Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов

• Название: Шестьдесят рассказов
• Автор: Дональд Бартельми
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-89091-136-8

Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.

---

— Некоторое время я ее любил. А потом все кончилось, как отрезало.

— Футболки повстанцев, замаскированные под обычные футболки ослепительной, непроницаемой для глаза белизной, видны повсеместно.

— Я не знаю, почему это кончилось, просто кончилось и все тут. Может, что-то во мне не так?

— Тщательный контроль за процессом голосования в других кантонах не дал результатов, явным образом благоприятных для какой-либо конкретной группы, скорее можно говорить о некоем обобщенном утверждении, могущем пойти на пользу любому, кто имеет в том нужду.

— Большая сосредоточенность на одной личности, чем это бывает обычно. А затем как отрезало.

— Журналистскому корпусу передали три или четыре фотография повстанческих генералов, темные очки светлые кудри, картинно раздуваемые ветром, афишный формат.

— Каждый раз, как я еду туда «метролайнером»[62], я непременно начинаю думать, как и чем можно помочь: лучшее планирование, более внимательное управление, более равномерное распределение доходов. Или что-либо совсем новое.

— Допущены очевидные промахи. Не попытались захватить Радиовещательный центр — грубейшее упущение. Нужно было разложить королевскую конную гвардию, выявить младших офицеров регулярной армии, недовольных своим положением, предложить им продвижение по службе или деньги, ничто из этого не было сделано.

— Да, вечер на площадке для гольфа! Я никогда не бывал там прежде — зеленая трава и везде сплошь лунки, флажки. Боюсь, мы там путались у всех под ногами, люди все время кричали нам, чтобы мы не путались под ногами. Мы-то думали, нам позволят тихо стоять и смотреть или ходить и смотреть, но, видимо, так не делается. Тогда мы пошли в прокатный пункт, взяли напрокат клюшки и сумки, повесили сумки через плечо, и это помогло нам на какое-то время. Мы гуляли со своими клюшками и сумками, любовались прохладной зеленью и яркой, красивой спортивной одеждой игроков. Теперь было малость получше, но нам все равно приходилось сообразоваться с некоей таинственной системой непонятных нам правил, мы постоянно оказывались в самом неподходящем месте в самый неподходящий момент, на нас кричали, мы на кого-то натыкались. В конце концов мы сказали черт с ним и ушли, чтобы не портить другим удовольствие, вернулись на автобусе в город, сдав конечно же сперва сумки и клюшки на прокатный пункт. Теперь мы хотим попробовать хай-алайные корты и футбольные стадионы, о которых тоже рассказывают много интересного.

— Не были выделены силы для изоляции Дворца. Не предпринимались ложные атаки, хотя их проведение вполне могло отвлечь ключевые правительственные части. Не были осуществлены ни блокирование аэропортов, ни нейтрализация спецслужб. Не было даже попыток сблизиться с важнейшими гражданскими деятелями и перетянуть их на свою сторону, о пропаганде почти забыли. Были растиражированы фотографии повстанческих лидеров, однако вскоре выяснилось, что эти «лидеры» не более чем актеры, выбранные за свои каменные лбы и подбородки да за длинные светлые волосы.

— Да, иногда они откалывали весьма забавные номера. Я искренне смеялся, задаваясь вопросом: ну и какое же все это имеет отношение к вам и ко мне? Наши рубежи проходят в мраморных вестибюлях этих зданий. Да, конечно же, стены вокруг лифтов выщерблены картечью, но это можно понимать как дружественные, совсем не бесполезные жесты, направленные на засвидетельствование кризиса.

— В настоящее время индивидуум, участвующий в групповых инициативах, всемерно стремится избежать доминирования, лидерство воспринимается как некое психологическое расстройство. Клементина никак не может этого усвоить, а потому неизменно вылезает вперед с предложением закрыть прения и проголосовать.

— Пожалуй, что и так. На моей памяти это была самая обыкновенная женщина — чудесная, тут я не спорю, но безо всякого там божественного ореола.

— Черное население благоразумно опасается отдать предпочтение одной из сторон — сидит себе дома и раз за разом крутит на проигрывателе наиболее чувственную часть «Тристана и Изольды».

— Согласно новейшим исследованиям мы чувствуем лишь двадцать пять процентов того, что должны бы чувствовать. Я понимаю, что в данном контексте выражение «должны бы» не слишком корректно.

— Послужили огромные колокола соборов обнищанию народа (на одном уровне) или обогащению народа (на другом уровне), как можно взвесить эти ценности, как их примирить?

— Они не сделают ровно ничего для беднейшего населения, кто бы там ни взял верх, это уж точно. Да и могут ли, даже при желании?

— Налет на окряные поля не был удачным, справочная служба повстанцев прямо шипит.

— Существует такая вещь, как точка воспламенения. К сожалению, иногда ее невозможно найти — даже если знаешь, как это делается.

— Мы гордимся, что тоже имеем мятеж, пусть даже слабенький и довольно плохо организованный, что еще раз заставляет нас обратиться к вопросам, заслуживающим самого серьезного внимания.

— Может, что-то со мной не так? Я не жалуюсь, а просто спрашиваю. У нас у всех есть своя работа, тревожит только отсутствие размаха. Возможно, двадцать пять процентов — цифра достаточно высокая. По слухам, он один из лучших, но по большей части люди редко нуждаются в его профессии. Но если уж нуждаются, то нуждаются, тут я не спорю. Коровы тоже грезят о смерти и боятся ее. Я не хочу сказать, что это может служить оправданием. Какое-то время я ее любил, я это помню. Он старается быть бодрым, не проявляя излишнего оптимизма, я вполне согласен с такой стратегией. Возможно, нам нужно провести еще одни выборы. Полицейские никогда не чувствуют себя лучше, чем в день выборов, когда их отношения с согражданами окрашиваются в мирные, даже шутливые тона. Им позволяется снимать фуражки. Полицейские подносят независимым наблюдателям кофе в бумажных стаканчиках или, наоборот, принимают у наблюдателей принесенные теми стаканчики с кофе, они стоят грудь навыкат рядом — но не слишком рядом — с машинами для голосования, сверкая идеально отглаженными мундирами и зеркально начищенными сапогами. Бравые сержанты подъезжают и отъезжают на патрульных машинах или мечутся, наводя порядок, и только агенты в штатском чувствуют себя одиноко.

— Как фокусник использует поразительную сжимаемость голубей, чтобы то находить их, то терять в совершенно пустом шелковом цилиндре, так же и повстанцы вкладывают обрывочные туманные значения в любые — пусть совсем и незначительные — свои действия.

— Я не оспариваю их права делать то, что они делают. Но меня смущают средства.

— Собрания, посвященные самокритике, дали совершенно неподъемное количество критического материала.

— Я решил, что что-то со мной не так.

— Мятежники никому ничего не обещали, а ведь в таких делах обещания едва ли не главное. Обещай они, к примеру, бесплатные продукты для каждого или там ночь любви, их усилия могли бы иметь…

— Да, успех это все. Неудачи случаются значительно чаще. В большинстве случаев человек достигает чего-то такого серединка на половинку, но, по счастью, все это всегда очень туманно, ты никогда не знаешь в точности своего положения. Что позволяет если не примириться с бытием, то хотя бы сохранять интерес к прочим его аспектам.

— Но даже самый неудачный мятеж имеет свои прекрасные моменты. Позвольте мне перечислить некоторые из них. Когда Клем подхватила упавшее было знамя. Когда первосвященник сплошь измазался беконным жиром и подвергся нападению рыжих собак, а Клем отпугнула их бомбой. Когда выяснилось, что все барабанные палочки остались на базе, а Клем сделала новые из обыкновенных шпонок, приобретенных в ближайшем магазине. Когда росомахи заставили линию обороны дрогнуть и заколебаться, а Клем предотвратила паническое бегство, топнув ногой раз, другой и третий.

— Когда она спустится с гор, я, пожалуй, ее навещу. Думаю, стоит попробовать.

— Далекие пальцы повстанческих отрядов подняты в страстном приветствии.

— Повстанческие бригады читают «Почему в Киеве дороги книги?» Лескова.

— Три мятежа назад воздух был чище.

— Тихое шуршание расклеиваемых мятежниками плакатов приводит нам на память Оклахому, где все как прежде.

КОРТЕС И МОНТЕСУМА

По той причине, что Кортес высадился на берег в день, означенный в древних писаниях, а также потому, что он был одет в черное, что его доспехи отливали серебром, по некоторой уродливости чужаков, взятых как целое, — по всем этим причинам Монтесума принял Кортеса за Кецалькоатля, великого бога, иже покинул Мексику в незапамятные годы на плоте, сплетенном из змей, дав на прощание клятву вернуться.

Монтесума дал Кортесу чашу для питья, вырезанную из яшмы.

Кортес обвил шею Монтесумы ожерельем из стеклянных бусинок, нанизанных на благоухающий мускусом шнурок.