Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

1 Апреля. Сильный ветер, и то снег валом валит, то солнце глянет над белым и так, что всякий глаза опустит или закроет. К вечеру стихло, расчистило совершенно, и солнце, раскинув зимнюю зарю над белой землей, передало постепенно дело освещения огромной луне.

Всюду за этот день на крышах нависли сосульки, но не февральские, спокойно нарастающие с капли на каплю. Тут несколько раз за день и схватывало морозом и опять отпускало, ветер тоже мешал, и часто капля, застыв как-нибудь сбоку и мешая другой, и от этого вся сосулька шла вбок, и от спешки и рывков получились нелепые кривые сосульки.

Я пошел погулять, дивился отдельно стоящим, занесенным снегом деревьям. В лесу же нет — снегу все-таки было мало, чтобы пригнуть к земле или совершенно засыпать елочку. Возвращаясь по городу, я вдруг поймал у себя то чувство безысходной тоски, которая мучит меня последнее время и, почуяв ее, сразу же стал внимательно рассматривать предмет, возбудивший ее. Это был маленький, вросший в землю дом, и можно было понять, что тоска моя произошла частью от цвета домика, темно-красный цвет, местами повытертый до серого из-под него, а частью отчего-то, что в этом домике все было кривое, подоконники, крыша и даже сосульки на крыше были все кривые.

«Как это ни странно, но взрыв гуманных чувств произошел именно в кабаке, и в голове этого движения встал отпетый кабатчик Ермошка». (Мамин-Сибиряк. Золото, стр. 151 из <1 нрзб.>

2 Апреля. (Март 20). Весна не начинается (чуть началась и замерзла). До Благовещенья остается 5 дней, — конечно, доездим; а если неделю переездим, то как раз в начале пасхальной недели будет ростепель.

Война за человека — это одна тема Кира.

С кем война?

Человек в природе — это единство жизни и смысл.

— Покойник у ворот не стоит, а свое возьмет.

— Пустой колос всегда высоко дерет голову.

3 Апреля. Морозики, а снежку тоже все подваливает. Когда нет солнца, никак не узнать, что весна.

Вероятно, с Левой поеду в Москву; потребую устроиться.

Леве: Соколов, Союз (заем), паек.

Юрист — Сегодня позвонить.

Можно ли было в прежнее время за какие-нибудь 100 р. влиятельному органу печати подать в суд на известного писателя? И теперь, если пойти в редакцию, то в самой редакции очень удивятся и скажут, что это не они, редакторы, подали <1 нрзб.>, а делается это «автоматически» их юрисконсультом (так было в Охотнич. газете Моск. Охотсоюза). И так все и во всем, вплоть до описи имущества за налоги и самому безжалостному разорению; просто уничтожение множества людей (крестьян). Вся эта жестокость происходит от механизации жизни общества, которая явилась необходимой при огромных задачах нового государства. Получается, что как если бы мы из кустарной России вмиг переехали в страну, как Америка по темпу и еще гораздо больше, а душа наша ремесленная, мягкая, домашне-обидчивая, личная. Вследствие этого при вторжении автомата в личную жизнь, каждый рабски приспособляется или «слушается», в паническом страхе готовый на все. Сейчас, впрочем, как и прошлый год у мужиков началась эпидемия самоубийств. Марья-ого-го! решилась идти в колхоз, иначе жить стало невозможно (говорила: «Дома с воды пенки сниму и то хорошо, а там пусть сливки — тошнехонько!»).

Новый рассказ ее: об индив. налоге:

В дер. Харлампиевке жило два брата, оба они деленные, соседи, Александр и Кузьма. На Александра лег индивид. налог очень тяжело, не стерпел. Сказал ребятишкам (четверо маленьких): «Мамка придет, скажете, отец в сарай ушел». Когда мать пришла и услышала это, сейчас же в сарай, и как увидела, сама рядом повесилась. Ребятишки, маленькие, досидели до вечера, стемнело, а лампу налить не умеют, и побежали к Кузьме. Тот смекнул сразу дело и когда наведался в сарай, прямо же в Совет. Но там, оказалось, гуляют по какому-то поводу. Все пьяные. Вот он им говорит: «Вы плохо обобрали брата Александра, у него в сарае две туши висят». А оно часто бывает, что в ссоре брат на брата доносит. Люди отвечают: «Завтра обыщем». — «Нет, — требует Кузьма решительно, — сейчас идите, к завтраму туши уберут». Ну, пошли, четверо их и Кузьма. Как глянули, так побелели и хмель вон. А Кузьма вынул револьвер, всех четырех положил, после и себя.

(Что повесились — верю, а что застрелил четырех, это, вероятно, наслоение желанного возмездия).

4 Апреля. Морозно — солнечное утро. Снега нетронутые. Марья-ого-го! вчера отмочила такое, что все вспоминаю ее снова. Я стал ей хвалить длиннобородого извозчика, какой он умный человек, как удивительно мог он еще прошлый год чуть ли не в самый день опубликования статьи «Головокружение» предугадать, что это «обход» мужика, а потом будет еще хуже.

— Очень умный человек! — сказал я. А Марья ответила без всякой иронии:

— Как не быть и умным, с мололетства бутылка в кармане.

— Как, — воскликнул я, — да разве бутылка ума прибавляет.

— А нет! — сказала Марья, — вот и мы с вами сидели, в рот воды набрали, а выпили и заговорили про ум и про все. (Сюда же из Мамина-Сибиряка: о гуманности в кабаке, см. выше).

— Пропали! — сказал великан, — мужики пропали!

— И не вернутся? — спросил я.

Он был сильно выпивши, но все-таки мои слова его будто стукнули, он как бы отметнулся назад, всмотрелся в меня и сказал весело: «Тут меня в трактире Божья пчелка дожидается». В это время вышел из трактира без шапки юноша, весь ободранный, всякие тряпки из пиджака и грязная вата, сам еле на ногах стоит. «Деловой человек, — шепнул великан, — гуляет». И распростился.

Радуга вокруг солнца. Вперед, к земле!

5 Апреля. Вербное. Мороз -20°. Вокруг солнца правильно смыкающаяся радуга и с утра до полудня. Громадные кривые сосульки, как будто поток воды из желоба, схвачены морозом на лету. Глубокий нетронутый снег теперь не проваливается даже и в полдень.

Марья-ого-го! и Матрена-охо-хо! пришли обе возбужденные и говорят:

Вперед, к земле!

Наконец-то мне удалось побывать на большом уральском строительстве, и эта поездка разбила в пух и прах то мое представление, которое сложилось из материалов повседневных моих наблюдений строительства возле себя и чтения газет.

Точно так же, как, помню, после поездки на фронт во время войны с Германией я почувствовал очень остро несоответствие маленькой текущей литературы с адским величием картины мирового зла, так и теперь, вижу, пресса не стоит на уровне дела. Не бойтесь, однако, тт. литераторы, мой камень в ваш огород если и полетит, то не с той стороны. Как могу я бросить камень, если сам плохо могу писать о деле, которого на свете не было.

— Ну, М. М., справляем Николу Вешнего! конечно, в колхоз не поступаем.

И это несмотря на мои советы и длинные доказательства невозможности хозяйства вне колхоза. По-видимому, у них есть источники какого-то более убедительного знания. Я думаю, это знание идет от одной бабы к другой везде и всюду. Сейчас все бабы говорят об удавившейся семье в Харлампиевке. Очень возможно, под впечатлением этого самоубийства наросло раздражение против правительства с их колхозами. А между тем видимо эпидемия самоубийств разрастается.

Теперь все сводится к севу и урожаю: будет посеяно и собрано — так, нет, — если голод, — все пропало. Воистину в руце Божией…

Сегодня ночью случилось, как бывает иногда, не «идейно», а органически цельно как бы по седому волосу пришел к разделению всех людей, во-первых, на индивидуалистов таких, которые, в конце концов, если дело их перестанет иметь какое-нибудь значение для общества, и вообще все потеряно, то будут бороться просто за себя и в этом дойдут до конца. На этом индивидуализме и строится капиталистический мир.

Другие лица свои неудачи, обиды преодолев, применяют в сострадание к другому существу, если оно несчастно, или в сорадование, если жизнь его вполне хороша и достойна того. Эти люди могут вступить в органическое родство с миром. Христианство нам дало много таких людей. И тот социализм, который мы принимаем от своих отцов, казался преемником такой психики. Я думаю даже, что и в нынешнем нашем движении лучшие люди именно такие. Но к этому духовному «ударничеству» присоединяется лично-материальное, в котором простой человек вдруг делается государственным и возможно вырастает во сто крат в своих собственных глазах…

«Любовь всякую, и духовную, я понимаю, как тепло от закрытой печи. Непременно в печи должны гореть дрова, и печь должна быть закрыта. Откуда же возьмется любовь, хотя бы самая раз-духовная, если сама-то печь холодная, или все тепло ее уходит в трубу». (М. П.)

Пол (эрос) это печь мира.