Лидия Чуковская - Из дневника. Воспоминания

• Название: Из дневника. Воспоминания
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9691-0495-2

Отрывки из дневника включают записи о Т. Г. Габбе, о К. Симонове («Полгода в «Новом мире»), Борисе Пастернаке, Иосифе Бродском и Александре Солженицыне. Прочитанные вместе эти заметки, сделанные в разные годы, показывают, что С. Маршак был прав, сказав о первой работе Лидии Чуковской («Памяти Т. Г. Габбе) – «это и есть ваш жанр». Записи о Борисе Пастернаке и «Памяти Т. Г. Габбе» подготовлены к печати автором, а остальные – отобраны посмертно на основе дневника Лидии Чуковской.

К «Отрывкам из дневника» примыкает очерк «Предсмертие» – о последних днях Марины Цветаевой, тоже написанный автором на основе своего дневника. В книгу вошли также воспоминания о Фриде Вигдоровой и об академике А. Д. Сахарове.

---

8 ноября 1995, вторник. С Ал. Ис. у меня никаких отношений нет, как никогда их не было. У меня – восторг перед ним, который не убывает. Великий писатель, великий человек. К. Кедров сообщил в «Известиях», будто Солженицын переживает «духовный кризис». Это после солженицынского «Все равно» в «Лит. газете» и «Молодь» и «Эго» в «Новом Мире»… Вскоре после этой и других статей – А. И. С. был грубо лишен телевидения. (Это ему на пользу: сидеть дома и писать… Люблю его.)

Недавно критики: Сарнов, Лазарев, Рассадин и еще кто-то – выпустили общую статью, где расставили прозаиков и поэтов по рангам в соответствии с их вкусом. Там глупо все насквозь. А начало такое: 1) Владимов, 2) Солженицын… Какая чушь! Владимов – лучший ученик Солженицына. Оттого, что был и жив Солженицын, Владимов создал свой прекрасный, подражающий Солженицыну роман – «Генерал и его армия».

Читаю 1-й том публицистики Солженицына. «Жить не по лжи» удивительно, хотя и безумно. Каждое слово – драгоценный камень. Но напрасно он думает, что это нечто малое, нетрудное, всего лишь требуется не лгать. Да это то же, что броситься со всей семьей под трамвай – при советской-то власти! Можно было требовать тогда «всего лишь» не доносить, любить друзей, быть хорошим товарищем, не предавать дружбу. А не лгать!

Помню случай со мною. Я написала книгу «Декабристы – исследователи Сибири». Мне показалось это существенным открытием. Доказать, что они были не только политическими повстанцами, но интеллигенцией того времени, открывателями. Редакции книга нравилась. Но у меня требовали вставить – т. е. согласиться на фразу, ими вставленную: там, где я говорю о мечтании кого-то из декабристов – что вот, мол, какой может стать Сибирь, если разрабатывать ее богатейшие недра! – вставить фразу: «В наше время Сибирь и стала такою». И далее о подъеме при советской власти, о высокой добыче угля и пр. в наши дни. А я уже знала тогда, что вся Сибирь – сплошной концлагерь, что добывают там уголь и пр. богатства земли и строят дороги – заключенные. Но – сдалась. Мне было очень стыдно. Но я дорожила своим открытием – да и деньги нужны были. Сдалась, поправила фразы только «стилистически». Книга вышла. Ее хвалили – в печати Азадовский, в письме ко мне Оксман. (Ему особо понравилась одна фраза о суде над декабристами: «Началась трагедия следствия и комедия суда».) Однако книгу я считала загубленной и потом охотно переиздавала только главу о Николае Бестужеве: «Н. Бестужев, исследователь Бурятии».

Так вот А. И. С. требует: «всего лишь».

Вообще к интеллигенции он жесток, а главное – он не понимает ее. Образованщина! И все тут. «Интеллигенция перестала быть интеллигенцией, когда не заступилась за крестьян во время коллективизации». (А перечел бы «Мужиков», «В овраге» и «Новую дачу» Чехова.) – Когда крестьяне заступались за интеллигенцию – даже за земцев, врачей и учителей? Гениальной литературы русской и живописи они и совсем не знали, не подозревали о том, что у них есть Пушкин и Блок. Не из крестьян ли выходили городовые, погромщики, а потом и следователи КГБ и охранники? Крестьян было миллионы, интеллигентов – сотни, ну может быть тысячи. Ну, вот теперь их совсем не осталось – почти. Конечно, среди интеллигентов много сволочи, и при царе было, и при советской власти, и теперь. Тем ценнее каждое интеллигентное лицо, которое не сволочь. Ценнее для всего народа.

Солженицын говорит мельком о том, что до Нобелевской его поддержала «тоненькая пленка». Я не знаю всего состава этой пленки, но те, кого я знаю, – сплошь интеллигенты… И сейчас, когда его отлучили от телевидения, протестовали, насколько мне известно, только интеллигенты. (Останки!)

У такой огромины, как он, и заблуждения огромны. Огромный человек, талант огромный. Для того чтобы стать гением, ему не хватает только интеллигентности!

13/X1 95, понедельник. Читаю публицистику Солженицына. Удивительная книга! Столько ума, пророчеств, и столько безумия и злости не по адресу. Написано все насквозь превосходно, дивишься языку, синтаксису, емкости слов – и привкусу безвкусицы и безумия. Ну почему, например, А. И. утверждает, будто русский и украинский народы понесли наибольшие потери в войне против фашизма? А Белоруссия – не понесла? Ведь на нее первую накинулись гитлеровские войска. И таких «почему» очень много, хотя много и ошеломительных правд.

И настойчивые призывы к «национальному сознанию», «национальному возрождению» – рядом с проклятиями – заслуженным и незаслуженным – по адресу интеллигенции. Как будто без интеллигенции возможно какое бы то ни было сознание. Интеллигенция и есть сознание. В древние века в России грамотность принадлежала только духовенству и древняя литература – вся рукописная! – принадлежала духовенству. Но что такое Россия и русское национальное самосознание без Державина, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Баратынского, Тютчева, Фета, без Достоевского и Чехова, Герцена, без Блока, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака? И можно ли отрицать наличие советской культуры – т. е. вычеркнуть все 60–70 лет русской истории? Разве Зощенко, Маяковский, Маршак, Замятин, Мейерхольд, Булгаков, Чуковский, Житков – это не «русская национальная культура»? То же и в драматургии, и в живописи, и графике, и в кино, и в балете? Куда же деть Уланову?.. И разве у великого Пастернака, у великого Мандельштама не было стихов – к Сталину?

«Образованщина» – «образованщиной», но интеллигенция и самого Солженицына вынесла, выпестовала, подвергая себя смертельной опасности – и самого Солженицына. Человек он благодарный и благородный – воспел своих спасителей в дополнениях к «Теленку», – но мыслитель? А что был Самиздат – разве не национальное самосознание России? – интеллигентной России – и Сахаров? при всех его политических неточностях? Я не знаю, был ли Сахаров верующим и православным (сомневаюсь!), но человеком великой нравственности был он, а не Шафаревич. И почему, в чем русский народ показал себя истинным христианином? Только в идеале, в поговорках, в любви некоторой его части к церквам? А как же католики – итальянцы, французы, – они разве не христиане – потому что не православные?

Да ведь и читает-то Солженицына только интеллигенция.

Отлученная от интеллигенции неинтеллигентная Россия вся – по предсказанию объехавшего всю Россию А. И. – будет голосовать сплошь за коммунистов. А ненавидимая и презираемая им интеллигенция снова будет вымирать, погибать или продаваться.

Прочла Шаламова «Записи». Выпады против Солженицына мелкие, самолюбивые и прямо завистливые. Между тем «Архипелаг» – великая проза, новая не только новым материалом, но и новым художеством. Оттого читаешь. «Колымские рассказы» Шаламова нельзя читать. Это нагромождение ужасов – еще один, еще один. Ценнейший вклад в наши познания о сталинских лагерях. Реликвия. И только.

Упрекает Солженицына в деловитости. Да. А. И. деловит. Но в чем? В своем труде. (10 ч. в день.) И в распоряжении деньгами: отдавать политическим заключенным. Сейчас он мучается безнадежной болезнью друга: Можаева. Из записей Шаламова не видать, чтоб он за кого-нибудь (кроме себя) мучился. Жесток. Иногда весьма проницателен и умен.

21 ноября 95, вторник. Продолжаю минут 15–20 в день читать Солженицына.

17/XI прошла «презентация» 1-го тома солженицынской публицистики. Ал. Ис. туда не пришел. Он вернулся из Рязани, Орла (?) и Пензы и теперь засел на даче. Иногда говорит с Л. по телефону. Читает с восхищением (и каким опозданием!) Лидию Гинзбург… В разговоре со мною он упомянул как-то, что все 20 лет в Вермонте ни одной советской книги не прочел. (Теперь наверстывает – но как-то остается вне современной русской литературы, точнее – литераторов.) Я прочла в «Русской мысли» его интервью в Пензе. Хорошее. Толковое.

Воспоминания

Предсмертие О Марине Цветаевой

1

На телеграфном бланке, протянутом мне моей собеседницей, было крупно выведено:

«Асеев и Тренев отказали в прописке».

– Нет, такую телеграмму посылать нельзя, – сказала я. – Вы же сами говорите, что Марина Ивановна в дурном состоянии. Да и подумаешь – высшая инстанция: Тренев и Асеев! Да и подумаешь, столица – Чистополь! Здесь прописывают литераторов всех без изъятия. Были бы невоеннообязанные.

– А вы с Треневым или Асеевым знакомы? Беретесь уговорить? Без них нельзя. В Чистополе они представляют Президиум Союза писателей.

– Здесь я почти ни с кем не знакома. Я ведь ленинградка, не москвичка… К тому же я не член Союза и не член Совета эвакуированных. С чего Асееву или Треневу меня слушать?.. А скажите, пожалуйста, вам понятно, какого черта они не желают прописывать Цветаеву?