Ирина Павлова - Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

• Название: Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941
• Автор: Ирина Павлова
• Жанр: История

Эта книга – исправленная и дополненная версия двух предыдущих книг автора, изданных в России крошечным тиражом: «Сталинизм: становление механизма власти» (Новосибирск: Сибирский хронограф, 1993. 250 с. Тираж 500 экз.) и «Механизм власти и строительство сталинского социализма» (Новосибирск: издательство СО РАН, 2001. 460 с. Тираж 300 экз.). Новая версия подготовлена в 2002 г.

В книге рассматривается процесс становления механизма сталинской власти наряду с перерождением большевистской партии и формированием внутри нее партии аппарата. Этот механизм был отлажен в  результате секретной партийно-государственной реформы 1922–1923 гг., включавшей в себя создание номенклатуры, подчинение Советов партийным комитетам и оформление системы секретного делопроизводства. Особое внимание уделяется процессу укрепления сталинского механизма власти в ходе политических кампаний 1920- х гг. таких, как отстранение Ленина от руководства партией и воссоздание империи, внутрипартийная борьба и зажим новой экономической политики.

На основе анализа документов высших партийных органов – Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК РКП/ВКП(б) -  и их секретной переписки с местными партийными и государственными органами раскрывается конспиративный характер сталинской власти. В книге доказывается, что именно тайный механизм принятия решений позволил скрыть действительный смысл кардинальных социально-экономических преобразований 1930-х гг. По мнению автора, этот смысл заключался в создании системы государственного крепостничества в Советском Союзе и милитаризации страны. Специальная глава книги посвящена агрессивным замыслам Сталина и его конспирации в подготовке к войне.

Книга острополемична и направлена против современной апологии сталинского великодержавия и исторического оправдания советской модернизации 1930-х гг.

---

– Как вам не стыдно, как вы работаете?

– Да ничего, работаем.

Скажите честно, разве так вы работали на своем клочке земли?

У него и глаза засветились: конечно, говорит, не так». Однако далее Каганович делает вывод, который только и мог сделать представитель сталинской власти: «Надо ставить вопрос политически. Надо сказать: мы знаем, что есть саботажники... наши позиции сильны, крепки политически, а колхозники нарушают закон, работают плохо, когда государство дает им и машины, и все. А они хлеба не желают сдавать государству...»[1030]32. Это означало снова действие путем репрессий. Круг замыкался – позитивных экономических стимулов в арсенале сталинской власти не было.

Только при постоянном вмешательстве партийного государства в хозяйственную жизнь, которое носило характер импровизаций и политических кампаний, могла существовать экономическая система во времена Сталина. У этой системы были свои «достоинства», которые и сегодня привлекают внимание некоторых политических сил. Она могла путем грабежа мобилизовать ресурсы на отдельном участке или направлении и сделать рывок, который, как правило, оплачивался не только снижением уровня жизни населения, но и прямыми человеческими жертвами. Поэтому советскую хозяйственную систему, как верно заметил еще в 1930 г. американский экономист К. Гувер, «невозможно анализировать и оценивать без эмоций»[1031]33.

Однако для сталинской власти эти «ошибки и недочеты» не имели практически никакого значения. Главным в процессе огосударствления сельского хозяйства был вопрос о том, какое количество сельскохозяйственной продукции, автоматически рассматриваемое уже в денежном выражении, окажется в распоряжении государства.

На сталинском языке это был «вопрос о товарности колхозно-совхозного зернового производства». В своем отчетном докладе на XVIII съезде ВКП(б) Сталин произвел расчет товарности сельского хозяйства на 1938 г., взяв за основу цифровые выкладки известного статистика и экономиста B.C. Немчинова. Напомнив, что до Первой мировой войны деревня давала из расчета 26 % товарности производства около 1,3 млрд. пудов товарного зерна, Сталин, исходя из показателя товарности колхозно-совхозного производства в 1938 г. в 40 %, получил 2,3 млрд. пудов товарного зерна, т.е. на 1 млрд. больше, чем до войны. Полученным результатом он остался вполне удовлетворен, о чем свидетельствуют его слова на съезде: «Следовательно, высокая товарность совхозно-колхозного производства является его важнейшей особенностью, имеющей серьезнейшее значение для снабжения страны.

В этой именно особенности колхозов и совхозов заключается секрет того, что нашей стране удалось так легко и быстро разрешить зерновую проблему, проблему достаточного снабжения громадной страны товарным зерном»[1032]34.

В литературе проанализирован этот пассаж из доклада Сталина. Н.С. Симония заметил, что Сталин здесь «смухлевал». Когда он говорил о товарном зерне довоенного времени, то учитывал только внедеревенский объем продаж (о чем он на этот раз не упомянул). Оценка же товарного зерна в 1938 г., помимо государственных заготовок и государственных закупок, включала также и внутридеревенскую торговлю объемом до нескольких сотен пудов (только теперь в ней участвовали не индивидуальные хозяйства, а колхозники). Поэтому действительный разрыв в уровнях товарности хлеба до Первой мировой войны и в 1938 г., даже исходя из данных самого Сталина, должен быть приблизительно на 400 млн. пудов меньше. Но главное все же в другом. С политэкономической точки зрения Сталин сопоставлял не совсем сопоставимые вещи. Ежегодные государственные заготовки зерна по 1,6–1,8 млрд. пудов во второй половине 1930-х гг. не могли квалифицироваться как товарная продукция, так как изъятие ее у крестьян осуществлялось внеэкономическими способами, что и придавало всему делу ту легкость и быстроту, о которой говорил Сталин, не считая, очевидно, ни за труд, ни за время предпринимавшиеся его аппаратом в течение 11 лет разорение около 19 млн. крестьянских хозяйств, высылку и физическое истребление (голодом или расстрелом) многих миллионов людей и т.п.

Н.С. Симония обратил внимание еще на одно место в докладе Сталина. Согласно приведенным в нем данным, валовое производство зерна в стране с 1913 по 1938 г. выросло всего на 18,6 %. Согласно статистике за это же время население страны (в границах СССР до 17 сентября 1939 г.) увеличилось на 22,4 %. Получается, что в расчете на душу населения валовое производство зерна даже уменьшилось (примерно с 5,75 до 5,56 ц.). Но если этот показатель уменьшился, а выход зерна из деревни возрос (пусть и не на 1 млрд., как утверждал Сталин, а всего на 600 млн. пудов), то что это означало для крестьянства? Не что иное как ограбление. Н.С. Симония делает верный, хотя и неполный вывод: говоря об обеспечении страны зерном, Сталин имел в виду лишь городскую ее часть, т.е. менее одной трети ее населения. Остальные две трети в расчет просто не брались[1033]35. Незавершенность такого вывода состоит в том, что при этом не учитывался вывоз значительной части зерна за границу для обслуживания политических целей режима. Тогда проблематично обеспечение зерном и одной трети населения страны.

В литературе имеются также утверждения о неонэпе в 1932 г., которые основаны во многом на доверчивости историков к официальным документам[1034]36. Среди них – выступления партийных лидеров на XVII партийной конференции 30 января – 4 февраля 1932 г., конкретные постановления СНК и ЦК от 6 и 10 мая 1932 г. о развертывании колхозной торговли хлебом и мясной продукцией, постановление ЦИК и СНК СССР «О революционной законности» от 25 июня 1932 г. Однако все эти постановления имели пропагандистский характер, так как в действительности не были и не могли быть реализованы. Так, торговля хлебом с 15 января 1933 г. разрешалась колхозам, колхозникам и единоличникам только после выполнения государственного плана хлебозаготовок в масштабе областей, краев и автономных республик, а мясом – при условии выполнения централизованного плана скотозаготовок, а также после образования семенного и других фондов. А так как хлебозаготовители в основных зерновых районах выгребали из амбаров колхозов и колхозников весь урожай до последнего зерна, включая продовольственный и семенной фонды, то практически у последних не было шансов развернуть торговлю хлебом[1035]37. Как заявил один из колхозников: «На что такое постановление, когда торговать нечем»[1036]38.

Кроме того, майские постановления о развертывании колхозной торговли были фактически нейтрализованы известным постановлением ЦИК и СНК от 7 августа 1932 г. об охране социалистической собственности и принятым тогда же постановлением ЦИК и СНК «О борьбе со спекуляцией», о котором сам Сталин сказал, что оно «не страдает особой мягкостью» и что «такого закона не было и не могло быть в условиях первой стадии нэпа»[1037]39. Что касается результатов проведения в жизнь постановления ЦИК и СНК «О революционной законности» от 25 июня 1932 г., то об этом можно узнать из текста «Инструкции всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, Суда и Прокуратуры» от 8 мая 1933 г.: «Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов, председатели сельсоветов и секретари ячеек, районные и краевые уполномоченные... – все, кому только не лень и кто не имеет никакого права арестовывать». Положение обострилось настолько, что потребовалось специальное постановление Политбюро от 8 марта 1933 г. «О разгрузке мест лишения свободы» и грозный окрик в виде «Инструкции...» от 8 мая 1933 г., подписанной, как обычно, Молотовым и Сталиным, которая предусматривала определенное упорядочивание производства арестов и уменьшение числа заключенных с 800 до 400 тыс. человек[1038]40.

Рассуждения о неонэпе кажутся еще более неадекватными, если принимать во внимание весь контекст событий в стране, развернувшихся в связи с массовым голодом в основных хлебопроизводящих районах в 1932–1933 гг. В последующие годы власть неоднократно отступала и вновь наступала, но во всех случаях это были действия, обусловленные целями выживания и укрепления самой власти, а не заботой о положении трудящихся масс.

Кроме прямого ограбления деревни, сталинская коллективизация привела к глубочайшим негативным экономическим и социальным последствиям, выразившимся в раскрестьянивании и отчуждении крестьянина от результатов своего труда. Однако и это не особенно волновало власть. Более того, даже из этой ситуации она старалась извлечь политические выгоды. «...Откуда же вы рабочих получите в городах? – говорил Сталин на совещании работников сельского хозяйства в 1934 г. – Здесь другого источника нет, чтобы брать рабочих в город. Откуда вы их получите, если дела пойдут лучше. А они пойдут лучше, и вы его палкой не вытащите из колхоза. Вы это знаете? У нас ведь страна, где безработицы нет, излишних рабочих нет. У нас страна колхозная. Если колхознику дать вполне достаточную обеспеченность, то он никуда на завод не пойдет, а вот на поземельные работы их и на аркане не затащишь. А вы говорите о том, что в колхозе фабрики, заводы открыть»[1039]41.