Исаак Дойчер - Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940

• Название: Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940
• Автор: Исаак Дойчер
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2157-1

Исаак Дойчер, автор целого ряда исторических и социологических исследований, рассматривает жизнь Троцкого сквозь формулу слов Макиавелли о том, что «вооруженные пророки всегда побеждали, а безоружные гибли». В этой книге Троцкий предстает единственным, кто открыто противостоял сталинизму, вплоть до своего трагического конца.

В талантливом изложении одного из лучших европейских исследователей вы познакомитесь с трогательной и странной историей семейных отношений выдающегося публициста и оратора.

---

Надо опять подчеркнуть, что до самого конца сила и слабость Троцкого в равной мере коренились в классическом марксизме. Его поражения подчеркивали затруднения, которыми был окружен классический марксизм как доктрина и движение, — расхождение и разрыв между марксистским видением революционного развития и действительным курсом классовой борьбы и революции.

Социалистическая революция совершила свои первые огромные завоевания не на передовом Западе, а на отсталом Востоке, в странах, где преобладали не промышленные рабочие, а крестьяне. Ее непосредственной задачей было не установить социализм, а положить начало «первичному социалистическому накоплению». В схеме классического марксизма революция должна произойти тогда, когда производительные силы старого общества так переросли отношения собственности, что вырываются из старых общественных рамок; революция должна создать новые отношения собственности и новые рамки для целиком созревших, передовых и динамичных прогрессивных производительных сил. На самом деле революция создала самые развитые формы общественной организации для самых отсталых экономик; она сформировала рамки общественной собственности и планирования вокруг недоразвитых и архаичных производительных сил и частично вокруг вакуума. Теоретическая марксистская концепция революции была тем самым перевернута с ног на голову. «Новые производственные отношения», находясь над существующими производительными силами, были также и выше понимания для большинства народа; и поэтому революционное правительство защищало и развивало их против воли большинства. Советскую демократию заменил бюрократический деспотизм. Государство, далекое от вымирания, приняло беспрецедентную, беспощадную власть. Конфликт между марксистскими нормами и реальностью революции стал пронизывать всю мысль и деятельность правящей партии. Сталинизм стремился преодолеть этот конфликт путем извращения или отказа от норм. Троцкизм пытался сохранить эти нормы или добиться временного баланса между нормой и реалией, пока революция на Западе не разрешит этот конфликт и не восстановит гармонию между теорией и практикой. Провалы революций на Западе были подтверждены в поражении Троцкого.

Сколь определенным и окончательным было это поражение? Мы видели, что, пока Троцкий был жив, Сталин никогда не считал, что тот окончательно побежден. Сталинский страх не был лишь паранойей. Другие ведущие актеры на политической сцене разделяли этот страх. Французский посол при Третьем рейхе Робер Кулондр дает поразительное свидетельство в описании своего последнего интервью с Гитлером как раз перед тем, как разразилась Вторая мировая война. Гитлер хвастался теми выгодами, которые получил от только что заключенного пакта со Сталиным, и рисовал грандиозные перспективы своего будущего военного триумфа. В ответ французский посол взывал к его «разуму» и говорил о социальных потрясениях и революциях, которые могли последовать за долгой и ужасной войной и охватить все воюющие правительства. «Вы думаете о себе как о победителе, — сказал посол, — но задумывались ли вы о другой возможности — что победителем может оказаться Троцкий?» При этих словах Гитлер подскочил (как будто его «ударили под дых») и заорал, что эта вероятность, эта угроза победы Троцкого есть одна из причин, почему Франции и Британии не следует воевать с Третьим рейхом. Таким образом, хозяин Третьего рейха и посланник Третьей республики в своих последних маневрах в последние часы мира стремятся запугать друг друга и соответствующие правительства и вызывают духов, имя одинокого изгнанника, заблокированного и замурованного в дальнем конце мира. «Их преследует призрак революции, и они присваивают ей человеческое имя», — заметил Троцкий, читая этот диалог.

Ошибались ли Гитлер и посол, давая фантому имя Троцкого? Можно спорить, что хотя их страх был хорошо обоснован, им следовало это привидение назвать именем Сталина, а не Троцкого — по крайней мере, именно Сталин одержит победу над Гитлером. Сталинская победа над Троцким скрывала в себе серьезный элемент поражения, в то время как поражение Троцкого содержало в своем чреве победу.

Центральным «идеологическим» предметом спора между ними был социализм в одной стране — вопрос, построит ли и сможет ли построить Советский Союз социализм в изоляции, на базе национального самообеспечения, или социализм мыслим только как международный порядок общества. Ответ, который дали события, значительно менее отчетлив и нагляден, чем предполагали теоретические аргументы, но он значительно ближе к взглядам Троцкого, чем Сталина. Задолго до того, как Советский Союз хоть как-то приблизился к социализму, революция распространилась на другие страны. История, можно сказать, не оставляла Советский Союз достаточно долго в одиночестве, чтобы позволить довести лабораторный эксперимент с социализмом в одной стране до какой-то продвинутой стадии, не говоря о том, чтобы завершить. Когда в борьбе между троцкизмом и сталинизмом революционный интернационализм столкнулся с большевистским изоляционизмом, определенно не сталинизм вышел из нее с развевающимися флагами: большевистский изоляционизм был давным-давно мертв. С другой стороны, выносливость Советского Союза, даже в изоляции, оказалась значительно больше, чем когда-то предполагал Троцкий; и вопреки его ожиданиям, русскую революцию вывел из изоляции не пролетариат Запада. По иронии истории сталинизм сам, malgré lui-même[141] расколол свою национальную скорлупу.

В своем последнем споре Троцкий поставил все будущее марксизма и социализма в зависимость от результата Второй мировой войны. Убежденный, что война должна привести к революции — классической марксистской революции, — он полагал, что, если этого не произойдет, марксизм докажет свою несостоятельность, социализм проиграет раз и навсегда и установится эпоха бюрократического коллективизма. В любом случае, мнение это было поспешным, догматическим и отчаянным из-за безнадежности; историческая реальность вновь окажется неизмеримо сложнее, чем теоретическая схема. Война действительно привела в движение новую серию революций; и все же снова процесс этот не соответствовал классическим моделям. Западный пролетариат опять не стал штурмовать и захватывать бастионы старого порядка; а в Восточной Европе старый порядок в основном был сломан под воздействием вооруженной мощи России, победоносно продвинувшейся к Эльбе. Раскол между теорией и практикой — или между нормой и фактом — стал еще глубже.

И это не было случайностью. В этом проявилось продолжение тенденции, которая впервые обозначилась в 1920–1921 годах, когда Красная армия шла маршем на Варшаву и когда она оккупировала Грузию. Этими военными актами революционный цикл, который привела в действие Первая мировая война, подошел к концу. В начале этого цикла большевизм поднимался до пика настоящей революции; к концу большевики начали распространять революцию путем завоеваний. Затем наступил длинный интервал из двух десятилетий, в течение которого большевизм не распространялся. Когда Вторая мировая война привела в движение следующий цикл революции, он начался там, где закончился первый цикл, — с революции через завоевания. В военной истории, как правило, есть непрерывность между финальной фазой одной войны и начальной фазой следующей: оружие и идеи ведения войны, изобретенные и сформированные к концу одного вооруженного конфликта, доминируют на первой стадии следующего конфликта. Подобная неразрывность также существует и между циклами революции. В 1920–1921 годах большевизм, напрягая силы для разрыва изоляции, пытался весьма успешно перенести революцию за границу на штыках винтовок. Два-три десятилетия спустя сталинизм, извлеченный войной из своей скорлупы, навязал революцию всей Восточной Европе.

Троцкий ожидал, что второй революционный цикл начнется в той форме, в какой начинался первый, с классовой борьбы и пролетарскими восстаниями, результаты которых в основном будут зависеть от баланса общественных сил в каждой крупной нации и качества народного революционного руководства. И все же новый цикл начался не там, где начинался предыдущий, а там, где он закончился, не с революции снизу, а с революции сверху, с революции путем завоевания. Поскольку это могло сработать только тогда, когда какая-нибудь великая держава оказывала свое давление, в первую очередь, на своей периферии, этот цикл проходил на окраинах Советского Союза. Главными агентами революции были не рабочие стран, о которых идет речь, и их партии, а Красная армия. Успех или неудача зависели не от баланса общественных сил внутри каждого народа, а преимущественно от международного соотношения сил, от дипломатических договоров, альянсов и военных кампаний. Соперничество и сотрудничество великих держав накладывались на классовую борьбу, изменяя и искажая ее. Все критерии, которыми марксисты были приучены судить о «зрелости» или «незрелости» нации для революции, полетели за борт. Сталинский пакт с Гитлером и раздел между ними сфер влияния обеспечил стартовую точку для социальных потрясений в Восточной Польше и в государствах Балтии. Революции в самой Польше, в Балканских странах и в Восточной Германии произошли на основе раздела сфер, который Сталин, Рузвельт и Черчилль проделали в Тегеране и Ялте. Посредством этого раздела западные державы использовали свое влияние и мощь для подавления с молчаливого одобрения Сталина революции в Западной Европе (и Греции), несмотря на местный баланс социальных сил. Возможно, что, если бы не было тегеранской и ялтинской сделок, скорее Западная, нежели Восточная Европа стала бы театром революции — особенно Франция и Италия, где власть старых правящих классов была в руинах, рабочий класс был охвачен восстанием, а коммунистические партии возглавляли основную массу вооруженного Сопротивления. Сталин, действуя согласно своим дипломатическим обязательствам, уговорил французских и итальянских коммунистов покориться реставрации капитализма в их странах и даже сотрудничать в этой реставрации. В то же самое время Черчилль и Рузвельт заставили буржуазные правящие группировки Восточной Европы уступить перед превосходством России и, следовательно, подчиниться революции. По обе стороны этого огромного водораздела международный баланс сил затопил классовую борьбу. Как и в наполеоновскую эпоху, и революция и контрреволюция стали побочными продуктами оружия и дипломатии.