Александр Маркьянов - Сожженные мосты

• Название: Сожженные мосты
• Автор: Александр Маркьянов
• Жанр: Альтернативная история

Третья часть «Бремени Империи». Судьба народов и империй решается не во дворцах и не на дипломатических раутах. Тегеран и Багдад, Варшава и Вашингтон, Вена и Санкт-Петербург — везде идет невидимая и жестокая тайная война, в которой каждый вынужден отстаивать свое право на дальнейшее существование. И в этой войне нет непобедимых!

Все семь частей в одном файле.

Сетевая публикация

---

— Господин атаман, а этот… ну диверсант. Он — что?

— Молчит как рыба. Документов нет. По виду — не поляк, не пойми кто. Ничего, контрразведчики расколют. Ты мне вот что скажи, казак. Это — твое все, сам знаешь по старой традиции. Сам забираешь или на кошт отдаешь?

Тихон особо не раздумывал — отец еще наказ дал.

— Не бедуем. На кошт отдаю, пусть круг решает. Да и не один я был — восемь человек нас в деле было.

— Молодец… Добре…

13 июля 2002 года Пограничная зона, оперативная группа 1-46 Операция «Тайфун»

Диверсионная активность — а нападений на пункты временной дислокации оказалось что было не одно и не два — не только не сорвали операцию — но и ускорили ее. Если до этого были какие-то мысли, что поляки и их новое правительство одумаются, перейдут от языка ультиматумов к нормальному диалогу — то теперь шансов никаких не осталось. Генеральный штаб дал зеленый свет операции Тайфун, даже несмотря на то что лишь семьдесят процентов подразделений подали рапорты о готовности.

Новое польское правительство, возглавляемое князем Радзивиллом, вело себя столь странно, что возникало сомнение в его душевном здоровье. Первым делом — новый государь Польши не только не подтвердил своей подписью вечную унию с Россией — но и заявил о том, что Польша независима. И на следующий день (!!!) он обратился одновременно к Германии и Австро-Венгрии с просьбой о вассалитете. В коротком обращении, распространенном как по всей Польше, так и по каналам мировых новостных агентств. В этом сообщении говорилось, что Польша своими силами вырвалась из пут векового рабства, и будет прикладывать все силы к тому, чтобы вернуться в семью европейских народов.

На деле же получалось, что Польша меняла одно вековое рабство на другое.

Германия ответила на польскую ноту категорическим отказом, заявив, что не признает правительство, образованное во время мятежа. Балльплатцен[538] родила два просто удивительных документа. В первом желание Польши войти в семью европейских народов и самой решать свою судьбу осторожно приветствовалось, но на желание Польши стать вассалом Австро-Венгрии прямой ответ был не дан. Судя по ответу австро-венгерского МИД дальнейшая судьба Польши должна была решиться в ходе многосторонних консультаций с обязательным участием новых польских властей. Ни слова о незаконности вооруженного мятежа и польского правительства образованного в результате мятежа — сказано не было[539]…

На следующий день Австро-Венгрия официально признала независимость Речи Посполитой. Достойные наследники великого Меттерниха[540], ничего не скажешь.

В эти же дни в Австро-Венгрии вспыхнул мятеж сербов, возможно именно это и помешало Австро-Венгрии предпринять новые антирусские шаги. Никто не идет поджигать чужой дом, когда занялся твой собственный.

Все время после пожара казаки готовились к выступлению, ждали, пока подвезут топливо для техники и дополнительные боеприпасы. На боевые машины, которым предстояло на долгое время стать одновременно и домом и транспортом для них — казаки навьючивали мешки с солеными сухарями, пластиковые канистры с водой, сложенные палатки, цинки с патронами, прочий походный скарб — так что боевые машины стали походить на гусеничные цыганские арбы. На всех было выдано по три боекомплекта.

Подняли их внезапно, утром, в четыре часа. Было еще темно, только на горизонте робкая светлая полоска говорила о том, что ночь заканчивается и уже через час землю осенит рассвет. Гремел горн побудки — старое «по коням», ревели в ночи моторы боевых машин, выходивших из лагеря и строящихся в боевом порядке. Небо гудело воем реактивных двигателей, хлопаньем вертолетных лопастей.

Проснулся и Тихон — сосед, свалившийся с койки и сейчас прыгающий на одной ноге — надевая сапоги, больно пихнул его в бок.

— Вставай, дело проспишь…

Тревожный рюкзак уже был собран, оружие рядом, в шкафчике. Только одеться… черт, как же устал…

Привычная процедура — на действительной укладываются в сорок пять секунд. Шаровары, гимнастерка… ботинки…

Топот сотен ног по земле, рев моторов, нестерпимый для глаз свет фар-искателей — как песка в глаза сыпануло. Только бы под машину не попасть…

— Шестая рота! Шестая рота, ко мне! Строиться!

— Третья! Вешенские на построение!

Не спасают даже громкоговорители — хотя пробиваешься на зов.

Постепенно все как-то успокаивается, упорядочивается — машины находят свое место в боевом строю, казаки — место в строю войсковом. Развевается знамя полка на левом фланге строя, его треплет неизвестно откуда налетевший легкий ночной ветерок. Кто-то из офицеров полка с мегафоном лезет на ближайшую боевую машину.

— Господа офицеры и нижние чины! Казаки! В который уже раз Польша, мятежная нам и нашим предкам, подняла рокош и свергла законного царя, убив его! Весь виленский край охвачен беспорядками, льется кровь, дороги забиты беженцами — общее число их подходит уже к миллиону! Самозваное правительство Бориса Первого, отцеубийцы и узурпатора власти объявило день грабежей, присвоив все имущество русских в свою пользу и пользу тех, кто участвует в рокоше. Там, на польской земле в окружении сражаются наши части и казаки.

Господа! Государь смотрит на нас! Вся Россия смотрит на нас! Покажем же, что мы достойны своих дедов и отцов, своей формы и наград! Сегодня вечером мы придем под стены Варшавы, нашей тяжелой бригаде выпала честь первым достигнуть ее стен. Наступаем под прикрытием авиации, направление — на Радзин Подляску и далее — на Варшаву. Приказываю — в затяжные бои не вступать, при необходимости — вызывать на помощь авиацию и артиллерию! В населенные пункты не входить. Двигаться параллельно дорогам, сами дороги могут быть заминированы! Ожидаемый уровень сопротивления — слабый, огонь только по выявленным целям и по установленному противнику, ведение огня на прикрытие запрещаю. Сегодня вечером, господа, я ставлю всем шампанское под стенами Варшавы! Это говорю вам я, полковник Голеватый, седьмая тяжелая бригада! С нами Бог, Господа! По машинам!

— С нами Бог, за нами Россия, казаки! — гаркнул атаман.

— С нами Бог, за нами Россия!!! — слитно ухнул строй. Забылось разом все — и самоволка, и разборки с офицерами. Они были единым целым — стальной колун, больше ста боевых машин. Их не остановить, до Варшавы от их расположения — девяносто километров. Да, сегодня вечером они будут пить шампанское за счет их полковника под стенами древней Варшавы…

— И еще! Довожу до всех, чтобы потом никто не говорил, что не знал! Впереди нас будут действовать наши люди, в том числе в гражданском, в польской военной или полицейской форме. Их паролем будет слово Эхо. Повторяю еще раз — эхо! Если кто-то назовет вам этот пароль — вы должны будете доставить этого человека ко мне или к любому из офицеров полка, не причиняя ему вред. Все поняли?

— Так точно!

— По машинам! По машинам! Наблюдателям, занять места, готовность! Смотреть в оба!

Третья рота, в которую попал Тихон оказалась авангардной — оказалось офицеры разыграли вчера кому идти в авангарде, и честь эта досталась третьей роте. Опасно — при соприкосновении с врагом они примут удар на себя — но и почетно, потому что именно эта рота первой достигнет Варшавы, а возможно — и первой ворвется в город, если будет получен приказ брать город с ходу. Именно они первыми ступят на землю Польши.

— По машинам, по машинам! Быстрее, занять места! Быстрее!

По уставу при передвижении на боевой технике, казаки должны были ехать в боевом отделении, под прикрытием брони. Но устав — уставом, а мины — минами, да и из-под брони хрен чего увидишь, едешь как в коробке. Поэтому казаки большей частью загрузили десантные отделения машин цинками с патронами, да канистрами с водой, а сами расположились на броне, прикрывая каждый свой сектор.

Третья рота — тридцать гусеничных боевых машин — шла строем, напоминающим древнегерманское рыцарское построение — свинья. Впереди, на самом острие — тяжелая боевая машина, вооруженная двумя скорострельными пушками от вертолета, установкой тяжелых ПТУР и двумя автоматическими гранатометами. Этакий самоходный «комбайн смерти», способный шквальным огнем в считанные секунды развалить по кирпичам сельский курень… или как там они называются. Поскольку бронетехники противника на маршруте продвижения не ожидалось — эту машину поставили вперед для разведки и борьбы с расчетами ПТУР и легкой техникой противника.

Следом, по флангам, уступом, шли две штурмовые артиллерийские установки калибра пять дюймов — сто двадцать пять миллиметров. Эти установки представляли собой те же танки, от которых отказались в семидесятые — и через тридцать лет вернулись к ним же. Та же самая метровая лобовая броня, те же самые средства пассивной защиты. Разница лишь в компоновке, типичной не для танков, а именно для САУ — моторное отделение вынесено вперед, далее идет необитаемое артиллерийское отделение, и уже далее — бронированная капсула с двумя членами экипажа: механиком-водителем и командиром. Разница с танком еще и в том, что максимальный угол подъема пушки — пятьдесят восемь градусов, а не двенадцать как раньше. Такая вот пушка могла стрелять даже по вертолетам снарядами с лазерным наведением и контролируемым подрывом. Для самообороны рядом с основным орудием была установлена одноствольная зенитка калибра 23 миллиметра.