Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова

• Название: Эротические страницы из жизни Фролова
• Автор: Велиар Архипов
• Жанр: Эротика

---

Они оба пришли какие-то рассеянные. Сразу стало понятно ‒ это она его сюда притащила. А он, видать, сопротивлялся. И между ними явно что-то такое мутное разделительное пролегало…

Но сразу выяснять отношения они не бросились. И Фроловы тоже деликатно не торопили их с объяснениями неожиданного визита. Пусть соберутся с мыслями. Лишь бы не очень долго.

Расположились в комнате. Бутылка оказалась очень кстати и Ирка благодарно погладила глазами мужа, когда он ее выставил на стол.

Молча осушили по первой. Помолчали минуту, другую, третью.

Наконец Катька выпалила:

‒ В общем, этот идиот влюбился в Ирину и теперь считает нечестным на мне жениться. Дурак. Придурок. Остолоп. Кретин.

Все трое остальных замерли ‒ Фроловы от неожиданности, Витька от стыда. Или еще чего-то ‒ черт его разберет.

‒ Скажите ему что-нибудь, ‒ умоляюще закончила Катька.

Первым в ответ схватился Витька, обращаясь к Виктору и его жене:

‒ У меня никаких претензий. Честное слово! Я только потому и пришел, чтобы это сказать. Чтоб не думали… ничего плохого. Все равно же от нее узнали бы. Клянусь тебе, Виктор, никаких претензий!

Виктор не ответил. Взялся наливать по второй.

Так, так, так. Начинается. Или заканчивается.

‒ А Катю ты любишь? ‒ вдруг возникла жена. Таким тоном, что мол, если последует "Нет", то сейчас эта бутылка разлетится на твоей голове.

Тот даже сжался плечами, будто представил себе именно такой исход. И промямлил:

‒ Да. Конечно. Правда. Я сам не знаю, как это со мной происходит…

‒ Ничего. Я знаю. Подойди ко мне.

Витька не понял. Мол, в каком смысле?

‒ Иди, иди сюда. Чего ты боишься?

Он все равно ничего не понял. И вид у него вдруг стал такой жалкий, будто она над ним прилюдно издевается. Неуверенно взглянул на Виктора ‒ может, тот что-нибудь скажет. Но Виктор молчал. Ему самому интересно было, что сделает жена. Ей-Богу, он не догадывался наверняка. Только неуверенно предполагал. Как минимум три варианта.

И вдруг ему снова захотелось его защитить. Теперь уже от собственной жены. Потому что третий из возможных вариантов он не мог допустить. Ведь Витька же ‒ не обыкновенный человек. Не просто так ‒ человек, и все. Он ‒ Конструктор поверхностей! Выше всех здесь присутствующих. Нельзя с ним так!

>Что ты хочешь от него?! ‒ чуть не закричал он.

>Чего ты кричишь? Поцеловать хочу. Нельзя?

>Поцеловать? ‒ сразу успокоился он. ‒ Можно. Наверное, даже нужно. Может, мне выйти?

>Как хочешь. Может быть. Сама я, наверное, лучше с ними справлюсь.

>Только не обидь его. Понимаешь…

>Понимаю. Ты мне уже объяснял. Ненадолго только. Потом придешь, хорошо?

‒ Знаете, как придумала по этому поводу наша дочь, Светлана? ‒ внезапно обратился Виктор к гостям. ‒ Влюбленность ‒ это стремление к касанию поверхностей.

Они оба выпятили на него глаза. И жена тоже.

‒ Красиво, правда? И очень точно. Как ты считаешь? ‒ повернулся он теперь непосредственно к Витьке.

Но тот, по-видимому, не знал, как он считает.

‒ Вот и покасайтесь немножко, ‒ разрешил он ему. ‒ Только и всего. И ничего страшного и трагического ни с кем не произойдет. Совсем наоборот. Уверен, что вы помиритесь. А мне нужно выйти. Надеюсь ‒ вы извините меня.

И вышел, провожаемый испуганно-удивленным Катькиным взглядом. И притворил за собою дверь.

Вот и хорошо. Пусть сама с ними справляется. Ему сейчас не до них. Он ее сейчас хочет. Только ее. Свою жену. И никого больше. Он должен увидеть… Так, как увидел в своей дочери… и так, как увидел потом во Флоре… Должен… должен… он этого всю свою жизнь ждал… и готов еще подождать… Только бы скорее она их помирила и отправила.

Наверное, все это происходит по каким-то, заранее придуманным где-то наверху, стандартам, ‒ обреченно ухмыльнувшись, подумал Виктор, доставая из холодильника двухлитровку пива. ‒ Завацкие помирили Славку с Юлькой, и те вошли в их семью. Эти вот тоже… скорее всего войдут… в нашу. Если уже не вошли.

А он и не возражает. Это же Витька. От его "заковылинок" у него душа вверх подымается. И снова тянет окунуться в те незабываемые мыслительные поиски совершенного вечного прибоя… Лишь бы того на голубизну не потянуло. Мужчина должен быть непременно мужчиной. А Ирину ему для него и в самом деле не жалко. Хотя и щемит под сердцем… но ей то он очень нравится, что-то она от него особенное чувствует, чего не чувствует с ним, мужем… Пусть. Не баклажан же он ‒ Виктор ‒ в самом деле… Человек он. Уже почти что знающий одну из самых загадочных человеческих тайн… Нет, еще не знающий. Но уже непосредственно прикоснувшийся к ней… А познать ее он сможет только с Иринкой ‒ своей женой и самым лучшим другом…

Холодное пиво оказалось исключительно замечательным. Но он вдруг вспомнил о недавнем разговоре с дочерью. Надо бы найти номер телефона этого Архипова ‒ может, он у нее где-нибудь на столе валяется. И позвонить прямо сейчас.

Он осторожно ‒ чуть не на цыпочках ‒ вышел в коридор и направился в комнату дочери. А за закрытой дверью их комнаты не слышалось ни единого звука ‒ будто там никого сейчас и не было…

Никаких бумажек с телефонным номером на столе и других открытых местах он не обнаружил, а лазить в ящики не стал ‒ не только, чтобы не шуметь, а потому, что у них в доме так не принято, даже в отношении детей. Если, конечно, этого не потребует особая необходимость. Сейчас не требовала ‒ этот номер вполне можно узнать и у Елены Андреевны. Позвонить и узнать.

Он уже повернулся было к двери, как вдруг заметил скачущего по стене солнечного зайчика. Подошел к окну и сразу увидел, откуда тот прискакал. Ну да, из того самого окна, где живут Толик-Танечка. Улыбнулся и, подняв зеркальце с подоконника, направил туда встречного. И тут же убрал, спохватившись ‒ вот черт, зачем он это делает? ‒ теперь Светка будет думать, что он без нее в ее комнате шастает…

В коридоре все еще продолжалась абсолютная тишина ‒ ему даже пришла в голову мысль, что все трое исчезли из комнаты, пока он сидел, закрывшись, на кухне. Чуть было не попытался проверить. Но передумал и пошел дальше.

И тут же дико вздрогнул от внезапного громкого звука ‒ до боли близкого и знакомого, протяжного грудного Иркиного стона, того самого, который непроизвольно исходит из нее только в одном случае ‒ когда она, доведенная до крайней степени желания, впускает наконец в себя…

Он рефлекторно рванулся назад, но вовремя спохватился ‒ она вовсе не звала его на помощь, она радовалась…

Руки его дрожали, когда он закрывал за собою кухонную дверь. И ноги тоже.

Вот еще, ‒ ругал он себя, ‒ будто он и в самом деле считал, что там ограничатся легкими касаниями… будто она в первый раз с Витькой… не в первый же, и даже при нем, ее муже было… Неужели он всегда будет так переживать?

Или это потому, что вне его присутствия? Потому, что он не видит и не видел, как все это у них начиналось? Черт знает, что с ним творится. То соглашается на все, то изнывает от ревности…

Бутылка затарахтела горлышком по зубам, но холодная пивная струя слегка притушила горячий камень под диафрагмой. Даже без шипения.

Чего он дергается? Витька ‒ член их семьи. Теперь. С сегодняшнего дня. Или даже нет ‒ с того самого дня, как он увидел его чертежи. Или даже раньше ‒ с того вечера у Катьки. А может, и еще раньше, когда они совсем и не знали друг друга, но уже были назначены к воссоединению неизбежным потоком неслучайных случайностей…

Он имеет теперь право на Иринку ‒ его, Виктора, личную собственность. Всегда тогда, когда они ему это разрешат. И она имеет право на него. Они уже так решили про себя. И так и будет…

Он непроизвольно приоткрыл дверь ‒ ну да, кричит его Ирка, стонет, как сумасшедшая, совсем забылась, совсем отдалась ему и своей страсти, искренне и безраздельно ‒ она никогда в жизни не делала фальшивых стонов…

Зазвонил внезапно телефон и Виктор спешно прикрыл дверь. Глотнул холодного еще пару раз и только после этого поднял трубку.

‒ Привет, сестричка! ‒ услышал он ответ на шумное завершение своего глотка. ‒ Пьешь?

‒ Извини, Танечка, это не Светлана. Это ее отец, ‒ как бы смущенно пробормотал он, завершив, наконец, глоток.

‒ Ой! Простите…

‒ Светланка у бабушки. Это я нечаянно отсигналил зеркальцем.

Она молчала, по-видимому замешкавшись и не зная, про что ей продолжать. И тогда он вдруг спросил:

‒ Ты… одна дома?

‒ Да, одна. А… что? ‒ тем же вкрадчивым голосом задала она ответный вопрос.

В русском разговорном языке существуют интонации, смысл которых более однозначен, чем смысл любого самого дефинитивно ограниченного термина. Особенно в общении мужчины и женщины.

Слова его вопроса и ее ответа оказались только звуковым фоном тому, в чем они на самом деле друг другу только что высказались… и признались…