Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов

• Название: Шестьдесят рассказов
• Автор: Дональд Бартельми
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-89091-136-8

Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.

---

Хунган (делатель зомби) хватает человека за волосы и прижимает его губы к губам умирающей кошки. Десять лет тяжелой работы на хунгана, и ты обретаешь свободу, но все равно остаешься зомби. Машина епископа работает как часы. На памяти жителей этой деревни ни одна из их дочерей не имела настоящего мужа — или там не мужа, а вроде. Дочери устали целовать друг друга, хотя есть и такие, что не устали. Отцы деревни устали оплачивать швейные машины, комоды и полотенца своих дочерей. Лысый зомби говорит: «О, какая прелестная леди! Я буду к ней добр и ласков! Да, обязательно! Я так думаю!» Плохие зомби стоят, привалившись к стенам кирпичных зданий, и смотрят. Закон позволяет плохим зомби спариваться исключительно с овечьими кровососками. Женщины не хотят зомби, но зомби — их удел. Женщина говорит друтой женщине: «Эти парни, они же зомби!» — «Да, — говорит другая женщина, — я видела симпатичного мужчину, его снимок был в газете, но здесь его нет». Ползающий по загону зомби находит температуру в сто десять градусов[69].

Жители деревни стучат метелками по огромным барабанам. Влетает огромный автомобиль епископа, на его крыльях развеваются белые епископальные флаги. «Запрещаю, запрещаю, запрещаю!» — кричит епископ, Появляется Грис Гру на серебряных санях, он кладет свои ладони епископу на глаза. Когда солнце касается горизонта, пары, одна за другой, сочетаются браком. Коровы и быки безжизненно валятся на землю, загон содрогается. Жены поворачиваются к своим новообретенным мужьям и говорят: «Ничего страшного. Вот что нам нужно сделать. Когда придет время ложиться в постель, мы заклеим ваши лица фотографиями симпатичного мужчины из газеты. А теперь давайте разрежем свадебный пирог». Хорошие зомби говорят: «Как вам угодно! Как вашей душе угодно! Да, я так думаю! Несомненнейшим образом!» Плохие зомби подкидывают епископу в машину овечьих кровососок. Если до вас доберется гадкий зомби, он раздерет вам шкуру стамесками и граблями. Если до вас доберется гадкий зомби, он сделает так, что вы пройдете мимо прекрасной груди не заметив ее, даже глазом не поведете.

КОРОЛЬ ДЖАЗА

Вот я и король джаза, сказал себе Хоки Моки, смазывая кулису своего тромбона. Много, много лет ни один тромбонист не был королем джаза. Но теперь, когда Спайси Мак-Ламермур, прежний король, умер, кто же, как не я, займет его место. Пожалуй, я возьму пару нот перед этим окном, чтобы вселить в себя уверенность.

— Улет! — сказал некто, стоявший на тротуаре. — Ты слышал?

— Слышан, — сказал его компаньон.

— Ты умеешь различать наших великих отечественных американских джазовых исполнителей, одного от другого?

— Да вроде умел.

— Тогда кто это играет?

— Похоже на Хоки Моки. Зти немногие, но безупречно подобранные ноты обладают истинным эпифаническим сиянием.

— Эпи-чем?

— Истинное зпифаническое сияние, доступное лишь художникам такого калибра, как Хоки Моки, уроженец городка Пасс Крисчен, штат Миссисипи. Он король джаза — теперь, когда Спайси Мак-Ламермур умер.

Хоки Моки уложил свой тромбон в футляр и пошел на джем. На джеме все перед ним расступались, почтительно кланяясь.

— Хай, Баки! Хай, Зут! Хай, Фрэдци! Хай, Джордж! Хай, Тад! Хай, Рой! Хай, Декстер! Хай, Джо! Хай, Вилли! Хай, Гринз!

— Что мы будем играть, Хоки? Ты теперь король джаза, тебе и решать.

— Как насчет «Смоук»?

— Улет! — сказали все. — Вы слышали? Хоки Моки, он может вырубить одним своим прононсом. Это ж застрелиться, какие интонации! Господь во Славе!

— Я не желаю играть «Смоук», — сказал кто-то.

— Ты не мог бы повторить это, незнакомец?

— Я не желаю играть «Смоук». «Смоук» — тоска зеленая. Мне не нравится эта примитивная гармоническая прогрессия. Я отказываюсь играть «Смоук».

— Он отказывается играть «Смоук»! Но ведь Хоки Моки — король джаза, и он сказал «Смоук».

— Чувак, ты что, иногородний или что? Это в каком же смысле ты отказываешься играть «Смоук»? Да и вообще, как ты попал на этот джем? Кто тебя нанял?

— Я Хидео Ямагучи, из Токио, Япония.

— О, так ты из этих японских лабухов, так что ли?

— Да, я лучший тромбонист всей Японии.

— Что ж, добро пожаловать, а там мы послушаем, как ты играешь. Скажи мне, а чайная «Теннесси» так и остается главной джазовой тусовкой Токио?

— Нет, теперь главной джазовой тусовкой Токио стал «Квадратный ящик».

— Вот и ладушки. О'кей, а теперь мы слабаем «Смоук», как и сказал Хоки. Ты готов, Хоки? О'кей, начнем по счету «четыре». Раз! Два! Три! Четыре!

Два парня, стоявшие под окном Хоки Моки, последовали за ним в клуб. Теперь они хором сказали:

— Боже милостивый!

— Да, это «Английский восход», знаменитая манера Хоки. Он играет так, что от тромбона расходится масса лучей, красные лучи и синие лучи, и зеленые лучи, и зеленые лучи, исходящие из фиолетовой сердцевины, и оливковые, исходящие из бежевой сердцевины.

— А этот японский мальчонка, он тоже совсем неплох.

— Да, он совсем неплох. И он держит свою дудку очень необычным образом. Это зачастую является признаком классного исполнителя.

— Так перегнулся, что голова между коленками.

— Боже милостивый, он великолепен!

Он великолепен, думал Хоки. Возможно, мне придется его убить. Но тут в дверях показался некто, толкавший перед собой маримбу на четыре с половиной октавы. Да, это был Толстый Джонс, и он начал играть даже прежде, чем успел полностью протиснуться в комнату.

— Так что играем?

— «Билли'с Баунс».[70]

— Как я и думал, как я и думал. И в чем?

— Фа.

— Как я и думал, как я и думал. А ведь ты вроде играл с Мейнардом?

— Да, я играл с этой бандой, пока не слег в больницу.

— С чем?

— Да просто устал.

— Чем можем мы дополнить фантастическую игру Хоки?

— Как насчет дождя или звезд?

— А не будет ли это чрезмерным нахальством?

— Спроси его, как он, не против?

— Спрашивай сам, я боюсь. С королем джаза шутки плохи. А этот японский парнишка, он тоже совсем неплох.

— Он великолепен.

— Думаешь, он играет по-японски?

— Да уж не по-английски.

Сколько лет, думал Хоки, у меня чуть не лопались жилы от этого тромбона. Ну как смогу я выдержать еще одно противостояние, в таком-то возрасте?

— Слышь, Хидео…

— Да, мистер Моки?

— Ты хорошо себя показал и в «Смоук», и в «Билли'с Баунс». Я с сожалением должен признать, что ты почти не хуже меня. Более того, я решил, что ты лучше меня. Страшно подумать, но против фактов не пойдешь. Я продержался в королях джаза всего двадцать четыре часа, но безжалостная логика нашего искусства требует, чтобы мы склонились перед Истиной, когда слышим ее своими ушами.

— Может быть, вы ошибаетесь?

— Нет, у меня ведь есть уши. Я не ошибаюсь. Хидео Ямагучи — новый король джаза.

— Вы желаете сохранить положение почетного короля?

— Нет. Я попросту сложу свою дудку и удалюсь. Этот джем — твой, Хидео. Ты можешь выбрать следующую тему.

— Может, «Крим»?

— О'кей, вы слышали, что сказал Хидео, играем «Крим». Ты готов, Хидео?

— Хоки, вам совсем не нужно уходить. Вы можете тоже принять участие. Только подвиньтесь немного, вот сюда…

— Спасибо, Хидео, это очень великодушно с твоей стороны. Пожалуй, можно и вправду немного поиграть, раз уж я здесь. Sot to voce конечно же.

— Хидео просто великолепен в «Крим».

— Да, пожалуй, это его лучшая тема.

— А что за звук доносится с той стороны?

— С какой стороны?

— С левой.

— Ты это про звук, который звучит как острое лезвие жизни? Который звучит как белые медведи, пересекающие ледяные просторы Арктики? Звучит как неудержимо мчащееся стадо мускусных быков? Звучит как моржи-секачи, ныряющие на дно океана? Звучит как фурмаролы, дымящиеся на склонах горы Катмай? Звучит как дикая индюшка, пробирающаяся сквозь лес, мягко ступая по толстому слою опавших листьев? Звучит как бобры, гложущие деревья в аппалачских болотах? Звучит как опяга, прорастающие на стволе осины? Звучит как горный олень, бродящий по склонам Сьерра-Невады? Звучит как целующиеся суслики? Звучит как несущийся по - ветру шар перекати-поля или извивающаяся река? Звучит как ламантины, жующие морскую траву у мыса Сейбл? Звучит как стада носух, пересекающие Арканзас? Звучит как…

— Боже милостивый, это же Хоки! Даже с сурдиной он буквально сдувает Хидео с эстрады!

— Хидео упал на колени, но продолжает играть! Боже милостивый, его рука тянется к поясу, к длинному стальному мечу… Остановите его!

— Полный улет! Так потрясающе «Крим» еще не играли и вряд ли сыграют. Как там Хидео, в порядке?

— Да, кто-то побежал принести ему стакан воды.

— Преклоняюсь, Хоки! Это была самая распродолбучая штука, какую я видел!

— Ты снова король джаза!