Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

После того, как определилось утро, я вышел на охоту за бекасами. Все небо курилось, всюду бежало курево, как после пожара, но за дымами-курилками там и тут проглядывало второе высокое небо, удивительно нежно-бирюзовое, светящееся, и тут я узнал, что это же самое было и ночью, там, где теперь бегут дымы, — ночью казались темными пятнами, а где бирюза — там были ночью звезды. И точно так же, как ночью, и днем пошло, эти дымы нижнего неба то складывались в тучу и шел дождь, то одолевало солнце и открывалось высокое небо.

Нерль плохо работала, и оттого я плохо стрелял, убил трех бекасов и вальдшнепа. Сделал несколько снимков водяных растений, конского щавеля. Надо снять Чертову тещу, как она выглядит, когда опадает ее красный цвет: какое злое растение! какой это хищник и как зачем-то она вооружена!

Приходил Шершунович звать смотреть Банковскую дачу. Немного посплю и пойду.

Видел сон, будто идет стадо коров наше, а ни одной нашей коровы узнать не могу. — Наше ли, — спрашиваю, — стадо. — Наше, — отвечают пастухи. И опять я смотрю, а узнать в нашем стаде коров не могу.

Весь день было истинно — «переменно», то прояснивало, то моросил дождь. В 5 веч. у Шершуновича, но он еще не приходил с работ. В ожидании его пошел в лес и стал фотографировать. Открылась красота силуэтов ветвей деревьев на облаках — можно посвятить целую серию снимков. Снял таким образом дорогу в Заболот. лесничество (чуть моросил дождь 10/9 ф. и 25/6,3 ф.).

Как боль отпускает, так точно же чувствуешь, когда в лесу начинает прояснивать. Оказывается, сорока может крикнуть в лесу так, что подумаешь: — это галка так может, да и как увидишь и поймешь, что это сорока, то вдруг определяется у них такое большое родство.

Дятел, как будто не веря перемене погоды, не стучал по стволу, как дятел, а как маленький ползунок, опрокидывался, ползал по веткам и сползал на низ хвои. Потом погода укрепилась, и дятел принялся за свою долбню.

Закат был невидим, но после долго горело в облаках и светило в промежуток черных стволов.

Лесничий не пустил Шершуновича, я возвратился домой. Ночью была гроза очень основательная и дождь очень большой, сильный и долгий, — всю ночь лил дождь.

26 Августа. Дождя нет, но серые тучи кругом повисли. Ворона сидит рядом с трубой и орет при всяком явлении. Вот четыре журавля летят над деревней — ворона орет им вслед. Журавлей этих не было ни разу по утрам, это, конечно, семья, два старых и два молодых, какие-то новые события случились в их жизни.

Те общеизвестные городским людям остро-радостные чувства при встрече с природой, мало оставляют следов после себя, появляются и проходят, как при коротких связях. Чтобы войти в природу серьезно, надо пропустить эти роскошные чувства — десерта, потом надо привыкнуть совершенно как к совершенно необходимому и неизбежному, к постоянной грызне насекомых, к переменам жары и холода, к утомлению при излишней ходьбе, иногда недосыпанию, иногда недоеданию. И так, когда все застойные привычки будут нарушены, — когда-нибудь, в какой-нибудь вечер мелькнет на случайно радостном чувстве какая-то случайная мысль, и с той поры откроется особенное родственное внимание к окружающему повседневному миру. Тогда нужно, если к этому делу вообще есть расположение, вести дневники и, как бы плохо ни писал, все равно все записанное будет интересным для всех, потому что сила родственного внимания будет давать новую точку зрения на окружающий мир, и он будет показываться в особом, как бы сказочном, но в то же время и наиболее достоверном освещении.

Дни с 1-го по 24-е августа я по-видимому израсходовал на борьбу со множеством косностей(?), которые вошли в меня в этот тяжкий год; теперь вновь открылся мне прежний ритм природы, и надо постараться, чтобы в этот раз так и остаться с ним и сделаться совсем независимым. Это нечто совсем новое для меня. Буду укреплять его тем, что постоянно буду записывать о своих работах, главный мотив — движение (непрерывное) жизни в природе и перемене форм.

Осеннее: Куда ни посмотришь внимательно — везде разглядишь затерянный желтый лист, вот в лесу тетеревиная копка, в такой расчесанной лапами птиц кочке, бывало, непременно находилось и перышко, теперь птицы подались с места гнездований, к стайным жировкам, и в разрытых ими когда-то ямках находится не перышко, а желтый листик березы, а то вот старая-престарая сыроежка, огромная, как тарелка, и красная стоит и завернула от старости края вверх, и в это блюдо налилась вода, а в блюде плавает желтый березовый листик.

Сегодня весь день идет дождь, я ходил все-таки в Селково до обеда, насквозь промок, но все-таки принес петуха и подарил его хозяйке для заболевшей девочки.

Овес почти уже сжали. Молотьба во всю. Вчерашнего матроса повез наш «кулак» и будто бы матрос уже определил его сына в Москву.

27 Августа. Не переставая всю ночь продолжался дождь. Ожидают возрождение усохших грибов белых, появление рыжиков и груздей.

Раз уже начали выдумывать и удалось, то, конечно, будут в этом идти до конца, выдумывать и производить самовольно то, что раньше получалось, как дар природы, дойдут не только до управления солнцем и звездами, но тысячами будут ставить на небо собственные послушные солнца и, наконец, поймут вполне химию и произведут серое вещество мозга. После изобретения мозга, который будет присоеденен к машинам и вполне заменит нынешнюю, хотя и пассивную, но все-таки очень ворчливую и недовольную интеллигенцию силой первичного происхождения, останется только воля к власти, осуществляемая, конечно, все теми же большевиками. Эта власть будет иметь те же самые атрибуты, как и божество: вездесущая, всесильная и т. п. Власть эта зайдет так далеко, что станет для всех существ новых, вызванных к жизни ею, непостижимой и само собой незримой. Правильное движение вновь созданных небесных светил будет поражать воображение вновь созданных высших существ, и они начнут, как и в старое время, догадываться о существе божественной воли. Явится какой-нибудь великий пророк, назовет эту волю «большевики», и тогда снова по всей земле начнутся кумирни, и новые люди будут молиться большевикам…

<На полях:> Неверно: большевики действуют открыто. Надо развить так, что произойдет разделение: человек одной власти перестает понимать человека, наделенного всеми другими свойствами Личности, и этот последний в безличии власти-машины будет создавать себе бога.

Революционная личность определяется, конечно, верностью революции (Ленин, Сталин, Дзержинский), нет таких тайников, где могли бы спрятаться чисто личные интересы (Троцкий); при условии верности революции все средства прощаются. Что же есть революция?

В 8 у. мало-мальски утвердилось, что может быть обойдется без дождя, и я вышел к Федорцовской треснице стрелять бекасов. Полтора суток без перерыву лил дождь, шоссейная дорога была как в распутицу, я снял эту лесную дорогу и еще снимал крестик молодой осины с крупными каплями дождя, верх крестика ставил на светлое небо, низ, обрамленный крупными, как брусника, каплями, ставил на темный лес. Капли снимал с 1-й линзой.

Бекасов почти не было, 3 вместо 30. Полагаю, что вода загоняет их в крепкие места, а зной, подсушивая края поймы, создает грязь, столь привлекательную для бекасов. Возвращаясь через Попов Рог, спугнул с дерева глухаря, заметь я его на дереве, то можно бы на счастье стрельнуть — так близко он не пустил, и потому можно было догадаться, что это был один из трех молодых, оставшихся в знакомой выводке. И правда, сделав несколько десятков шагов по лесу, я спугнул еще двух глухарей, причем заметил, что один направился дальше через лес, а другой не вышел на светлое и, по-видимому, остался в лесу. На счастье отправился я к месту предполагавшегося спуска глухаря, придерживая Нерль у ноги. И несмотря на то, что я сам же все затеял, настолько не верил в затею, что когда Нерль повела, то я подумал — это по тетереву или по вальдшнепу. Впереди нее что-то бежало в можжевельнике, я рискнул быстро обойти место, чтобы бегущая птица вышла на меня. Расчет мой удался, глухарь-самец выбежал на поляну. Не целясь, на вскидку я выстрелил. Глухарь темной тучей взлетел над можжевельником, и я еще раз в эту тучу ударил. Нерль вышла к месту падения глухаря, и он кинулся на нее, да, нашел силы в себе с перебитыми лапами и крыльями, с целым зарядом дроби в себе кинуться на собаку и очень был страшен, бородатый, краснобровый. Сделав это движенье, он опрокинулся на спину и в предсмертной птичьей агонии захлопал крыльями.

Если у Сережи будет сын, и он долго проживет, так это выйдет рассказ его через 100 лет: будет он внуку, как сказку рассказывать, что около самой деревни Переславище, где теперь стоит завод Попов Рог, писатель Пришвин бил глухарей.