Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка

• Название: Камбрийская сноровка
• Автор: Владимир Коваленко
• Жанр: Фэнтези

Аннотация

Начало темных веков, западный краешек бывшего римского мира. У молодого города на холме, над рекой и морем - нет ни воспоминаний о великом прошлом, ни боязни подступающей тьмы. Работы столько, что водяные колеса скрипят от натуги, а в кузнях приходится работать в три смены. Немало забот и у правительницы. Торговые дела, свары горских кланов, высокая политика... поспать некогда!

Ошибка может стоить жизни - ее или города, в котором ей нравится жить: рассматривать с башни зелень сланцевых крыш, пробегать по камням его мостовых, ловить длинными ушами обрывки разговоров занятых повседневными делами жителей - и, увы, споры о том, кто же она такая.

«Холмовая, сида!» - скажет камбриец.

«Святая и вечная базилисса!» - скажет грек.

«Инженер из будущего» - скажут странные существа, которые и загнали ее - в это время и на эту Землю.

Кто она на самом деле? Сама не знает. Ей разбираться некогда. А - придется!

---

Немайн едва подавила улыбку. Рис говорил по–камбрийски, но слова и образы выбирает — то словно из легенд Зеленого острова, то — словно в римском Сенате. А вот Клидог осклабился — только не в веселье, в насмешке.

— Тогда вы не пойдете в поход никогда, — сказал, — ибо если я чему и учен, так это тому, что не следует заключать договоров, если союзник во мне нуждается меньше, чем я в нем.

Король Пенда размял не слишком внушительный кулак. Всегда брал другим, даже в рукопашной.

— Гниль, — сказал, — нам не нужна. Только знай: предашь — станешь добычей.

— И диведцы будут помогать саксу резать камбрийцев? — протянул кередигионец. — Славные времена.

— Англу, — сказал Пенда, — англу, друг.

Немайн уже не замечает, как ногти скребут стол. Союз, надежда на годы спокойной жизни, расползается по швам из–за нескольких кружек пива! Легкие хватают воздух — не быстро, не медленно — глубоко и размеренно. Англу, саксу… Для большинства камбрийцев разницы никакой. И для Немайн не было, еще недавно. Теперь — есть.

Мнение менялось постепенно. Последней каплей, пожалуй стали разговоры с иными рыцарями Пенды. Окольчуженные всадники, внешне неотличимые от остальных мерсийцев, изъяснялись на бриттском — и не с лающим германским акцентом, а с певучим северным выговором. Еще, пожалуй, непринужденно вставляли в речь английские слова — зато латинские корни проскакивали куда реже. Как и положено воякам, они интересовались саблями и голосом — как оружием, Немайн — ими самими. Рассказанное породило короткий визит к филидам–летописцам, а на пиру — вопросы к Киневисе, которой здесь не с кем и поговорить — латынь и британскую речь она знает плохо.

Рассказ королевы совпал и с оговорками рыцарей, и изустной хроникой. Сида не спрашивала напрямую — интересовалась освоением бывших земель Хвикке. Да, большая часть переселенцев — белоголовые англы, куда без них. Место оставили и для немногих саксов–хвикке, что рискнули испытать милость короля Мерсийского. Худшие земли, на которых с двупольной системой протянешь ноги, работная повинность вместо воинской, запрет на ношение оружия… И — в качестве соседей, советчиков и надсмотрщиков — элметцы. Шестьсот семей, переживших падение небольшого королевства, пожранного Нортумбрией. Эти не успели спрятаться под могучую руку Мерсийца — зато знамя «легиона сирот» наводит ужас на его врагов. Этих — не подкупить, не смирить, не запугать. Истинные бритты, но не трусы и не бездари. Люди, которым не повезло со своими королями, и теперь приходится служить чужому…

Так что англ и сакс — вовсе не одно и то же, и знакомому по чужой памяти человечеству очень и очень повезло, что история создала на Британских островах Англию, а не Саксонию.

Но для Артуиса Гвентского — разницы нет. Кого он видит перед собой? Не владыку в регальном плаще — дикого варвара в звериной шкуре!

Его род десятилетиями держал границу. Королевство Гвент, словно щит в сече, принимало на себя удары все новых и новых пришельцев, перемалывало, убивало — защищая не только себя, но и сварливых соседей с тыла. Гвентцы даже сумели понять, что пришлых дикарей — именно сбрасывают. Только следствия не вывели. А вышло так, что англы–мерсийцы, что поколение назад признали бриттов за людей, отчего–то перестали числиться за людей у недавней родни. Артуис этого не заметил. Никакой вины на нем нет — сам Пенда узнал об этом, когда король Уэссекса объявил ему войну слишком уж экстравагантным способом. Отослав обратно сестру Пенды, свою бывшую королеву назад — без носа и ушей.

Только каково теперь королю мерсийскому слышать, как его именуют саксом? Вот вызывающий взгляд и дерзкий тон — вынесет. Но слова…

— Через мои земли не пройдет ни один сакс…

Закончить он не успел. У Пенды — губы сжаты, но ни мускул на лице не дернулся. Зато старик Риваллон — сказал. Припомнил, что его кровинке пришлось вести армию — а самой лететь впереди — лишь бы успеть. Лишь бы встретить врага на чужой земле!

— Тысячи. В прошлом году. Помнишь?

— Это вы их сговорили!

— В поход на нас же?

— Да!

А дальше… Говорят все. Быстро, громко, взахлеб. Друг друга не слушают — слышат лишь злость и несогласие, да видят рожи перекошенные… Громче, в ярости, в самозабвении, пока стол, неподъемный, круглый и плоский, словно сама земля — не прыгнул вверх! Покатились чаши, среди блюд–островов расплескалось море вина! Зло зашипели угли, воздух наполнился хмельным духом. Немайн, маленькая да умильная, вскочила, руки уперты в столешницу, головой тряхнула — разметала прическу, что с таким трудом из ее коротких волос ради праздника соорудили. Ноздрями трепещет в гневе! Уши прижала!

Кто был пьян — протрезвел, на сиду уставился. Кто был трезв, чуть–чуть не оглох. Роста ни на палец не прибавила. Но — была ушастая девчушка, стала — кому августа, а кому и богиня!

— Бахвалитесь? — голос — мертвый услышит. — Грызться начали! Мужья жен, как собак и лошадей закладывают, жены — мужей! Артура на вас нет! Или Ираклия! Тот последнюю медь заложил — не на спор, на битву, когда Константинов град с двух концов штурмовали… Не он — не было б теперь империи, и Истинный Крест был бы теперь в руках персов–огнепоклонников. Стыда у вас нет!

И хотя от чиновного стола несется:

— Свадьба — такое дело… А короли, леди сида, опять сговорятся. Не впервой…

И замолкает. Взгляд, стать, голос… Барды за южным столом уже поняли — как и отчего поседел коллега! А ведь это еще тучка. Без грома. Без молнии!

— У нас война! И свадьбы наши — для нее! Во хмелю и усобицах победить — не надейтесь. Война не та. Враг — не тот! Не нам — выиграть битву и успокоиться! Наш бой до последнего воина, до последнего берега. И пока на этом, последнем берегу, последний враг не сложит к нашим ногам последнее свое поганое знамя — раздоры не для вас! И не для меня…

Круглые, словно удивленные человеческой мелочностью глаза обходят королей, королев да наследников, заглядывают в души. Совесть — есть ли?

— Не для меня… — повторяет Немайн. Пальцы сжали край столешницы — мореный дуб промялся, словно последняя гниль. Острый зуб впился в губу.

— Не сдержусь, — сказала сида, — Кто считает, что моей песни не вынесет — уходите. Скорей! Вы… короли… Здесь еще? Не трусы… Тогда — слушайте. В поход пойдут все. Когда скажу — Я. И последней двинусь тоже Я. Мне ваши коровы, земли… Вот. А теперь — петь буду!

Ни у камбрийцев, ни у греков мысли не возникло — что можно хотя бы попытаться заставить Немайн замолчать. Когда у драконицы из ноздрей бьет дым — благодари, что она сумела придержать пламя! Когда святая и вечная ведет себя, как и подобает святой и вечной — как ей сопротивляться?

Три стола — чиновный, ремесленный и поэтический — куда как поредели! Воинский и королевский — самую чуть. Кому нужен воин–трус? Королю, да и правящей королеве уйти — проститься с властью, она назначена лучшему в роду. Выслушать песню Немайн — вызов и проверка! Да вон и греки сидят, не двигаются! Только принц Рис поспешно выводит беременную жену, Гваллен оглядывается со страхом и сожалением. Кто в зале жив останется — тот не трус. Была бы с пустым животом, осталась бы рядом с мужем.

Лебедью плывет к выходу Киневиса. Ей чего бояться? Ее муж — герой, и с ушастой дружен, а та верить и быть верной умеет. Сам Пенда не беспокоится, подпер рукой подбородок. Готов слушать! То, что пальцы до серебряного молоточка, что на шее висит, дотянулись — ни жене, ни гостям, ни богине–императрице знать ни к чему…

— Все? — у сиды по подбородку — алое. Клыком располосовала!

Немайн не слушает ответа. В зале звучит неизвестный никому язык. Звучит — песня!

— Не для меня… придет весна.
Не для меня Дон разольется.
И сердце трепетно забьется
В восторге чувств не у меня…

Голос вновь вырос — под крышей тесно. Немайн подняла взгляд — выше глаз, выше голов. Через нее идет сила, сила выше ее самой. На глазах у всей Британии, иначе и не сказать.

Печальные, отчаянные, неукротимые слова льются сквозь грудь, сквозь горло. Печаль и ликование разом. Сида оплакивает себя, мечту о спокойной жизни, ликует — от пения, от того, что лица вокруг вновь стали хорошими, хоть и бледными малость. Слов не понимают? Почувствуют душу. Поймут грусть, вызов, спокойное принятие долга и судьбы. Нет иного пути — значит, этот!

— Не для меня журчат ручьи,
Текут алмазными струями,
Там дева с черными бровями,
Она растет не для меня.

Ни Луковка. Ни Настя.

Сами пришли, да поздненько — так, что придется отдать, выпустить, как птичку с руки. Замужняя — останется другом, будет верна, да будет сначала мужнина, потом немайнина — а там и дети сиду подвинут. Это правильно, но больно.

— Не для меня цветут сады,
В долине роща расцветает,
Там соловей весну встречает,
Он будет петь не для меня.

Немайн раньше приходилось петь эту песню, но не чувствовать. Не так…