Гай Эндор - Любовь и Ненависть

• Название: Любовь и Ненависть
• Автор: Гай Эндор
• Издательство: Армада
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0747-5

«Вольтер! Вольтер! Как славно звенело это имя весь XVIII век!» Его превозносили до небес, знакомством с ним гордились самые знатные и богатые особы, его мечтали привлечь ко двору Людовик XV, Екатерина Великая, Фридрих II…

Вольтер — гениальный философ и писатель, «вождь общественного мнения» и «ниспровергатель авторитетов». Его любили и ненавидели, им восторгались, ему завидовали. Он дважды был заточен в Бастилию, покидал родину, гонимый преследованиями.

О великом французе и его окружении, о времени, в котором жил и творил сей неистовый гений, и в первую очередь о его роли в жизни другой ярчайшей звезды того времени — Жан-Жака Руссо рассказывает писатель Гай Эндор в своем романе.

На русском языке издается впервые.

Примечание. В русском издании книги, с которого сделан FB2-документ, переводчик и комментатор сделали много ошибок. Так, например, перепутаны композиторы Пиччини и Пуччини, живший на сто лет позже событий книги, вместо Шуазель пишется Шуазей, роман Руссо «Эмиль» называется «Эмилией», имя автора книги «офранцужено» и пишется Ги Эндор вместо Гай Эндор и т. д. Эти глупости по возможности я исправил.

Кроме того сам автор, несмотря на его яркий талант, часто приводит, мягко говоря, сомнительные факты из биографий Вольтера и Руссо и тенденциозно их подает. Нельзя забывать, что книга написана евреем, притом американским евреем.

Amfortas

---

Пастор Майстр сумел убедить Малый совет освободить Руссо не только от унизительной процедуры, но и от необходимости представать перед церковным судом и отвечать там на различные вопросы. Совет ограничился тем, что назначил небольшой комитет, члены которого посетили Руссо в его отеле и провели неглубокий анализ его теологических принципов. Это, вполне естественно, заставило Руссо еще больше лгать. Пришлось подтвердить, что Господь на самом деле явил Себя перед Человеком. Сам Руссо в это никогда не верил, он только относил чудеса мироздания к проявлениям реальности Бога.

Ему пришлось заявить, что он твердо верит в божественное начало Христа. Однако он, напротив, придерживался точки зрения Вольтера, утверждавшего, что ничто не может в такой степени лишить Иисуса его величия, как глупость его обожествления. Что может привлекать в Боге, говорящем притчами? Или сотворяющем чудеса? Или отвергающем власть, которую ему предлагает Сатана? Что может вызывать восхищение в Боге, который демонстрирует такое удивительное мужество своей «поддельной» смертью на кресте?

Для Бога, создавшего вселенную, все это глупые пустячки. Нет. Величие Иисуса заключалось как раз в том, что он, оставаясь человеком, обладал верой, способной сдвинуть горы. И мужеством перед ликом смерти, позволявшим ему вести себя с достоинством, прощая тех, кто желал убить его.

Перед этими убежденными сторонниками кальвинизма Руссо не осмелился излагать свои собственные идеи, так как мог не получить женевского гражданства. Он лгал, лгал, все время лгал.

Комитет наконец выразил свое удовлетворение всем, кроме «дела Терезы». Теперь ничто не препятствовало Руссо занять свое место в Святой общности Женевы. Зацепкой была лишь эта женщина, занимающая недостойное положение в его доме.

— Господа, — тихо и печально произнес Руссо, — если бы вы знали все о состоянии моего здоровья, то наверняка поняли бы, насколько я не способен на то, чтобы подтвердить ваши подозрения относительно взаимоотношений с мадемуазель Лавассер.

Выразив сожаление по поводу его болезни, члены комитета продолжали настаивать на допросе Терезы. С каким душевным трепетом, должно быть, Жан-Жак позвал слугу, попросил его найти мадемуазель Лавассер и направить к нему в комнату! Хотя Жан-Жак в течение стольких недель вбивал ей в голову историю их взаимоотношений, хотя он угрожал ей самыми страшными последствиями любого неверно сказанного слова, он абсолютно не был уверен, что Тереза не проговорится. Но что было делать — она должна была предстать перед членами Малого совета. Похоже, для храбрости Тереза опрокинула не одну рюмку вина, а ведь она и без того была косноязычной. Руссо готовился к худшему. Но, к его удивлению, женщина уверенно отвечала на все вопросы. У нее получилась такая жалостливая история, что хотелось ее пожалеть — такой честной, скромной, боязливой она выглядела.

Тереза поведала членам совета, как впервые встретилась с Руссо. Оказывается, это произошло, когда он, совсем больной, лежал в комнате ее матушки.

— Мадам Дюпен, очень богатая парижская госпожа… у которой Руссо служил секретарем… когда он опасно заболел неизлечимой болезнью… и требовал постоянного ухода, обратилась ко мне… с просьбой оказать ей такую услугу.

Оказывается, однажды Тереза случайно попала в уличную драку. Она не знала, что произошло, и хотела поскорее выбраться из дерущейся толпы. Вдруг кто-то так сильно ударил ее, что она потеряла сознание. Терезу принесли домой в тяжелом состоянии, думали, что она не выживет. Господин Руссо великодушно уступил ей свою кровать, хотя сам таким образом лишался всех удобств. Когда она почувствовала себя значительно лучше, он снова занял свою кровать. Чем же она, невежественная и бедная девушка, могла выразить ему свою благодарность? Только клятвой, что она до самой смерти не покинет господина Руссо и сделает для него все, что сможет. Она, по существу, обязана ему жизнью, и теперь никакая сила на свете не может разлучить ее с ним. Только если он сам захочет от нее избавиться!

— Но этого Бог не велит! — произнес кто-то из присутствующих.

Тут она, закрыв лицо фартуком, дала волю слезам.

Все члены комитета были сильно взволнованы. А Жан-Жак, опасаясь, как бы такое выигрышное впечатление не рассеялось из-за какой-нибудь ремарки, поспешил выпроводить плачущую преданную сиделку вон из комнаты.

Что теперь ждало его? Может ли он рассчитывать на материальную поддержку? Разве женевцы не понимают, что он должен иметь средства для существования? Разве не отдают они себе отчета, что в их городе, где музыка под запретом, ему придется умереть от голода, ведь главная его профессия — переписчик нот. Что женевцы предложат ему, своему знаменитому соотечественнику? Довольно долго он ждал, казалось, что о нем вообще забыли. Наконец знаменитый доктор Трончен выступил с предложением назначить Руссо городским библиотекарем, чтобы тот мог как следует устроиться, продолжать учебу и заниматься литературным творчеством. Но, увы, в тот момент городское управление не предусматривало такой должности. Сначала надо было ее создать. Требовались денежные средства. Кто-то обратился к одному из состоятельных женевских граждан с просьбой предоставить в распоряжение Руссо один из своих домов.

Время шло, но ничего не происходило. Руссо все больше выходил из себя: значит, его родной город не понимает, кто он такой? Он тот, кому не давали прохода парижские аристократы, кто отказался от целого состояния и должности главного бухгалтера богатейшего дома Дюпенов, кто отверг королевскую пенсию!..

Почему же здесь он стучится во все двери, чтобы получить хоть какую-то жалкую работу? Стоит ли удивляться его решению вернуться в Париж? Там он проследит за изданием своей работы «Рассуждение о начале и основаниях неравенства», там будет ждать, назначат ли его женевские власти библиотекарем.

Он откладывал отъезд лишь по одной причине. Де Люк, один из самых выдающихся священников города, поклонник Руссо, пригласил его на недельную экскурсию по Женевскому озеру. Была осень, стояла чудная погода, путешественники устраивали веселые пикники на берегу, ночевали в гостиницах у самой воды. Такая жизнь больше всего устраивала Руссо. Подальше от дел и забот. На природе. Там царила тишина, плескалась вода, грело солнце. Вновь и вновь в голове у него возникал вопрос: если такой образ жизни — самый лучший, почему же люди набиваются в душные города, ведут отчаянную, смертельную борьбу за ценности, которым никогда не сравниться с природными сокровищами?

Он все-таки уехал в Париж со своей Терезой. И там ждал сообщений из неблагодарной Женевы. А в это время его поджидал ужасный удар.

Глава 15 МЕСЬЕ ГЕРЦОГ ДЕ ВОЛЬТЕР!

Вольтер в Женеве!

Что такое? Вольтер в Женеве!

Да, он там. И его восторженно принимали самые знатные вельможи города. Конечно, Вольтер не приехал туда в дилижансе, как Руссо. У него был свой двухместный, крытый экипаж, сделанный по его специальному заказу. Внутри он был обит голубым шелком, имел множество отделений для хранения рукописей и книг. На его задке помещались два громадных сундука. Экипаж был запряжен шестеркой холеных лошадей. На облучке сидели личный кучер Вольтера и лакей — его переписчик.

В экипаже находились Вольтер со своей пухленькой племянницей, мадам Дени. И он, и она в мехах с ног до головы, так как в декабре 1754 года на мерзлых дорогах было очень холодно. Но какой бы мороз ни трещал, Вольтер либо читал, либо что-нибудь диктовал. А Коллини, его новый секретарь-итальянец, записывал его слова в раскачивающейся карете. У ног Вольтера стоял металлический сейф, в нем хранилось золото и драгоценности самого Вольтера и мадам Дени. Там же лежало самое ценное — его деловые бумаги: акции, выпущенные Парижской ратушей, его инвестиционные документы торговых компаний в двух Индиях. Все это приносило ему ежегодный доход в двадцать пять тысяч франков, то есть более семидесяти тысяч нынешних американских долларов. А ведь это было лишь небольшой частицей всех его доходов — Вольтер получал большие деньги от судов, осуществлявших дальние рейды. Конечным пунктом был испанский порт Кадис. Вольтер имел тридцать процентов от стоимости доставлявшегося груза: бобов какао, индиго[158] и табака из Америки, пшеницы из Алжира и Туниса. Вольтер держал бумаги, свидетельствовавшие о его крупных ссудах герцогу де Ришелье, герцогу де Буйону, герцогу Орлеанскому, герцогу де Вийяру, маркизу де Лезо, графу д'Эстену, принцу де Гизу и так далее. У него также хранилось свидетельство недавно заключенной сделки о предоставлении займа герцогу Вюртембергскому, застрахованного его личными доходами. Это была крупнейшая сделка Вольтера.

Неудивительно, что хозяева гостиниц во Франции и Германии сгибались в три погибели, заметив великолепный экипаж, въезжавший в их двор. Миллионер Вольтер в черном бархатном сюртуке, в меховой накидке важно спускался по лесенке, окруженный племянницей, секретарем и лакеем. Неудивительно, что гостиничные мэтры обращались к писателю «ваше превосходительство» и называли его не иначе как барон или граф Вольтер. На публике он принимал такие титулы с улыбкой и потешался над ними, когда оставался один.