Ричард Олдингтон - "О вы, джентльмены Англии!"

• Название: "О вы, джентльмены Англии!"
• Автор: Ричард Олдингтон
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00312-3 (Т.2), 5-280-00310-7

Английский джентльмен Гарольд Формби-Пэтт так верил во всемогущество и всеблагую силу денег, что ради них пожертвовал всем, что придает жизни настоящую ценность и прелесть.

Из сборника «Кроткие ответы».

---

В тесной квартирке скрывать от мужа свою личную жизнь не так легко, как в просторном доме, и однажды Гарольд, вернувшись из конторы раньше обычного, когда Эстер не было дома, нашел на коврике у дверей письмо, адресованное жене. Мужской почерк на конверте был ему знаком — это писал человек, который извлек для себя немалую выгоду из неудачных «операций» Гарольда. В свое время Эстер приказано было «полюбезничать» с ним, но это было еще до краха. С какой же стати она переписывается до сих пор с этим мерзавцем? В сознании своих прав и благородном негодовании Гарольд распечатал письмо — и был потрясен: из письма ему стало ясно, что Эстер не раз уже нарушала супружескую верность. И торжествующий любовник назначал ей свидание для нового прелюбодеяния! Сначала Гарольд решил, что это чья-то глупая шутка, коварная ловушка, имеющая целью отравить его идеальную семейную жизнь. Но, прочитав письмо, он принужден был поверить, что ему изменила та, которой он создал жизнь обеспеченную, даже роскошную, что эта негодная распутница за любовь и верность супруга (во всяком случае, он всегда после развлечений возвращался домой к ней) заплатила черной неблагодарностью, нарушив брачный обет. И это в ее возрасте, когда имеешь взрослую дочь!

Как разъяренный лев, шагал Гарольд из угла в угол. Он успел уже вполне войти в роль оскорбленного и добродетельного мужа, когда в передней заскрипел ключ в замке и вошла Эстер. Она сразу почуяла неладное. Гарольд был багрово-красен, яростно вращал глазами, у него трясся подбородок. Не сняв даже пальто и шляпы, Эстер стояла и смотрела на него, гадая, в чем дело. И странно — истинной причины она на этот раз не заподозрила, хотя прежде, когда Гарольд злился, у нее всегда сердце сжималось и она с ужасом спрашивала себя, не узнал ли он об ее похождениях. Быть может, теперь она больше не испытывала страха потому, что ей все стало безразлично.

— Ну, в чем дело? — спросила она, когда молчать дольше было невозможно. — У тебя такой вид, словно ты насмерть чем-то перепуган. Уж не потерял ли ты последние деньги?

— Да как ты смеешь! Как… — У Гарольда язык заплетался от гнева. — Как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я не позволю… Я…

— Что ж, могу и помолчать. Мне показалось, будто ты хочешь сказать мне что-то… Но предупреждаю, мне здорово надоели семейные сцены, и больше я их терпеть не намерена, так и знай! Сейчас сниму пальто и пойду готовить обед.

— Стой! — Гарольд попробовал крикнуть это «громовым» голосом, как кричат в романах все оскорбленные мужья, но почему-то голос его звучал только визгливо, ничуть не внушительно, и он не сумел войти в роль. Тогда он начал ругаться: — Ах ты, развратница, гнусная тварь!

Эстер покраснела, но сохранила полное спокойствие.

— Ну, будет, Гарольд! Если не можешь обуздать себя и свой язык, лучше молчи.

Гарольд сжал в руке письмо, которое до сих пор прятал в кармане, чтобы предъявить его в самый драматический момент. Он с раздражением чувствовал, что действует не так, как надо, и только топчется на месте.

— А что, может, это неправда, что ты распутница, грязная тварь?

— Конечно, неправда. Перестань вздор молоть! Мне надо пойти на кухню и почистить картошку, иначе у тебя будет лишний повод пилить меня.

Пришлось Гарольду пустить в ход свой единственный козырь, чтобы не оказаться побежденным.

— А это что? — крикнул он, бешено размахивая письмом перед носом Эстер.

Эстер сразу узнала почерк и поняла все. Чтобы выиграть время, она сказала хладнокровно:

— Не вижу, что это такое. Перестань размахивать этой бумажкой, как флагом, тогда увижу.

— Ты отлично знаешь и так, что это письмо от твоего любовника, подлого соблазнителя.

— Не тебе, мой милый, говорить о подлых соблазнителях и любовниках! Мне хорошо известно, что за годы нашего брака у тебя перебывало двадцать любовниц, а может, еще бог знает сколько таких, о которых я ничего не знала и не старалась узнать.

— Ты меня с собой не равняй! Что мужчине дозволено, то не дозволено женщине.

— А женщинам, с которыми ты мне изменял, дозволено?

Это логичное замечание выбило у Гарольда почву из-под ног. Но он все еще пытался сохранить тон оскорбленного достоинства.

— Я не намерен с тобой препираться, Эстер. Ты в моей власти, и тот подлец тоже заплатит мне за все. Я на него в суд подам…

Он опомниться не успел, как Эстер подскочила к нему, вырвала письмо и, разорвав пополам, швырнула на пылающие уголья в камине. Гарольд бросился к камину, чтобы спасти бумажку, пока она не сгорела, но Эстер оттолкнула его, и он в бессильном бешенстве дважды ударил ее по лицу. Тут уж и она вскипела. Все накопившееся за двадцать лет возмущение вдруг вырвалось наружу. Прежде она так часто не находила слов, сейчас они нашлись. И под натиском ее гнева Гарольд присмирел. Он молча сел и тупо смотрел на нее.

— И ты воображаешь, что я тебе позволю это сделать? Думаешь, я дам тебе разыгрывать оскорбленного и убитого горем мужа, обливать меня грязью и погубить того, кто, по крайней мере, относился ко мне по-человечески? Он хотел меня — и я ему отдалась. Почему бы и нет? Мое тело принадлежит мне, а не тебе. Этот человек был со мной нежен. Он не презирал меня за то, что я стала его любовницей, как ты презираешь своих женщин. Ты сознаешь, какой ты жалкий человек, и инстинктивно презираешь женщину — все равно, жена она тебе или любовница, — когда она унизится до того, чтобы жить с тобой. В сущности, ты не любишь женщин (ты вообще не способен любить кого-либо) и даже не желаешь их. Женщины тебе нужны для того, чтобы удовлетворять твое тщеславие и деспотизм.

— Опомнись, Эстер! Что ты говоришь!

— Ты щеголял своими любовницами, ты их поощрял, когда они оскорбляли меня, ты их даже в дом приводил. Ты думал, что я — твоя жалкая раба и не посмею протестовать, что я бессильна, потому что бедна и всецело от тебя завишу. Я предоставила тебе полную свободу — не такое уж ты сокровище, чтобы тебя ревновать к другим. Но тебе и этого было мало — ты еще постоянно измывался надо мной!

— Эстер!..

— Я столько лет терпела и оставалась тебе верна. Но любовь давно прошла. Да тебе и не любовь моя была нужна — тебе нужна была покорность, чтобы ты мог безнаказанно унижать меня… Ну, а потом я полюбила одного человека. И была его любовницей.

— О боже!

— Только три месяца. Потом он бросил меня — из-за тебя. Мне кажется, он меня любил — правда, не так сильно, как я его. И во всяком случае, он желал меня страстно, он мужчина, а не развратный слизняк. Но когда он стал подозревать, что я твое орудие, что я его завлекаю по твоему приказу — а он имел полное право так думать, — я потеряла его.

— Какое чудовищное…

— А что, разве ты не требовал, чтобы я с ним флиртовала! Конечно, это чудовищно! Тебе небось никогда не приходило в голову, что великая честь быть миссис Формби-Пэтт не вознаграждает меня за жалкую жизнь, полную физических и душевных унижений? Да, теперь мне уже все равно, он ушел, забыл меня. Но тебе я никогда не прощу, что из-за тебя потеряла Блентропа.

— Так это был Блентроп! Боже!

— Да, Блентроп. Почему это тебя так удивляет? Сказать тебе всю правду? Не можешь же ты ожидать особого целомудрия от развратницы, которую только что бил по щекам! Блентроп был первый, но не последний. Да, да, не последний…

— Эстер!

— Эстер, Эстер! Заладил одно и то же! Ты что же думаешь — только надо мной можно издеваться? После Блентропа остальные были мне, по правде говоря, довольно безразличны, но они вносили какое-то разнообразие в жизнь, и некоторые из них проявляли человеческие чувства, хотя и считались твоими «друзьями». Друзья! Да разве ты понимаешь, что значит друг? Ты заводил «друзей» только потому, что рассчитывал на какие-нибудь услуги с их стороны. А они рассчитывали на твои услуги. И некоторые из них жили с твоей женой.

— Ты с ума сошла, Эстер! Зачем ты лжешь?

— С ума сошла? Нет. Лгу? Сейчас ты в первый раз слышишь правду, Гарольд.

— Замолчи! Все это безумный бред! Перестань бесноваться и выслушай меня.

— Нет, это не бред. И я достаточно долго тебя слушала. Теперь твоя очередь слушать. Узнай наконец, какой сплошной ложью и притворством была твоя жизнь, как она постыдно ничтожна. Великий финансист, скажите, пожалуйста! Да без Розенграба ты стал беспомощен и легковерен, как ребенок или женщина, — ведь для тебя такое сравнение самое обидное? Ты презирал Розенграба — еще бы, ведь он был еврей, а ты — английский джентльмен, воспитанник аристократической школы, человек с безукоризненным произношением! Но у Розенграба был еврейский ум, быстрый и гибкий. А у тебя что? Голубая кровь, тонкое воспитание, подумаешь! Жалкий ты слизняк с жидкой кровью! Ни единой настоящей мысли или настоящего человеческого чувства. Только биржевые бюллетени да банковские счета, меню и пустые развлечения — вот что у тебя в голове.