Эрик Ластбадер - Цзянь

• Название: Цзянь
• Автор: Эрик Ластбадер
• Жанр: Детектив

---

- Но зачем? Какое значение она может иметь в современном мире?

- Она заключает в себе силу. Силу, которой ее наделили давным-давно.

- Силу делать что?

- Этого я не могу сказать. Возможно, сама жизнь даст ответ на твой вопрос.

Какое-то время они сидели молча. Блисс потупила голову, словно в такой позе ей лучше думалось.

- Отец, кто еще включен в йуань-хуань2 - спросила она наконец.

На мгновение ей показалось, что он сейчас взорвется от возмущения. Он вскочил, но тут же какая-то поразительная мысль пришла ему в голову и он рухнул в кресло, как подкошенный.

- Поразительные вещи, - сказал он тихо, - творятся в этом мире. Раньше никто из моей семьи не осмелился бы задать мне такой вопрос. И вот извольте! Его задаешь мне ты! Женщина!

Он покачал головою.

- Отец, - сказала она, приближаясь к нему. - Я не хотела гневить тебя.

Она опустилась перед ним на колени, склонив голову.

- Не надо так, - сказал он. - Не надо, доченька. Но внутренне он не мог не растаять от такого дочернего послушания. Что поделаешь? Такой уж она человек: послушание и преданность странным образом сочетаются в ней с независимостью. Впрочем, и это тоже результат воспитания, которое он ей дал.

- Даже тебе, курьеру йуань-хуань. такие вещи не положено знать, - сказал он назидательным тоном. - Во многие тайны этой организации тебя нельзя посвящать.

- Но почему? Джейк неизбежно начнет задавать вопросы. Чем дольше мы будем вместе, тем больше вопросов он задаст. И что же, в ответ я должна молчать?

Он долго не отвечал, и Блисс не знала, то ли он не слышал, что она сказала, то ли он просто не хотел отвечать.

- В настоящее время важно, чтобы Джейк знал как можно меньше, - наконец произнес он. - Это входит в твое задание. Я понимаю, это нелегко. Но задание есть задание, и оно должно быть выполнено... Ты знаешь меня, боу-сек. Знаешь лучше, чем кто-либо из всех моих детей. Лучше, чем когда-либо знала моя жена. Я - традиционалист. Отказ от наследия предков чреват только одним пеплом. Поддержание традиций, которые сделали нас такими, каковы мы есть на сей день, - это наша обязанность, если мы не хотим конца нашей культуры. Гвай-ло забрали у нас очень много, но хотят еще больше. Они ненасытны. Они не остановятся, пока не заберут у нас все.

Цунь Три Клятвы смотрел на нее своими старыми-престарыми глазами. Ему очень хотелось дотронуться до нее, хоть это и не принято в китайской культуре. Она ему была так дорога, сердце его было полно такой любви к ней и боли за свою страну, что оно, казалось, не выдержит и разорвется. Его рука дернулась, но осталась лежать на подлокотнике кресла.

- Никогда не отказывайся от традиций, - сказал он наконец. - Не поддавайся соблазнам перенять деловую хватку американцев, аффектацию английского "общества". В один прекрасный день тебя может потянуть к западным ценностям: их быстрым автомобилям, их хищнической философии. Ты можешь почувствовать, что тебе хочется стать своей среди них и забыть край, который взрастил тебя.

Блисс чувствовала отца рядом с собой. Это, по идее, должно было бы ее успокоить, но сейчас она, наоборот, дрожала от ощущения обеспокоенности и страха, волнами исходившими от него.

- Я выполню то, что от меня требует йуань-хуань, - заверила она его.

Цунь Три. Клятвы посмотрел на нее с нежностью. Он поднял свой стакан и залпом допил виски.

- Я в этом не сомневаюсь, боу-сек.

Когда Стэллингс проснулся, было уже одиннадцать часов дня. Он вытаращил глаза, посмотрев на часы. Потом вспомнил, что он добрался до отеля только в три часа ночи, проболтавшись без толку весь вечер в различных притонах якудзы. Он свесил ноги с кровати, сел, разгребая пальцами спутанные волосы. Просто уму не постижимо, со сколькими людьми он переговорил, сколько версий отбросил! Но это не важно. Главное, его попытки найти следы Ничирена ни к чему не привели. Впрочем, чему здесь удивляться? Несмотря на то, что он свободно говорил по-японски, он все равно гайдзин. И, будучи иностранцем, он не имел ни одного шанса проникнуть в святая святых японского преступного мира. Вот черт! подумал он. Еще один дурацкий день, который он так бездарно провел в Токио, пытаясь прошибить лбом каменную стену.

Поднявшись с кровати, он заметил, что у кнопки вызова горничной мигает лампочка, возвещая, что для него на вахте есть какое-то сообщение. Он поднял трубку и попросил соединить его с консьержем. Так и есть: кто-то оставил для него записку.

- Когда вы ее получили? - спросил он.

- Извините, сэр. Я пришел в девять. Она была уже в вашей ячейке.

Стэллингс повесил трубку, мысленно завязывая на память узелок: надо поговорить с ночным консьержем, когда тот придет. Он протопал в ванную и стоял под холодным душем, пока не почувствовал себя человеком.

Облачился в легкие брюки цвета хаки и полосатую рубашку. На ноги одел легкие мокасины и, прихватив нейлоновую куртку, спустился вниз. Проходя мимо вахты по дороге в столовую, взял адресованную ему записку.

После первой чашечки крепчайшего кофе открыл конверт. "До моего слуха дошло, - прочел он, - что вы интересуетесь вопросами весьма специфического и деликатного характера. Конечно, вы понимаете сами, что ответы на ваши вопросы не валяются где попало и что., необходимо принять некоторые меры предосторожности, чтобы избежать неприятных последствий, прежде чем снабдить вас этими ответами. Кроме того, поскольку ответы так же опасны, как и вопросы, они стоят недешево. Поэтому, если вы по-прежнему хотите получить их, будьте на платформе станции "Гиндза" токийского метро сегодня в 12.30".

Подписи не было, как не было никакой дополнительной информации ни на самом листе нелинованной бумаги, ни на простом белом конверте, в который этот лист был вложен. Естественно, не было ни марки, ни печати, поскольку письмо было просто оставлено на вахте. И человека, который принес его, не остановили на пути к стойке консьержа, и сам консьерж безропотно дал ему ключик к почтовой ячейке Стэллингса. Единственное, что он знает, так это то, что послание было доставлено между тремя часами ночи и девятью часами утра.

И еще одна деталь. Письмо написано определенно мужской рукой.

Стэллингс посмотрел на часы. Уже за полдень. Надо поторопиться, чтобы поспеть к назначенному времени. Он дал себе ровно минуту, чтобы оценить складывающуюся ситуацию. Были ли у него причины отказаться от встречи? Он не мог придумать ни одной. Если он оставит без внимания эту записку и будет продолжать вечернее интервьюирование всяких темных личностей, он просидит в Токио до судного дня.

Тем не менее, осторожность не помешает. Он быстро расписался на чеке, оставив завтрак нетронутым. У него были дела поважнее в его номере. И очень мало времени на их выполнение.

У Айпин чувствовал, что его совершенно доконала эта длинная, трудная неделя, в течение которой он выстраивал в боевой порядок силы ЦУН для решительного броска с целью проникновения в гонконгскую операцию Ши Чжилиня. Поэтому за обедом, в дополнение к сушеным медузам, корню лотоса и супу из мякоти бамбука он решил заказать хай шень, сильнейший тоник, известный в Китае. Эти морские слизни, выловленные у южных берегов и высушенные на солнце, в течение недели вымачиваются в родниковой воде. На второй день их очищают, чтобы они разбухли, и эта напоминающая резину масса размягчилась. В последний момент к ним добавляют внутренности карпа, и все это готовиться на сильном огне в соевом соусе, который придает пикантный вкус этому деликатесу.

У Айпин опустил свое громоздкое тело на стул перед заранее заказанным столиком. Его большие глаза сверлили почтительно склонившегося перед ним официанта. Он заказал свой излюбленный и самый дорогой чай гуаньинь "Железная богиня милосердия". Он пил только его, вопреки распространенной традиции переходить летом на чай с жасмином.

Более шести футов ростом, со странно выпирающей грудной клеткой, что в Китае считается уродством, он сидел на стуле неестественно прямо. Особенности его комплекции в сочетании с огромными глазами делали его похожим на гигантское насекомое. Но его острый, как бритва, интеллект делал его одним из наиболее влиятельных людей в правительстве.

Ресторан находился в полуподвальном помещении неуютного здания из стекла и бетона на площади Тяньаньмынь. Туристам его называли как Всекитайский Народный Дом Съездов, и это было ложью только отчасти. Кабинет У Айпина выходил окнами на юг. Он всегда мог видеть из своего окна мавзолей Мао.

Хотя его гость еще не появился, У Айпин решил не ждать его прихода и заказал все, что надо. Хотя это и было нарушением этикета, но он терпеть не мог, когда приглашенные опаздывают. Бледный официант низко поклонился и поспешил убраться поскорее с министерских глаз.

Ресторан этот, как и прочие заведения подобного рода в государственном секторе, был довольно убогим на вид, и мебель в нем была подчеркнуто функциональная. Но повара здесь были отменные. Хотя визуальные и слуховые образы значили очень мало для У Айпина, его сведения по части гастрономии были просто легендарными.