Эрвин Полле - Четыре жизни. 2. Доцент

• Название: Четыре жизни. 2. Доцент
• Автор: Эрвин Полле
• Жанр: Биографии и Мемуары

Тюмень. Девятилетний бег с препятствиями: отличный старт и нелепый, по мнению коллег, финиш. Частично иллюстрированный вариант.

---

Первые годы в ТИИ получал в руководство до 5 дипломников. Дипломник — лучшие руки для эксперимента, если студент трудится в тесном контакте с руководителем, видит интенсивную работу самого руководителя (очень важно!) и реальный интерес к плодам своей деятельности. К сожалению, заинтересованность в экспериментальных результатах зачастую приводила к тому, что времени на подготовку к хорошей защите дипломной работы, теоретическому осмыслению материала у студента практически не оставалось. Поэтому, даже при отличных результатах, оформленных мной в виде статей в специальные журналы, дипломники защищались не лучшим образом, одна даже «уд» получила. Члены ГЭК не понимали сути выполненных работ, что давало повод глубокомысленно рассуждать на учёном совете факультета о высоком научном уровне дипломных работ, но оторванности тем от специальности конкретных студентов. В результате, добиваться выделения очередных дипломников приходилось с боем, подключая ректорат.

Экспериментальные материалы, наработанные дипломниками, становились частью защищённых в Свердловске кандидатских диссертаций (Нина Полле, Валя Нагарёва), в свою очередь, потенциальными главами моей несостоявшейся докторской диссертации. Эксперимент оформлялся в виде научных статей и докладов, которые я старался печатать и излагать в центре (в Тюмени публиковался и выступал на конференциях тоже, но «столица деревень» — значительно более глухая научная периферия, чем Томск, хотя и ближе расположена к Москве).

Эффективность научной работы существенно возрастает, когда автор не просто печатает статьи, но и участвует в дискуссиях, демонстрирует своё видение конкретной проблемы открыто, не боясь выглядеть дураком в кругу себе подобных. В Тюмени оппонентов моему научному направлению не было, активно искал выход на Москву, Ленинград, Прибалтику, Свердловск (позднее). Чувствуя поддержку ректората (не отказывали в поездках, хотя командировочные расходы для ВУЗов — сложность, приходилось ездить и за деньги менделеевского общества) я пять раз вылетал из Тюмени на Всесоюзные совещания по близким мне проблемам. На каждом лично выступал с 1–2 докладами, в т. ч. и на пленарных заседаниях. Среди участников, помимо представителей ВУЗов, сотрудники академических и отраслевых институтов, закрытых «ящиков»…

На крупных научных форумах отчётливо заметен элемент безнравственности в научной среде. Приёмы некоторых участников совещаний: доклад заявлен, включён в повестку, напечатаны тезисы, докладчик на месте, но от выступления уклоняется. Боится критики присутствующих оппонентов. А печатная работа («печработа») в списке научных трудов уклонившегося докладчика зафиксирована. Из хорошо знакомых к этому типу «докладчиков» относится профессор томского университета Г.Л.Рыжова. Но уж если среди присутствующих нет компетентных специалистов по конкретной проблеме, такие докладчики заливаются соловьями. Противно, тем более на симпозиумах не так много людей, желающих слушать «чьи-то бредни» (завышенная самооценка большинства). Как правило, все участники собираются на первое пленарное заседание. В будущей своей работе это неписаное правило я учёл при организации десяти совещаний по проблемам и перспективам Томского нефтехимического комбината. Секционные совещания нередко превращаются в клуб докладчиков, т. е. руководитель секции и 10–15 докладчиков, причём распространено: сделал доклад и ушёл. Говорить желают многие, а вот слушать (и слышать) чужую работу мало желающих. Исключение — доклады общепризнанных корифеев, а они, как правило, выступают на пленарных заседаниях.

Главное положительное влияние симпозиумов, крупных научных совещаний — общение в неформальной обстановке с научными работниками, работающими в одной сфере и известными по публикациям. Завязываются бесценные научные связи. Иной раз мигом разочаровываешься и понимаешь, что результатам некоего деятеля верить нельзя. Всегда остаётся достаточно времени для знакомства небольшими группами коллег с местными достопримечательностями.

Я уже писал («Жизнь первая. Аспирант»), впервые на 2-й симпозиум по физико-химическому анализу жидких систем попал, «обкатывая» результаты диссертации среди квалифицированных специалистов. В Яремче (май 1967 г.) познакомился с известным по химической литературе профессором Абрамом Яковлевичем Дейчем из Риги. Наметили план совместных работ.

В апреле 1969 г. на 3-й симпозиум в Ригу прилетели вдвоём с Ниной (детей оставили у родителей моей дипломницы, будущей аспирантки Вали Нагарёвой). Председатель оргкомитета — А.Я.Дейч. Для института гражданской авиации, в котором работал профессор, тематика симпозиума не профильная и оргкомитету пришлось трудно с организацией мероприятия (основная часть докладчиков размещена на турбазе «Вайвари», 50 минут на электричке). По блатному списку Дейча мы с Ниной попали в типичную для того времени занюханную гостиницу по 8-10 человек в комнате, рядом с вокзалом, зато в Риге. На симпозиуме услышали немало интересного, значительно расширились личные контакты. Дейч познакомил с академиком Усановичем из Алма-Аты (единственный докладчик, удостоенный одноместного номера), неплохо знавшим моего учителя Б.В.Тронова. 7 пленарных докладов и 131 секционных. Наше с Ниной сообщение «Спектральное определение концентраций молекулярных комплексов в неравновесных системах» сопровождалось оживлённым обсуждением. Скептиков хватало.

В свободное время изучали столицу Латвии. Рига произвела впечатление. Прежде всего, старая Рига. Домский собор (13 век), величественный и строгий. Случайно увидел афишу об органном концерте, купил билеты и не пожалел. Оказалось, орган восстановлен в конце 60-х западными мастерами, собор стал государственным концертным залом. Теперь, надо думать, снова действующий собор. Внутри собор производит ещё большее впечатление, чем снаружи. Высоченные своды, великолепная акустика, число слушателей более 2-х тысяч человек. Музыка органа объёмна, обволакивает слушателя, почти усыпляет. Музыка растворяется в твоём организме как углекислый газ в шампанском. После окончания концерта далеко не сразу удаётся прийти в обычное состояние, музыка уходит не спеша как пузырьки из открытого бокала. А исполнявшиеся мелодии вспомнить (напеть) невозможно. Следующие поездки в Ригу сопровождались ритуальным посещением органных концертов в Домском соборе. В соборе начинаешь понимать, какое воздействие на психику оказывают проповеди в сопровождении органа.

Вывод очевиден, Рига в культурном отношении ближе к Европе, чем Тюмень или Барнаул.

Любил посещать рижские церкви: скромные лютеранские, разукрашенные православные, величественные католические. Не заходил в мечеть и синагогу, ограничился внешним осмотром.

Забавный случай произошёл в старинной лютеранской кирхе. Трое участников симпозиума зашли в воскресенье во время утренней службы. Несколько сот человек стоя слушают проповедь на латышском языке. Один из наших, высоченный мужик из Челябинска, решил поближе рассмотреть кафедру и пастора. Он почти добрался до первого ряда молящихся, как раздалось «аминь». Прихожане упали на колени, наш мужик стоит практически перед пастором, оглянулся и бухнулся на колени. Мы выскочили из кирхи, смеялись так громко, что привлекли внимание прохожих.

Ранним утром кривые мощёные улочки старой Риги, пропахшие отличным кофе из маленьких в 2–3 столика кафе — нечто особенное, трудно поддающееся описанию. Повсеместно ощущаешь давление старины. Прекрасно смотрится пригород Риги, протянувшийся вдоль рижского взморья — Юрмала (турбаза «Вайвари» — часть её). Отличные песчаные пляжи. К сожалению, ни разу не удалось покупаться в Балтийском море, «бедную науку» принято собирать в межсезонье, так как разместить одновременно 200–300 человек, из которых несколько десятков человек «с претензиями» всегда проблема.

Впервые, в Риге увидел культурные кладбища, могилу Яна Райниса, совместные захоронения погибших в войне (независимо на какой стороне воевали) латышей. Здесь, на Рижских кладбищах, сознаёшь, насколько далека Россия от цивилизации, коммунистический режим ещё дальше откинул Россию в нравственном отношении (если государство не заботится о живых соотечественниках, и в этом духе воспитывает молодёжь, то зачем думать об ушедших?). Уже позже, в 90-е, латыши, литовцы, эстонцы специальными авиарейсами вывозили из Сибири останки своих соплеменников, двумя волнами (1940–1941, 1946–1950 годы) сосланных ретивыми строителями коммунистического общества. Это государственная политика национальных лидеров, восстановивших самостоятельность Латвии, Литвы, Эстонии. Благородная политика, ориентированная на человека. Впрочем, перевозились останки тех, у кого остались в Прибалтике заинтересованные родственники и есть, кому хлопотать. Мои родственники (по мужу младшей дочери) — латыши, привезены в 1949 г., умирают в Томской области по очереди в нищете и никому в Латвии не нужны ни они, ни их останки.