Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

Но это могут вполне понять только старые большевики, такие, как покойный И. И. Скворцов или, как ныне здравствующий друг моей юности Н. А. Семашко, который, между прочим, послужил прототипом недурного марксиста «Ефима»{203}. Где был тов. Григорьев в это время?

Я очень подозреваю, что в это время… <2 строки нрзб.>

Имея за собой такой опыт и не менее тоже суровый опыт борьбы за осуществление своего природного влечения к искусству, пережив войну, революцию, опять большую войну и величайшую социальную революцию, я представил себя самого в вечной борьбе с Кащеем, начиная от маленького Кащея — учителя мальчика Курымушки («Коровья Смерть»{204}), кончая тем вредительством, которое чувствовал я гораздо раньше, чем это было произнесено вслух. Алпатов — это творческий дух, который, сливаясь с весенней природой, уничтожает Кащея. Так даже прямо и сказано, что он инженер, и в этом инженерном строительстве он соединяется как бы с делом народа (Народ взят в соотношении <1 нрзб.> с Кащеем и природой.) Неудовлетворенный романом, я написал еще «Журавлиную родину», которая излагает творчество, как делание жизни. Нет ни одного величайшего мудреца в мире, кто бы понимал абсолютную истину. От всех систем остается только частица правды. Так несомненно полна и философских и этически-социальных ошибок моя книга. Но я утверждаю, что эта серьезная вещь и требует серьезного отношения. Лично мне эта книга недорога. Я теперь на ином пути. Но мне жаль молодежь. Я <2 нрзб.> сотни писем, в которых Марья Моревна признается той «душой» любви, без которой всякая любовь есть свинство. Мне стоит только чуть-чуть припомнить, и я могу вывести эту Марью Моревну из рабочей среды, из крестьянской. Хотите, сейчас в колхозе найду. А то Григорьев притягивает Блока, будучи очевидно сам ушиблен мистицизмом до основания чана, видит в этой реальной женщине «Прекрасную Даму». Где был? И проч. Повторяю: мне написанная мною книга недорога, потому что я напишу гораздо лучше и без тех ошибок. Но мне глубоко противен этот подлог с кавычками. У меня такое чувство, как будто снова я в гимназии, снова Курымушка, и учитель «Коровья Смерть» глядит на меня и, презрительно покачивая головой, говорит: «Мать есть? Несчастная мать!» Кому же сказать, как это больно <зачеркнуто>

И вдруг, все объясняется. До какой <1 нрзб.> можно договориться.

Т. Григорьев берет мой рассказ «Белая собака»{205}, в котором должен произойти самосуд темного страшного мужика над невинной собакой. Между прочим, подобный расссказ «Крыса»{206}, написанный во время дела Бейлиса{207} и рассказывающий факт: в Новгороде меня принимали за «жида» и что я с ними. И всю жизнь я кого-нибудь освобождаю. Вот сегодня я пишу роман для «Мол. Гвар.», в котором освобождаю паука от легенды о его кровопийстве, осла от легендарной глупости. Мне хотелось бы этой статьей освободить критику от т. Григорьева.

<На полях:> Но самое чудовищное искажение — это мое отношение к природе…

23 Декабря. Вчера читал о соглашении с Францией относительно торговли нефтью. Диву даешься! война войной, а торговля торговлей. Пуанкаре заболел. Вот теперь и учись, насколько же слабо государство с парламентом в сравнении с нашим социально единым государством.

Нельзя открывать своего лица — вот это первое условие нашей жизни.

Требуется обязательно мина и маска, построенная согласно счетному разуму.

Самосохранение в таких условиях осуществляется посредством особого «живчика». Это я представляю себе чем-то вроде семенного быстрого жгутика с мерцательными волосками. Как только дело доходит до гибели, живчик вдруг улыбается и, глубоко запрятав великую трагедию, сам отправляется депутатом. Он состоит весь из улыбки и возвращается с продуктами. Возможно, он никого и не предал и достиг исключительно только улыбкой. Без этого маленького ходатая теперь никак не проживешь.

Слышал анекдот: «У меня один сын сидит в Бутырках, а другой тоже инженер».

Лева завтра (24-го) едет к Андрюше. Он живет без труда и обязанностей: как-то волчком. В момент труднейшего поручения (договор с «Недрами») взял, сорвался и все бросил на меня. Счастье, что он литератор и так консервируется в детскости. Попади в линию государственного прожектерства, давно бы в растратчиках был или вредителем.

17-го Фега выслала Лейку. 10-го Января поедем с Левой в Свердловск от «Наших Дост.» (Пушнина) = 17 дней. Надо взять в Госторге материалы о пушнине и во Всерохотсоюзе. Все через Петряева. Два процесса: обдирательство пушное (Охотсоюза) и строительное (Зооферма). Итак, Январь отдается пушнине. (Лейка и <2 нрзб.> легавые <1 нрзб.>).

Велебицкая колония распалась невидимо на две власти: духовную о. Николая и материальную — мельника. Потом мельник забрал всю власть и на дальнейших материальных путях братцы пошли друг на друга с топорами.

Итак, должно быть единство власти.

Преимущество высшего класса рабочих от всех нас чуть ли ни в калошах только: им дают калоши, а нам нет, и вот те довольны, а мы все завидуем и готовы на все, чтобы получить <1 нрзб.> калоши.

25 Декабря.

В Ленгиз.

Напоминаю Вам, что 25-го Января 1931 года кончается обусловленное генеральным договором право двухлетнего пользования собранием моих сочинений. Между тем за это время из семи прозаических и своевременно сданных Вам томов, издали только т. 1-й, 7-й. Мне известно, что Вами напечатан т. II, который поступит в продажу уже после договорного срока.

Согласитесь, что такой низкий темп производства является убыточным для автора, и я готов после 25 Января заключить договор с другим издательством, которое начнет с издания не напечатанных Вами книг. Имея в виду, однако, что деньги Вами выплачивались, я готов Вам предоставить определенное льготное время для издания остальных книг при условии единовременной уплаты мне в течение Января 1931 года всех остающихся за Вами денег. Такого рода мое предложение согласовано со ст. 23 республ. авторского права, в котором, между прочим, указано, что при неуплате Вами названного гонорара, Вы теряете право на льготное время.

С уважением

История любви Левы и Светланы.

12-го Декабря утром, когда Лева уезжал в Москву я сказал ему: «Зайди к Светлане и, если хорошая, то привези к нам».

Мне очень нравились ее письма, но и Лева и мать находили, что она должна быть болезненной девушкой. Мне вдруг пришла мысль, что может быть она еврейка, или хотя бы русская, но с примесью еврея, и тогда выходило, что ничего, может она быть и не болезненной. Как это странно: если русская, то больная, а еврейка так только и хорошо может писать и здоровая.

Вечером Лева привез Светлану и сказал: «Привез, хорошая Светлана!» Вошла худенькая бледная девочка 18-ти лет в огромных очках. Оказалось и то, и то: и болезненная и мать ее еврейка, а отец русский, но оставил семью, когда девочке было 4 года. Очень умненькая и тонкая. Я обрадовался вот чему: девочка <2 нрзб.> не знает ни Марьи Моревны, ни «Голубых бобров» и даже не знала просто семьи. Возможно тоска по отцу (и у меня же это есть) сблизила ее с моими книгами, и вот получилось от моих книг так, что все мое лучшее прошлое, хорошие люди, хорошая жизнь воскресли в ней. Мне было очень радостно сознавать, что непременно все лучшее наше воскреснет…

Я много раз это повторил Леве. И когда это говорил, Ефросинья Павловна мне говорила потихоньку: «Зачем ты ее Леве навязываешь!» Она не совсем была не права: мне хотелось, чтобы Лева подружился со Светланой и перестал бы назначать ежедневно свидания в кино каким-то сомнительным девицам. По себе судил: когда, бывало, встретится девушка высшая, то этим «высшим» в ней и удовлетворяешься, о «низших» вовсе и не думаешь. И в самом деле, после визита Светланы Лева перестал уходить из дома. Так мы жили. Приходит 19-е Декабря. Поручаю Леве бездну дел и прошу остаться до завтра: обыденкой не управишься. «Зайдешь к Светлане? — Ты думаешь зайти? — Зайди, только не уводи ее из дому, посиди с матерью. — Хорошо». Проходит 19 и 20 и 21. Является Лева 22-го. Ничего не сделал и в разговоре объявляет, что 24-го едет к Андрюше. Мое возмущение. Но билет уже взят. «Зачем ты едешь? — После скажу. — У Светланы был? — Был. — Сидел с матерью? — Нет, матери не было». И уезжает. 25-го вечером к нам является мать Светланы Сара Абрамовна и показывает Левино письмо, в котором он извиняется перед ней, что увозит ее дочь, и называет ее женой и просит не беспокоиться: он устроился «капитально», основательно и сделает ее счастливой.

Так вот Лева женился. И ничего мне не сказал и матери… Совсем, как дурак поступил и грубейшее животное. Чуть живая истощенная девочка и сам, как бык. Мать приняла, как посеянное несчастье — для них и как глубочайшую обиду себе. И если спрашивать, сколько же дней был роман, то это не совсем верно: из часов романа до свадьбы едва ли сложится день.