Нагиб Махфуз - Любовь под дождем

• Название: Любовь под дождем
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Издательство «Прогресс»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

«Пансионат «Мирамар» был опубликован в 1967. Роман повествует об отношении различных слоев египетского общества к революции, к социальным преобразованиям, происходившим в стране в начале 60-х годов, обнажены противоречия общественно-политической жизни Египта того периода.

Действие романа развертывается в когда-то очень богатом и фешенебельном, а ныне пришедшем в запустение и упадок пансионате со звучным испанским названием «Мирамар». Этот пансионат играет в романе роль современного Ноева ковчега, в котором находят прибежище герои произведения — люди разных судеб и убеждений, представляющие различные слои современного египетского общества. Однако в отличие от библейских героев, спасавшихся от всемирного потопа, они стремятся укрыться от свежих ветров новой жизни, переждать в тепле и уюте социальную бурю, сотрясающую Египет.

«Капитан» этого современного Ноева ковчега — хозяйка пансионата пожилая гречанка Марианна. Ее первый муж, офицер английских колониальных войск, был убит повстанцами во время революции 1919 года, второго мужа и капиталы она потеряла в революцию 1952 года. Марианна живет воспоминаниями о прошлом, однако это не мешает ей расчетливо вести хозяйство.

В роли «пассажиров» ковчега выступают пять постояльцев пансионата.

---

— С должностью сегодня надежнее, но и свободное предпринимательство, если его выбрать с умом…

Я вышел из лифта прежде, чем он закончил фразу, однако его тон говорил больше, чем слова.

Мы расстались. Он направился к трамвайной остановке, я — к гаражу. Проходя мимо кафе «Мирамар», расположенного в нижнем этаже здания, я вспомнил, что мы когда-то бывали здесь с дядюшкой. Он приходил сюда под вечер выкурить наргиле и сидел, завернувшись в мягкую абаю, словно король в торжественном облачении посреди толпы придворных. Да, канули в прошлое те времена, однако он заслуживает лучшей участи, чем та, что ему досталась.

Я вел свой «форд» по улицам без всякой цели, просто отдаваясь движению. Я думал, что лучше не отталкивать Сархана аль-Бухейри, а использовать его опыт, его знание города и обстановки. Быстрая езда успокоила мои возбужденные нервы. Я проехал по районам Азарета, Шатыби и Ибрагимии. Показалась набережная, свободная сейчас от суеты и гомона отдыхающих. Я решительно сказал себе, что если и вернусь в Танту, то только затем, чтобы получить деньги или продать землю, и пусть провалятся в пекло все воспоминания о ней.

Повернув в район Мустамара Суюф, я вырвался на центральную улицу Абукир. Увеличивая скорость, я спрашивал себя: «Где же европейки? Где красота? Где слитки золота?» Я взял билет на утренний сеанс в кинотеатр «Метро». В антракте пошел в буфет, пофлиртовал там с какой-то девицей. Потом мы с ней пообедали в ресторане «Омар Хайям» и поспали в ее маленькой квартирке. Вернувшись в пансионат к вечеру, я уже не помнил ее имени.

Здесь царила тишина. Ни в холле, ни в коридоре никого не было. Я принял душ и под струями воды вспомнил прекрасную феллашку. Придя к себе, я попросил чаю, чтобы снова увидеть ее. Я предложил ей плитку шоколада. Она отказалась.

— Но почему же? — настаивал я. — Ведь мы теперь живем одной семьей!

Я с улыбкой смотрел на нее.

— Зухра, скажи, много в деревне таких девушек, как ты?

— Не сосчитать… — она без всякого смущения встретила мой взгляд.

— И все такие же красивые?

Она поблагодарила меня за шоколад и ушла. Боится? Хитрит? Во всяком случае, сейчас она мне не нужна. Она вправе немножко посопротивляться и пококетничать, а я вправе признать, что она очень красива.

Фрикико… не упрекай меня.

* * *

Я так пристально рассматривал портрет мадам, висевший на стене, что она рассмеялась.

— Нравится?

И рассказала мне историю своих двух замужеств.

— Скажи, как ты находишь меня теперь?

— Вы так же красивы, как и прежде, — ответил я, глядя на ее жилистые руки и сморщенную кожу, напоминающую рыбью чешую.

— Болезнь преждевременно состарила меня, — смиренно заметила она и без перехода спросила: — Разумно ли ты поступаешь, вкладывая свои деньги в новое дело?

— Думаю, что да.

— А если правительство наложит на него арест?

— Есть гарантированные предприятия.

Мне показалось, что она хочет мне что-то предложить, но колеблется, и я сказал наобум:

— Как было бы прекрасно нам вместе участвовать в каком-нибудь прибыльном деле!

Она взглянула на меня с недоумением и рассмеялась:

— Нам вместе! Ах… пансионат еле-еле оправдывает себя!

К нам присоединился клоун от журналистики. Он был закутан в толстый халат. Я нашел его довольно бодрым, несмотря на его неприятный старческий вид. Не успев еще усесться как следует, он изрек:

— Молодость ищет приключений, старость стремится к стабильности.

Я пожелал ему доброго здоровья.

— Ты приехал в Александрию, чтобы заняться делом?

— Да!

— И ты действительно стремишься к этому?

— Меня тяготит безделье.

— Молодость, безделье и новизна разлагают людей, — продекламировал он.

Однако я не терплю стихов, так же как на терплю тех, кто делает карьеру с помощью аттестатов. Я чувствую в себе превосходство джигита, живущего среди пастухов. А похож я на человека, пытающегося ехать в машине без аккумулятора…

Через холл, направляясь к выходу, прошел молодой человек. Мадам окликнула его и пригласила присоединиться к нам.

— Наш новый жилец, господин Мансур Бахи, — представила она его.

Он — диктор Александрийского радио. Имеет диплом о высшем образовании. У него тонкое, выразительное лицо. Однако ему не хватает мужественности. Он также из пастухов. Когда он ушел, я спросил мадам:

— Он здесь временно или надолго?

— Надолго, дорогой мой. У меня временные не останавливаются.

Вернулась Зухра с сумкой, набитой продуктами. В городе полно женщин, но эта девушка волнует мою кровь.

Фрикико… не упрекай меня.

* * *

— Ты наконец влюбился?

— Не знаю… Не любовь и не страсть. Однако она превосходная, девушка… и я хочу жениться…

— Во всяком случае, ты — парень, какого пожелает любая девушка.

* * *

Вечер, когда по радио передают концерт Умы Кальсум, всегда бывает оживленным, даже в пансионате «Мирамар». Мы ели, пили, смеялись, обсуждали различные проблемы, в том числе и политические. Амер Вагди разошелся и сыпал героическими историями, достоверность которых оставалась на его совести. Даже этот пустой старик пытался убедить нас, что он герой. Значит, нет в этом проклятом мире просто нормального человека, нет никого, кто бы не был приверженцем революции, даже Талаба Марзук, даже я, ваш покорный слуга. Я должен быть осторожен. Сархан извлекает из революции пользу для себя, Мансур, скорее всего, осведомитель, а старик, кто его знает? Да и сама мадам. Вполне возможно, что органы безопасности поручили ей наблюдение. Когда Зухра подала мне бутылку содовой, я спросил ее:

— А ты, Зухра, любишь революцию?

— Ах, — воскликнула мадам, — посмотри только на картинку, которая висит в ее комнате!

Надо ли понимать это как разрешение проникнуть в ее комнату? Несмотря на то что виски создало в холле атмосферу согласия и дружбы, я чувствовал, что это ненадолго. Невозможна настоящая дружба между мной и Сарханом или Мансуром. Эти мимолетные приятельские отношения уйдут так же, как ушла девушка, с которой я познакомился в буфете кинотеатра «Метро». Я сказал себе, что мне необходимо найти дело, в которое я мог бы вложить свою энергию и заполнить время, иначе я совершу какую-нибудь глупость или даже преступление. Вполне допустимо также, что я навечно останусь холостяком, чтобы второй раз не выслушивать, как мне скажут «нет», и потому что в нашем развивающемся обществе не существует девушки, подходящей для меня. Или начну считать, что все женщины — это мой гарем, включая и прекрасную служанку, которую я поселю в моей будущей квартире. Служанка вроде Зухры, да и сама Зухра, будет рада и признательна мне за это. Ведь она овладеет искусством вести дом, к тому же ей не придется испытывать тяготы беременности, родов и воспитания детей. Она красива, а ее низкое происхождение приучит ее терпеть мои прихоти и бесконечные увлечения. Следовательно, жизнь вполне сносна, несмотря ни на что, и обещает немало удовольствий.

Сархан был большой мастер рассказывать анекдоты — мы покатывались со смеху.

* * *

Слушайте… читайте… это смертный приговор… Неужели англичане будут сидеть сложа руки, пока коммунисты не уничтожат нас?!

* * *

Начался концерт. Все стали слушать. Я могу воспринять лишь одну или две мелодии, а потом меня охватывает рассеянность и скука. И вот они сходят с ума от пения, а я скучаю в одиночестве. Больше всего меня удивляет, что мадам тоже любит Умм Кальсум, как и другие. Вероятно, заметив мое недоумение, она сказала:

— Я всегда слушаю ее.

Талаба Марзук внимательно слушал певицу, затем наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Слава аллаху, что они не конфисковали мои уши!

Что касается клоуна от журналистики, то он закрыл глаза и погрузился в слушание — или в спячку. Я перевел взгляд на Зухру, сидевшую на своем стуле возле ширмы. Действительно, красива, но слушает ли она? О чем думает? Какие мысли владеют ею? Внезапно она встала и пошла во внутренние комнаты. Все сидели, опьяненные пением. Я поднялся и направился в ванную, чтобы встретить ее но дороге. Я поиграл ее косами и прошептал:

— Нет ничего прекраснее пения, только твое лицо…

Она отстранилась от меня. Я хотел прижать ее к груди, но не решился, натолкнувшись на холодный предупреждающий взгляд.

— Я так долго ждал тебя, Зухра!

Она вернулась в холл. Хорошо же. В нашей усадьбе в Танте таких, как ты, десятки. Ты что, не видишь, что ты мне нужна? Или считаешь, что я недостоин тебя, ты, коровий помет?!

Я прошел на свое место. Бурные восторги пением, которого я не слушал, усиливали мое раздражение. Мне захотелось бросить им в лицо все, что я о них думаю, чтобы быть правдивым с самим собой хоть раз в жизни, но я не сделал этого. В перерыве, когда все разошлись, я покинул пансионат.