Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

• Название: Дневники 1930-1931
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Изд-во "Росток"»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-94668-041-2

Книга дневников 1930–1931 годов продолжает издание литературного наследия писателя.

Первая книга дневников (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая (1918–1919) — в 1994 г., третья (1920–1922) — в 1995 г., четвертая (1923–1925) — в 1999 г., пятая (1926–1927) — в 2003 г., шестая (1928–1929) — в 2004 г.

Публикуется впервые.

---

— Каждый возьмет косить лучше густую мягкую траву, а я возьму белоус, потому что я знаю, как с косой обойтись.

«В Западной области, в колхозе «Красный пахарь» Касплянского района, среди членов коллектива был обнаружен кулак».

Аскетическое сокрытие личности в творчестве сопровождало нашу русскую революцию испокон веков в ее движении по генеральной своей линии. Несомненно, что и весь революционный быт нашего времени окрашен этим же самым аскетизмом не только с чисто внешней стороны <5 нрзб.> и т. п., но и с внутренней, психической или идейной стороны. На местах большого строительства незаметные герои выносят жизнь нисколько не менее трудную, чем бывало, выносили люди на передовых позициях войны, хотя, конечно, в совершенно ином самоопределении. Тут и рождается тот естественный, можно сказать, производственный аскетизм. Пример: Рукавишников в отношении личности: дело, а не ты. Это здоровое обезличение дела, однако, ни в каком случае не должно быть обесчеловеченным: пусть исчезает личность в производстве, но не до того, чтобы с нею и человек исчезал, и торжествовала машина, как говорят, в Америке это, по всеобщему утверждению, будто бы происходит.

Мне думается, напротив, коллектив в отношении машины должен приблизительно занять ту самую позицию, как ремесленник относится к своему любимому инструменту. На больших строительствах, беспредельно растущих на каждом шагу, убеждаешься, что вот тем и привлекательно оно и так весь их смысл именно в том господстве человека над машиной, как ремесленника над своим инструментом. Работая с фото, я постоянно слышу суждения лиц, не понимающих в искусстве: «Какой у вас удивительный аппарат»… и всюду навязывают нам машину без человека, мы просто не в состоянии, мы забиты. <Мои фото>.

Отчего это происходит?

Для анализа этого явления отправимся на фронт строительства. Там больше, чем в литературе револ. аскетизм — «Я как мы», приводящее к торжеству коллектива над личностью и человека над машиной, распространяясь в тыл, как будто вырождается в господство машины над человеком и тем самым полному подавлению личности. Особенно это в литературе, потому что нигде кроме искусства…

Пример — колхозник. Пример — Разин (один из редакторов сказал «и не просим генеральность в рассказе <1 нрзб.>, а она уже есть»). Боится ошибиться, тлетворная подавленность. Себя в пример: я писатель зверей <2 нрзб.> Универсализм литературы, потому что ни в каком производстве, кроме литературы, нет столь сильного расщепления лица. Пример: рабочие — тут же и корректив, писатель — врет (мани, мани).

23 Апреля. Когда смотришь на солнце, то как будто все в порядке, но в стороне почему-то небо не синее, а белое, и свет солнца как бы ущемленный. Кажется, не только снег, но и сам свет плавится. Очень тепло, сильно тает, и улица в городе уже обсыхает.

Мещанство в дворянстве (Огневы). Точно так же и у коммунистов в тылу иногда встречаешь чопорность, надменность и глупость, — три кита мещанства.

24 Апреля. День великой красоты. Тянули вальдшнепы.

25-го укушена Нерль.

Три дня во гробе{233}.

С 26–29 Апреля от заседания редколлегии в детском отделе… про встречу с солнцем в Карбушинском парке.

Все птицы ужасно старались, но они не пели в моей душе, а щебетали. Пришел в место, где весь лес лежал срезанный, а тетерева вокруг токовали.

Гепеусиха и гермафродит Боря: каляевские уроды, сифилитики, женщина с исправленной маткой, онанисты и даже гермафродит (пенис — наперсток, щелка узкая — нельзя), который вечно онанирует и ржет, вся эта публика конвейером делает теперь ту самую троицкую игрушку, которая раньше имела печать Лавры: теперь это красная игрушка.

Долой, долой все пустяки, шуточки: что птицы поют, деревья распускаются, теплый дождь весенний падает…

Солдаты поют: «Свободная страна!»

Совет умного человека и <1 нрзб.> моей капельки крови непобедимой силы вернули меня к жизни: 29-го я послал телеграмму, ударная книга должна быть написана.

<На полях:> Ребенок по улице бежал за мной и лепетал, я спросил, что ему надо, а он спросил меня: «Ты не поп?»

Когда увидел этот свет и отлегло от души, то вдруг понятен стал птичий язык и дорог, и главное понятно стало, что это не просто птицы, и люди, да, вот как это удивительно просто вышло: голоса птиц весенней порой — это голоса людей, наших предков…

1 Мая. Все эти дни солнце грело, как летом, вдруг после зимы стало жарко в одной рубашке; раскрылись почки, зацвела ранняя ива, волчье лыко, и на иголочках, значимость которых определяется только числом, засверкала первая роса.

Тактика Б<острема> есть общая тактика решительно всех: так получается, что живут люди вдвойне (Л. сказал: «такой разговор я в год раз имею»). Первая форма «отсиживаться и залегать» в пустыне кончилась: пустыни вскрыты; вторая форма: отсиживаться, прикрываясь каким-нибудь делом, но дело-то ведь надо же делать, как требуют, и надо делать хорошо; из этого и выходит жизнь вдвойне.

Как я живу? Живу, укрываясь делом, которое понять и разобрать до сих пор не могли; пожалуй, я даже и не укрывался. Я просто жил за счет своего таланта, меня талант выносил. Но теперь слышатся голоса: «нам не нужно индивидуальных талантов и личных качеств, — ведь таланты как грибы растут при дожде, будет дождь — будут грибы; так и нам нужен социальный дождь, а не заботы об отдельных писателях, будут созданы условия, а таланты вырастут сами».

Разве это неправда? Конечно, правда. Но я, занятый обязанностями в отношении своего таланта, не имею большой возможности определять социальную погоду, если я займусь погодой, а не <1 нрзб.> своим — то что же это будет?

2 Мая — провел в Дерюзине, где только что организовался колхоз; церковь закрыта; в 1-й день Пасхи в деревне шла «раскулачка» — одних раскулачили, другие от страха быть раскулаченными бросились в колхоз, беднота не пошла (ей нечего бояться). Молодая женщина говорила: «мысли раскинулись и не собрать, выйдешь из дома и хватишься: "зачем это я вышла?" вернешься домой: не вспоминается; другим займешься чем-нибудь, поставишь чашку на стол, и вдруг вспомнишь то, выйдешь, а когда вернешься, вспоминаешь: "да зачем это я чашку водой налила и поставила на стол"».

Так совершается пролетаризация деревни. Саня говорил: «Вот вы шли сюда по своему желанию, а у меня теперь своего желания ни в чем нету, мне самому жить нельзя». А раскулачивают 18-лет. мальчишки, которые ничего в человеческом деле не понимают.

Разные люди и разные деревни: есть люди, которые бросаются в петлю, есть которые решаются бороться до голодной смерти, но не вступать в колхоз; но определяют поступки отнюдь не идеи, а состояние хозяйства данного лица, напр., Егор не идет потому, что у него восемь работников (дети), а в колхозе будет два, он и жена.

Четыре месяца хлопот, расстройств и, наконец, фининспектор сбавил налог: подох, налог вместо 1500 руб. — 300 р.; культналог вместо 600 р. — 8 р. Сколько потрачено времени, чтобы доказать фининспектору необходимость в отношении писателя считаться со специальными узаконениями. Точно так же, сколько творческого времени нужно истратить, чтобы обороняться от теорий творчества, создаваемых ежедневно людьми, иногда ничего не создавшими и претендующими на руководство худож. литературой.

6 Мая. Лева едет за сывороткой. Вечером прививка.

Мания или реальность Кащеевой силы? Ну, как же не реальность. Вот, напр., «Г. на волоске». — «Как?» — «А разве не читали "На лит. посту"?{234} Почти совсем разъяснен». Что значит «разъяснить» писателя? Значит это прекратить его деятельность. Вроде как бы подкоп ведется под тебя — разве это не страшно? Пора покончить с этой зависимостью от лит. заработка (кстати, ведь и бумаги нет). Буду переключаться на фото-работу и пенсию; буду иметь в виду поехать в экспедицию фотографом, а также изредка и печататься. Так стушевываются и замирают последние из могикан.

9 Мая. В ночь на 7-е мы с Павловной ходили в Бобошино к Марахину, переночевали и 8-го к обеду были дома. Распускаются березы. Снимал в овраге последний старый снег, грязноватый, волосатый и такой крепкий, что только ломом возьмешь.

— Колбаса, какая колбаса? ну, конечно, верблюжья — верблюд горбатый, колбаса должна потом вонять — нет! не возьму верблюжьей колбасы, давайте ландрину!

Парень босой шел, но с портфелем. Вдруг дерево рухнуло где-то в лесу. Парень крикнул:

— Это ты Артамон?

— Валек! — ответил голос из лесу, — иди сюда!