Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

Итак, исчезает вся троица: личность, общество и Бог, и поэтому остается быть лишь сочувствующим очеркистом производственного быта. Но стоит только представить себе, что прежнее «мещанство» то же самое, и «старшие», решающие судьбу любовников и пр., есть буржуазный класс всего мира, стремящегося уничтожить СССР, как для поэта вновь является возможность существовать. Вот почему вероятней всего я и уцепился за Китай, которому мы сочувствуем, а европейцы уничтожают.

Или вот тоже быт… быт создается миром и требует срока.

18 Декабря. В 8.50–11 у. с Петей в Москву. 11.50 Мантейфель. 1 ч. д. Воронский. 3 ч. — обед, 4 распредел. — Карасева — 5 д. Известия.

Идея кино-бригады. Разговор о Вав. башне и египетских пирамидах. Все правильно, только за что страдает и почему не обеспечивает нас честный товар: лежит, блестит, а взять никто не может, т. е. если у нас разложение, то — нет! если усиленное строительство за счет счастья масс — есть результат разложения, то наше разложение есть ничто иное, как явление разложения капитализма (последствие войны). Он говорил еще, что наше строительство есть обезьянье в сравнении со спокойным обыкновенным американским.

19 Декабря. Меня расстроило, что отказались печатать «Кащееву Цепь», и на это чувство обиды насела картина московской трамвайной давки, злобы, потом бой за место на жел. дор., серые лица и такое множество людей с мешками провизии, зло, усталость… истинный ад! и на это навернулась дальше совр. литература. Началась тоска самая острая со сладостной мыслью о смерти… И в то же время о том, что находится по другую сторону смерти: пристройство, подобное уверованию, с наглым тире вместо всяких сомнений, вопросов и колебаний, — в этом царстве Максима Горького ведь еще много хуже, чем смерть. Я теперь живо представил себе состояние духа Л. Толстого, когда он желал, чтобы его тоже вместе с другими мучениками отправили в тюрьму и на каторгу. И мне теперь тоже жизнь в ссылке, где-нибудь на Соловках, начинает мерещиться, как нечто лучшее. Я накануне решения бежать из литературы в какой-нибудь картофельный трест или же проситься у высшего начальства заграницу. Мне думается, что в конце концов меня отпустят, потому что люди у нас не глупые и…

На мой взгляд, художник, создавший крупную вещь, тем самым преодолел свою индивидуальность и стал личностью.

В одном любовном письме она, восхищаясь его фигурой, говорит: «даже жаль, что она принадлежит вам, что Вы сами вольны распоряжаться собой». Замечательно верно и глубоко.

22 Декабря. Зима необыкновенная, все было так, что мороз на голой земле и так долго! а потом каждый день новая пороша. Мы с Петей вчера этому дивились, а Зоя сказала: «Каждый год пороша». Мы ей объясняли, что каждый год пороша бывает, но не столько: тут ведь каждый день. Она опять сопротивляться, и я, наконец, потребовал объяснения. И вот она: «Потому что Петя каждый день на охоту ходит» (т. е., что Петя ходит, и ей неприятно это, а потому она против пороши).

Какой я вам попутчик, я вам — отец. Но если я взял на себя обязательства к вам и работал для вас четверть века, то я требую теперь, чтобы и вы взяли на себя обязательства в отношении меня как отца.

Журнал «РАПП».

Чисто-начисто еврейский (слова: «подытоживая», «несомненно», «разумнее было бы потерпеть с ним»). Напр., открыли, что Ап. Григорьев был идеологом торговой буржуазии. Для нас это «открытие» ничего не открывает, можно быть идеологом буржуазии и дать миру много ценного, и это ценное надо бы и раскрыть критику. Но марке, критик открыл «идеолога», и тут все. И так было 30 лет тому назад, и я этому же точно так был предан и точно так же надувался, делал такие же открытия. Теперь это мое господствует надо мной и не дает мне возможности жить. Я же теперь думаю, что классовая борьба есть частность нашей общей повседневной борьбы, частность, принимаемая за все (pars quo totum). Между прочим, практически это открывание первопричин или «разъяснение» (писателя) выбрасывает живого человека и обрекает на бездействие и часто голодание; если же заглянуть в жизнь шире, то там эта философия превратилась в настоящую инквизицию, которую называют «чисткой». Жизнь какого-нибудь совхоза состоит в постоянной чистке, доносах, интригах и беспрерывной смене лиц.

<На полях:> Для меня — старо. Вопрос: почему у нас дружба с наукой и вражда с искусством?

Дело это на большой палец.

Дело это на два пальца (больших).

Товарищи, здесь написано «не курить», почему же вы невежничаете?

Обвал в лесу.

Лес завален снегом, но оттепели не было, и потому если на верхней ветке высокой ели обсыплется хоть одна только лапка, то кажется вначале зверек прыгнул, белка или куница: даже вздрогнешь иногда, когда шевельнется; но там это лишь начало: с первой лапки снег падает на вторую, берет с нее все с собой, это падает на третью лапу, дальше, дальше, и вот рушится все, с тупым звуком падает в обвале снег на снег, и некоторое время в снежной пыли, как в дыму, стоит все дерево странно, как живое существо, раскачивая всеми ветками.

Вот сколько я наблюдаю природу, а каждый год все идет по-новому, и я привык как художник жить этим разнообразием и считать за открытие и счастье, когда является такое новое, о чем хочется всем рассказать; теперь за открытие считается явление единообразия, стандарта (Ап. Григорьев — идеолог буржуазии). Художник должен не ждать от жизни подарков ее разнообразия и неожиданности, нечаянных радостей, а обыграть ее и подвести под стандарт. Так вот теперь вся жизнь и обыграна, и, вероятно, во всем мире и для всех времен нынешняя картина советского единообразия есть единственная…

23 Декабря. Вчера почти что устроил Петю в Салтыковку. Пригласил на сегодня Пушкова слушать мой сценарий. Никак не могу освободиться от презрения к писателям, которое, конечно, сводится к личным неудачам. Смешно, достигнув известности, под 60 лет вдруг очутиться в положении неудачника и брюзжать. Но мышиный путь (Иван Иванович) невыносим.

Явился охотник продавать собаку, сослался на Чумакова. Мы приняли его, обласкали. На пробе я убил зайца и, чтобы подвесить, взял у него ремешок. Дома он попросил у меня ремешок обратно (значит, на зайца он, хозяин собаки, не имел претензии). Мы подвесили зайца в передней на гвоздике. Накормили охотника, простились, звали в гости. А он, выходя, потихоньку взял моего зайца. Утром хватились — украл.

Интересно в этом наше расположение к нему, во-первых, как к гостю, во-вторых, как к охотнику и, наконец, к рабочему. Трудно устоять против такого добра, но он устоял и на добро наше насрал. Если бы отнять самого Достоевского от его «Человека из подполья», то было бы похоже, но тут надо понять без романтики и символики: есть такой человек. Максим Горький в своем опыте стоит перед таким человеком. Из таких вышел Контелин, комсомолец, ищет в карманах пальто учителей политически компрометирующих их записок и тут же сопрет кое-что… Примеры коварного предательства (прошлый год политрук из Каляевки). Есть такой фактик в нашем народе, и очень возможно, что научный идеализм (хочу все знать) питается у простых людей (и у Горького) именно фактом этого мелкого и страшного зла: кажется, это зло от невежества… хочется, чтобы мало-мальски почище было.

Итак, — это один из героев моих. Очень хитер и туп. Попадает в среду, где с хитростью не считаются, а берут умом и совестью. Но ни ума, ни совести у него нет. Драма в том, что у хитрости есть своя сила. В колхоз это надо перенести…

Стать перед фактом последней низменности, — это вот и значит приблизиться к жизни: показать это в свете величайших явлений человеческого гения (коммуна и пр.).

<На полях:> Вот так и остались: мужики на бобах, а бабы, как всегда, на грибах.

<На полях:> Человек и служение человеку — дело самое серое, кто не хочет: все хотят повыситься или увлекаются, но никто не хочет служить человеку.

Собственность — как материализация личности, вероятно, незыблема, потому что личность абсолютно не может совпасть с обществом. И пусть произведенные личностью блага делаются достоянием общества, все равно тогда собственность на вещь трансформируется в славу, а слава, предпочтение дает превосходство над другими, и это превосходство трансформирует власть над человеком так же, как собственность, что есть почти власть.

24 Декабря. Мужики и бабы.

Марья рассказывала, что мужики все у них разбрелись по производствам и оттуда шлют письма и жалуются на харч, а бабы остались в колхозах на тяжелых работах, пилить, дрова возить. «Так вот, — сказала Марья в заключение, — мужики остались на бобах, а бабы остались, как всегда, при грибах».