Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

10 Декабря. Синтез (ботаник Петров) и жена его Еклектика (жена, вероятно, в ГПУ из-за удобств).

Если в математике для исчислений допускаются, напр., бесконечно малые величины и посредством этого допущения достигается в конце концов сооружение мостов и других плотных для всех «реальных» предметов, то почему вы не можете себе представить, что художник в искусстве при создании реальных вещей не может руководствоваться тоже какими-нибудь допущениями невидимого, напр., свободы, как условия для творчества. И пусть эта свобода сама по себе не существует и недопустима в обществе, но…

Очень возможно, что за то и тянутся все к поэзии, что в ней допущена свобода личности и что только эта свобода отделяет «поэзию» от «жизни».

Я защищаю не иллюзорность искусства, а реализм, я только хочу сказать, что чувство свободы художника, точно так же как мысль о бесконечно малых в математике, есть необходимое условие для творчества и что именно это допущение качественной величины самочувствия «свободы» и делает искусство искусством, а не государственным строительством.

Вот, положим, я дикий писатель (попутчиком никогда не был) и кое-что пишу полезное, но, допустим, что я принят в РАПП. Вначале я ничего не буду писать, я буду привыкать и когда освоюсь с предметами в «перестройке», то буду летать и между этими предметами, не задевая их. Но горе в том, что РАПП именно и создан для того, чтобы быть умнее писателя и направлять его полет в желательную им сторону.

Отправил «Дауры».

13 Декабря. Вчера по хорошей пороше вновь обложили на том же самом месте (10 минут от дома) лисицу, по которой несколько дней тому назад я позорно промазал. Лисица (большой кобель) вышла на свой входной след, и я в 18 шагах в голову 7-м номером так положил ее, что она ткнулась в снег, не сделав ни одного того бессмысленного движения, разделяющего движение жизни и покой смерти (так наз. «конвульсии»).

Общество является из общности переживаний, образующих «быт». И тут, конечно, самое главное — семья, создающая <1 нрзб.> равенство условий жизни (все мы дети одного отца). Напротив, госуд. власть существует неравенством людей и, сама этим удерживаясь, стремится всюду создавать это неравенство.

Вот какой охотник: принимая за лисий след — след собаки своей, он ухитрился каким-то образом ее обложить и зафлажить.

Кто удивится винограду на навозе? Но если виноград среди хвойных деревьев и еще так, что и особенно вкусный и сладкий после морозов, то… и кажется, что и так все.

«Перестроиться»: (о чем говорит Полонский, — «я уже перестроился»): все привычки отбросить и с ними все прошлое, и оставался бы один труд у всех на глазах, только один труд (если же что-нибудь свое личное, то потихоньку, вроде как бы в отхожее место сходить).

Дерево приморское — это не наше плотное и стойкое: там деревья рыхлые до такой степени, что в деревянной посуде, если применить ее для соления сельди — рассол не держится. Рассказать об этом, и всю приморскую природу поймешь.

Перемена, перемена! не всем же на свете перемена: северянин, правда, мечтает приехать на юг, но южанин очень редко ищет, что желает северянин.

Полонский и проч. (Леонов) это обыгрывают материалы жизни. («Новая» диалектика) если 100 человек честно в борьбе за существование себя самого произносят слово диалектика, то они этим самым дают возможность 1000, а может быть и больше играть с диалектикой, и всякие примкнут к ней материально безответственно…

Пьеса: отец и два сына: родной и подвопросный.

Что же в самой жизни?

Все эти раппы шушера-мушера, и когда им об этом скажут, то они отвечают справедливо: не в нас дело, а в принципе. Так вот, значит сила их состоит лишь в их отношении к принципу, т. е. в их логически-научной вере… В это и надо проникнуть. И я думал об этом (Кащеева цепь) и теперь думаю, что может быть уже совершается обыгрывание принципа… Принцип нашли, но жизнь обыграли. В литературе это и сказалось, все равно как в глазах, да и сами вопят, что нет человека-писателя, который мог бы написать в уровень событий (это значит: жизни), и бумаги не хватит. Вот били жен да и теперь бьют много, только теперь это не правило, надо даже скрывать. Но дети рождались и жили. Теперь не бьют, но зато женщины повалили на службу и детей вытравляют. Это значит тоже обыграть жизнь.

Вообще стоит только <1 нрзб.> самую жизнь возвести в принцип, чтобы вслед за этим искренним и добрым решением некто (Ленин) стал обыгрывать жизнь.

Я так много в юности повторял: бытие определяет сознание, что теперь после опыта в жизни мне это стало казаться таким туманным и теперь я даже иногда думаю, не творческое ли это сознание определяет бытие…

Но пусть бытие определяет сознание, зато в опыте я убедился, сознание всегда обыгрывает жизнь: то определяет, а это обыгрывает.

Суетятся, бегают, война бы поскорей, один конец.

Если два противника (из которых один прав, другой не прав) сошлись и решили биться до смерти, то, конечно, мораль, гуманность и тому подобные дорогие сестры отходят в сторону и потом одна за одной переходят на службу к победителю. Что же им делать и в самом деле, если тот, кому они раньше служили, не мог удержать и уступил. Да, эти дорогие сестры могут существовать только при силе и, если они бывают у слабого, то всегда на время и будто лишь для того, чтобы свидетельствовать о позоре его.

Так, вероятно, сказал бы и Заратустра{284}, но мы приходим к тому же из опыта нас окружающей жизни.

Читатели ругаются на литературу, но критики судят и часто хвалят, вероятно потому, что если ничего в литературе нет, как думают читатели, то значит и критику жить не для чего.

Решаю писать теперь пьесу (Елец).

Стало почему-то противно читать стихи о военно-партизанском самохвальстве (манерность при этом необыкновенная). Вероятно, и другие это чувствуют, но как сказать!

Всегда ли принцип обыгрывает жизнь? Вероятно всегда, вот христианство, по Розанову, обыграло жизнь в самом зародыше{285}.

С этим можно согласиться, что как мистический интуитивизм, так и рационализм должны быть преодолены чем-то третьим, что интуиция и разум должны сойтись в одно (как у меня два Дерсу). Но я всегда об этом думал и соединял в творчестве, а не в марксизме. Марксисты-диалектики очень много дали доказательств своей связи с интеллектом, но ничего от интуиции.

Истинный ученый, все равно как и художник, в своем творчестве, между прочим, непременно обладает интуицией. Просто говоря, интуиция значит почти то же самое, что талант (милостью Божьей).

15 Декабря. За круглым столом читали Даурию. Как изобразить нового человека?

В понятии марксизма, совершенно мертвом, как в известковой скорлупе таится новая вера, а диалектика означает просто талант.

Новый человек: есть нечто такое в Пете, когда он разбирает следы, а я хуже его понимаю (устаю) и невольно с охотой ему подчиняюсь: он лучше меня знает, и потому он ведет, и в окладе он хозяин, а не барин-стрелок, как раньше, Но, возможно, стрелок сам не хуже понимает охоту и нанимает егеря, а сам становится стрелять, потому что это интереснее?

«Тигровая сопка» — сделать из нее сценарий так же трудно, как сделать по сценарию фильм. И вот это медленное преодоление порождает болезненную усталость и смерть творчества — скуку. В борьбе с усталостью и скукой создается атмосфера сорадования.

Разработать — «сотрудничество» (в работе над окладом зверя) и «сорадование».

Зворыкин рассказывал, что храм Христа Спасителя взорвали{286}, и осталась груда камней, а на прежней высоте креста в воздухе вьется много птиц, бывших жителей храма, и как будто все надеются, что явится опять их насиженное место. На этом месте должны воздвигнуть величайшее и красивейшее здание Совета.

17 Декабря. Не может, конечно, жених смотреть невесте, как лошади, в зубы. Вот для чего в браке раньше непременно участвовали старшие и судили невесту по родне, разбирали все по косточкам. А «романом» в собственном смысле слова была линия свободы любящих относительно родных. Прежний писатель в своем искусстве вел ту же линию свободы, противопоставляя «свободу» себя в искусстве мещанской условности жизни. Вот с чем и трудно справиться нынешнему писателю: та своя личная линия любви в романе и свободы в писании, противопоставление общества государству, героя толпе, любовников — силе родных — все это исчезло: государство и общество принципиально слились, смешно говорить об авторитете старших в браке, а писатель свою силу поэзии и не может вознести на высоту независимости от текущей жизни: поэзия должна просто быть на службе, и поэт в колхозе или на фабрике. Теперь поэзия не есть личный выход недовольного человека, напротив, — это избыток чувств от радости осуществления заветного…