сама! — напоследок сказала Валя.

Я зашел за угол «Пожарки» и стал наблюдать за входом в магазин. В девять часов, действительно, приехала машина — ГАЗик, который тогда называли «козлом», с военными номерами. Валя вынесла из магазина две полные тяжелые сумки и передала их кому-то в машине. Затем села рядом с водителем и «козел» отъехал.

Два раза в неделю Валя по утрам звала меня на разгрузку машины. Те же два-три бутылки в обмен на «бой». Никакого намека на былую близость — я с ней опять на «вы». Только перед расставанием, передавая бутылки, Валя одними губами шептала: «В восемь постучишь в окошко!», и тут же заходила в магазин. Так продолжалось до самой весны, до таяния снегов, прилета птиц, подснежников, фиалок, ландышей и сирени. И в одну из интимных встреч в подсобке, когда у нас оставалось до девяти еще полчаса, Валя затеяла неожиданный разговор.

— Ты, я вижу, человек неженатый, — она хихикнула, — кольца нет, да и опыта тоже никакого. А ведь рано или поздно жениться-то надо! Я тоже — незамужняя, никто пока замуж не позвал. Да и я себя на помойке-то не нашла, за всякого охломона не пойду. А вот ты мне — по сердцу пришелся! Ты — не наглый, умный, что тебе говоришь, то ты и делаешь! Не глядишь, чего-бы хапнуть на халяву! Мы были бы отличной семьей — всем на зависть. Ну, будешь ты получать свои четыреста — но ведь и все. А у меня всегда будет еще «кое-что», и не меньше. Вот так будем жить — и Валя оттопырила вверх большой палец сжатой в кулак левой руки, а пальцами правой сделала такое движение, как будто посыпает солью кончик этого оттопыренного пальца.

Я такой жест видел впервые, видимо он означал, «очень, очень, хорошо!».

— Что скажешь? — Валя вопросительно посмотрела на меня.

Что мне было ей сказать? Я блудливо водил глазами «долу», не в силах взглянуть ей прямо в лицо, как это делала она, и говорил, что надо бы закончить учебу, защитить диссертацию, а какой я сейчас жених со ста рублями в месяц?

— Все понятно! — сказала Валя и выпроводила меня из магазина, как обычно.

Но тщетно я ждал по утрам ее озорного крика: — Гулия, Гулия! — она не звала меня больше. Я проследил, кто же разгружает ей машину по утрам, и увидел большого полного «дядю» в кепке. Видел я, как она передала ему две бутылки водки, и он ушел. А вечером машина пришла уже не в девять, а в восемь часов. Водитель заглушил двигатель, погасил огни, и, заперев дверцу, постучал в заветное окошко в магазине. Через минуту Валя отперла двери, пустила его внутрь, и, оглянувшись по сторонам, заперла двери снова.

Я постоял немного и пошел к себе в комнату.

— Что-то ты сегодня рановатого, да и грустный какой-то! — оторвавшись от работы, подозрительно проговорил Вадим. Я только вздохнул в ответ, и пошел в комнату Серафима, где раздавались громкие пьяные разговоры …

Невинные развлечения

Жизнь в общежитии шла своим чередом. Напротив «Пожарки» через переулок (рядом с Валиным магазином) освободилось маленькое одноэтажное здание, и туда решили переселить аспирантов и научных сотрудников ЦНИИС, оставив в «Пожарке» только рабочих и, частично, инженеров. Но я и Вадим отказались переезжать, и нам оставили комнату на двоих.

Освободилась всего одна комната, куда заселили молодого инженера Валерку Кривого (это его фамилия), и странного типа по имени Иван Семенович (иначе его пока никто не называл). Ивану Семеновичу было лет сорок, он был маленького роста с большой треугольной головой и тонкой, с запястье толщиной, шеей. Глаза у Ивана Семеновича были белые, водянистые и выпученные, как у рака, зато голос был зычный и басовитый. Он когда-то безуспешно учился в аспирантуре и остался работать инженером. С ним часто случались анекдотические происшествия, и после одного из них он получил прозвище, заменившее ему имя.

Почему-то Иван Семенович часто ходил в бывшую Ленинскую библиотеку что-то читать. И рассказал нам, за рюмкой, конечно, что в него там влюбилась красавица — дочь директора этой библиотеки.

— А разве в меня можно не влюбиться, — на полном серьезе говорил он нам, — у меня такая эрудиция, такая интеллигентная внешность, такие умные глаза …

— Про глаза молчал бы, казел! — заметил ему слесарь Жора, взбешенный самодовольством Ивана Семеновича.

И вот захотела эта дочка познакомить свою маму, со слов Ивана Семеновича, как раз директора знаменитой библиотеки, с нашим героем.

— Я гордо так независимо захожу в кабинет директора, представляюсь ей,

— рассказывает Иван Семенович, — а она как глянет на меня, и, чуть не падая со стула, говорит: «Да вы же монстр, Иван Семенович!».

— Теперь вы знаете, кто я — я монстр, монстр! — гордо кричал Иван Семенович, расплескивая вино из рюмки.

— Казел ты, а не монстр! — обиженно сказал Жора и, плюнув на пол, вышел из комнаты.

Тогда слово «монстр» было всем в новинку. Иван Семенович понял его как «донжуан, супермен», и страшно гордился, повторяя каждому и всякому: «Я — монстр, монстр!».

Мы с Валеркой Кривым специально взяли из библиотеки том какого-то словаря и дали всем прочесть: «Монстр — урод, чудовище», и что-то там еще. Написали это крупно на листе бумаги, дали ссылку на словарь и повесили на стенку. Иван Семенович прочел это объявление, погрустнел, и что-то в нем надломилось. Он перестал горлопанить своим обычно бравурным голосом, начал изъясняться тихо и как-то виновато. Но прозвище «Ванька-монстр» к нему прилипло навечно, а «Иван-Семеныча» забыли напрочь …

Так вот, этот «Ванька-монстр» приводил иногда в свою с Валеркой комнату, донельзя падших, пьяных и старых проституток с Казанского вокзала. Видимо, обычные женщины, кроме разве только дочек директоров государственных библиотек, брезговали им. Валерке приходилось выходить погулять, это ему не нравилось, да и вшей, по-научному — педикулеза, боялся. И придумали мы с ним, как проучить нашего «монстрика».

Мой магнитофон «Днепр», который уже долго простаивал без дела, сыграл здесь свою роль. Валерка поставил его под кровать Ваньки-монстра, когда он привел очередное страшилище с Казанского. Дескать, переодеться надо перед «прогулкой» и тому подобное. И включил магнитофон на запись на малой скорости, чтобы надольше хватило.

Через час «монстр» обычно выпроваживал свою «пассию», провожая ее до автобуса. Мы же перетаскивали магнитофон ко мне в комнату и монтировали одну продолжительную запись. Потом носили магнитофон с этой записью по комнатам, где народ выпивал, и нам за это наливали тоже.

— Ты моя первая любовь, ты мое первое чувство! — отчетливо можно было разобрать басок Ваньки-монстра.

— Мм-хррр-мать! — слышался ответ его «пассии».

Народ хохотал до колик. А как-то и сам Ванька-монстр услышал эту запись. Вскоре после этого он переселился в другое общежитие, а потом женился на совсем старой татарке, но и она его бросила. Потом следы его затерялись совсем.

С Ваньки-монстра мы переключились на местного полусумашедшего по прозвищу «Фидель Кастро». У него было еще одно прозвище, но об этом в свое время. Фидель Кастро ходил в кирзовых сапогах, носил военные френч и брюки, а также большую бороду, отчего и получил свое прозвище. Он часами просиживал в столовой ЦНИИС, беря бесплатно стакан за стаканом несладкого чая. Возьмет в рот глоток чая и полощет, полощет им зубы, уставившись неподвижным взглядом куда-нибудь в стенку, и потом уже проглотит…

«Вождю кубинской революции» было под тридцать лет, родом он был из деревни Медведково. В те годы в пяти минутах ходьбы от нашего современного городка была настоящая деревня, с печным отоплением деревянных домов, выгребными ямами и прочими атрибутами деревенской жизни где-то в глубинке. Даже остановка автобуса № 61 у нашего городка по-старинке называлась «деревня Медведково».

Успехом у девок наш Фидель не пользовался по причине слабого ума, хотя он и сочинял стишки. Вот один из них:

Цветет сирень, идет весна, и молодежи не до сна!

Сам слышал, как он его на улице зевакам декламировал.