Марек Краевский - Призраки Бреслау

• Название: Призраки Бреслау
• Автор: Марек Краевский
• Издательство: «Фантом Пресс»
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 5-86471-411-9

Одним ласковым сентябрьским утром 1919 года в городке Бреслау находят тела четырех матросов. Рядом с ними – таинственная записка, адресованная инспектору Эберхарду Моку, в которой убийца предлагает ему поиграть в странную и опасную игру. Ставка в этой игре – жизнь тех, кто находится рядом с Моком. Чтобы найти эксцентричного убийцу, инспектору Моку придется погрузиться в лабиринт из тайных сект, запрещенных удовольствий и призрачных теней.

Слабость к алкоголю и рыжеволосым женщинам, ночные кошмары и экстраординарный дар сыщика – таков Эберхард Мок, один из самых необычных и обаятельных героев-сыщиков. В своем темном и таинственном детективе Марек Краевский рисует красочное полотно из жизни начала века, на котором в странном хороводе соединились развращенные аристократы, безжалостные преступники, революционеры, маньяки и рыжие красавицы. Читая детектив Краевского, словно заглядываешь в другую эпоху – так ярко описаны все исторические детали, но все-таки главное в нем – завораживающая детективная история, от которой буквально захватывает дух.

---

Новый глоток «Лосося» пошел плохо. Это все из-за высокомерно-вежливого барона, нелегко выкинуть его из головы, и Смолор призвал на помощь образы людей, ему приятных. Что поделывает маленький Артур? Наверное, играет с машинкой… (Вкус ликера явно улучшился.) Может быть, он присел на кухне в своих штанишках из грубой материи с большой кожаной заплатой на попе и катает миниатюрную модель «даймлера» по отмытой добела половице? Ведь у него на кухне так чисто… А все жена, фрау Урсула Смолор. Вот она, встав на колени, трет гладкие половицы порошком «Эргон»; вот ее крепкие плечи, мягко колышущиеся груди, заплаканное веснушчатое лицо, душераздирающие рыдания – Смолор, оттолкнув ее, хлопает дверью и в слепом отупении направляется к вилле на Вагнерштрассе. Там его ждет баронесса на шелковых влажных простынях… Маленький Артур плачет, когда взбешенная мама объясняет вполголоса, что папа его не любит – он любит одну потаскуху. «Что такое потаскуха, мамочка?» – «Это – гадюка, это – дьяволица в человеческом обличье». Смолор хочет взять Артура Смолора на руки, но сын бежит от отца, орет во все горло: «Не трожь меня, гадкий, иди к своей таскухе!»

Вахмистр потянулся к бутылке. Наилучшее лекарство от угрызений совести ему было известно.

Бреслау, суббота, 27 сентября 1919 года, восемь вечера

Сестра Термина, дежурившая в хирургическом отделении клиники Венцеля-Ханке, повесила трубку телефона, злая как черт. Сегодня она в очередной раз получила указание от доктора Корнелиуса Рютгарда и в очередной раз в глубине души возмутилась. Да что же это такое! С каких это пор врач из другого отделения отдает ей распоряжения?! Надо пожаловаться непосредственному начальнику, ординатору хирургического отделения, доктору Карлу Хайнце. Что, в самом деле, за наглость? Этот Рютгард – дерматолог, вот пусть и занимается своими заживо гниющими проститутками и похотливыми буржуа, доедаемыми сифилисом третьей стадии! (Тут сестра Термина постаралась прогнать грешные мысли, которые совсем не подобали ей, исполненной достоинства и умиротворения труженице, за спиной у которой долгие годы служения ближним.) Два санитара провезли на каталке в сторону операционной толстопузого Карла Хадамицкого, находящегося под действием морфия. Тому предстояло свидание с дренажом и скальпелем на предмет удаления раковой опухоли почки.

За каталкой поспешал какой-то господин в расстегнутом пиджаке, обмахивающийся котелком. Сестра Термина на мгновение засмотрелась на него: смуглое мужественное лицо, покрытое щетиной, широкие плечи и черные волнистые волосы. Мимо поста медсестры мужчина проскочил молча, не объяснив, кто он такой и что здесь делает.

Ну это уж слишком!

– Эй, господин хороший! – Голос у сестры Термины был громкий и низкий. – Вы к кому-нибудь из наших больных?! Сначала необходимо зарегистрироваться у меня!

– Эберхард Мок, – произнес мужчина хриплым басом. – Я к своему отцу, Виллибальду Моку.

Представившись, мужчина надел котелок и сразу же снял, поприветствовав, таким образом, сестру Термину. Поклон получился церемонный и одновременно иронический. Затем, не спросив позволения, наглец помчался дальше по коридору.

– Виллибальд Мок, Виллибальд Мок… – повторяла разъяренная сестра, водя пальцем по столбцу фамилий. Ах, тот, что попал в наше отделение по указанию доктора Рютгарда, пациент, которому необходимо особое внимание! Что такое «особое внимание»? Всем необходимо особое внимание, не только пожилому господину Виллибальду Моку! Ну уж я с этим разберусь!

Сестра Термина потянулась к телефону, набрала домашний номер ординатора.

– Квартира доктора Хайнце, – раздался в трубке хорошо поставленный мужской голос.

– Это сестра Термина из городской клиники Венцеля-Ханке. Могу я поговорить с герром доктором?

Камердинер не удостоил ее ответом и положил трубку рядом с телефоном. Он всегда так поступал – сестра это знала, – когда слышал только имя-фамилию, без ученой степени. До сестры Термины донеслись звуки фортепьяно, веселые голоса и звон бокалов – у доктора были гости.

– Слушаю вас, сестра. – Тон у Хайнце был не слишком дружелюбный.

– Господин профессор, этот доктор Рютгард с отделения заразных болезней возомнил о себе и дает мне указания насчет…

– Все ясно, – несколько раздраженно прервал ее Хайнце. – Прошу выслушать меня внимательно. Все распоряжения доктора Рютгарда считайте моими распоряжениями. Вы меня хорошо поняли? – Брошенная трубка звякнула.

Раздражение уступило место любопытству. Кто же он, этот пожилой господин с сотрясением мозга и сломанной в двух местах ногой? Какая-то важная персона, это несомненно. То-то Рютгард потребовал перевести его в отдельную палату и обеспечить круглосуточное наблюдение. А тут еще и сынок явился… Элегантен и хамоват.

Сестра Термина направилась по коридору к отдельной палате, где лежал пожилой господин Мок. Сам шелест ее накрахмаленного передника пробуждал в больных жизненные силы и надежду. Прочь боль! Сейчас сестра Термина сделает укол, поглядит снисходительно, и на них снизойдет умиротворение и покой!

Но надежды пациентов оказались тщетными. Сестра Термина постучалась в дверь отдельной палаты и вошла, хоть никто и не ответил. Да и кому было отвечать! Мок-старший лежал без сознания, а его сын прижимал к губам отцовскую руку со следами уколов. Сестра Термина посмотрела на Мока-младшего и почувствовала отвращение. При виде плачущих мужчин ей всегда делалось противно.

Бреслау, суббота, 26 сентября 1919 года, одиннадцать ночи

Сестра Термина с уткой в руках подошла к отдельной палате и распахнула дверь настежь в полной уверенности, что снова увидит двух спящих мужчин. Наверное, душевные и телесные муки измотали обоих, сказала себе сестра Термина высоким стилем. Но безошибочная интуиция на этот раз ее подвела. Никто не спал. Мок-старший при виде монахини прервал какое-то длинное рассуждение и с видимой радостью принял от нее утку. Мок-младший, чтобы не смущать отца, вышел в коридор и закурил. Немного погодя сестра Термина вынесла из палаты урильник и, памятуя о жестких указаниях доктора Хайнце, не решилась сделать замечание курильщику. Мок-младший, казалось, прочел ее мысли: затушил о подошву окурок, завернул в бумажку и вернулся в палату. Сестра задвинула судно под стоящую в коридоре каталку, полную чистых простыней, сняла свой неохватный головной убор и приложила ухо к щели в дверях.

– Если бы ты был тогда дома, – донесся до нее приглушенный стон больного, – то прогнал бы взломщика, устроившего ночной переполох…

– Это не взломщик, отец, – возразил ему хриплый бас. – Взломщики орудуют бесшумно… Если бы вы, отец, согласились переехать из этого дома, если бы не ваше упрямство, не было бы и несчастного случая…

– Если бы да кабы… – По всей видимости, силы возвращались к старику: сына он передразнил довольно удачно. – Вот ведь гад какой… Я у него во всем виноват… Да неужто? А кто уехал с девкой неизвестно куда и бросил старого отца одного? Кто? Кикимора болотная? Нет, мой сын Эберхард собственной персоной! Подыхай, старик, пришло твое время… Отблагодарил отца…

– А за что мне быть вам благодарным?

Сестра Термина неоднократно слышала этот тон, этот сдавленный тембр. Так говорят те, кто, узнав о смерти близких, отчаянно пытаются не проявить слабости на людях. Интонация, натянутая на диаметрально противоположные ноты, словно мутация голоса у подростка.

Стало тихо. Негромко шипел пар в стерилизаторах, постанывали во сне больные. В операционной звякнула о каменный пол металлическая посудина, заполненная новообразованиями, вырезанными из господина Хадамицкого. Клиника засыпала, во влажных уголках под раковинами и канализационными трубами пробуждались тараканы.

Сестра Термина уже не только подслушивала, но и подглядывала. Больной крепко сжимал руку сына. Ладони у обоих были одинаковые, с короткими толстыми пальцами.

– Твоя правда. – Голос старика напоминал предсмертный хрип умирающего, лицо исказилось в приступе боли. – Обрюхатить бабу может любой дурак. Твоя правда… Только за это ты можешь меня благодарить…

Сын сжал отцу руку так сильно, что старикова нога в деревянной шине задрожала – сестра Термина сама видела.

– Я больше никогда не расстанусь с тобой, – прохрипел Мок-младший, поднялся и бросился к двери.

Сестра Термина еле успела отпрыгнуть. У посетителя странно блестели глаза. «Должно быть, заметил, как я всполошилась, – предположила монахиня, поправляя головной убор. Ее сухие, покрытые светлым пушком щеки пылали. – Еще подумает, что я млею при виде него».

Сестра Термина ошибалась. Уж о ней-то ассистент уголовной полиции Эберхард Мок и думать забыл.

Бреслау, суббота, 26 сентября 1919 года, без четверти двенадцать ночи

На Корзоаллее, напротив величественной виллы доктора Росдейчера, стоял «адлер» последней модели. Четыре сигаретных огонька свидетельствовали о наличии в нем пассажиров. Такие же огоньки светились и под двумя большими липами у самой ограды виллы. Навершия ограды языками пламени устремлялись в небо: окна дома были ярко освещены. Из-за опущенных жалюзи доносились возбужденные голоса: не то ссорились, не то торжественно клялись.