Нагиб Махфуз - Любовь под дождем

• Название: Любовь под дождем
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Издательство «Прогресс»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

«Пансионат «Мирамар» был опубликован в 1967. Роман повествует об отношении различных слоев египетского общества к революции, к социальным преобразованиям, происходившим в стране в начале 60-х годов, обнажены противоречия общественно-политической жизни Египта того периода.

Действие романа развертывается в когда-то очень богатом и фешенебельном, а ныне пришедшем в запустение и упадок пансионате со звучным испанским названием «Мирамар». Этот пансионат играет в романе роль современного Ноева ковчега, в котором находят прибежище герои произведения — люди разных судеб и убеждений, представляющие различные слои современного египетского общества. Однако в отличие от библейских героев, спасавшихся от всемирного потопа, они стремятся укрыться от свежих ветров новой жизни, переждать в тепле и уюте социальную бурю, сотрясающую Египет.

«Капитан» этого современного Ноева ковчега — хозяйка пансионата пожилая гречанка Марианна. Ее первый муж, офицер английских колониальных войск, был убит повстанцами во время революции 1919 года, второго мужа и капиталы она потеряла в революцию 1952 года. Марианна живет воспоминаниями о прошлом, однако это не мешает ей расчетливо вести хозяйство.

В роли «пассажиров» ковчега выступают пять постояльцев пансионата.

---

— Чего же ты хочешь от меня? — растерянно спросил я, глядя на его прилавок, заваленный газетами, журналами и книгами. — Я ведь ничего не понимаю в кулинарии.

— Поможешь мне в расчетах?

Я пообещал это ему. Затем мне пришло в голову, что я могу продать свою землю и войти к нему в долю.

— Может быть, тебе нужен компаньон?

— О нет! — ответил он решительно. — Я не люблю компаний. Я не хочу, чтобы заведение росло и привлекало внимание властей!

* * *

Я зашел в резиденцию Арабского социалистического союза и прослушал лекцию о черном рынке. После лекции состоялась общая дискуссия. Когда она кончилась и все собравшиеся направились к выходу, кто-то окликнул меня. Я остановился и увидел Рафата Амина, с которым не встречался с университетских времен. Мы горячо обнялись. Оказалось, что он пришел на лекцию потому, что, так же как и я, является членом секции АСС в объединенной компании рудников. Мы пошли по набережной. Перебивая друг друга и смеясь без причины, делились общими воспоминаниями: собрания кружка студентов-вафдистов, жаркие споры, разгоравшиеся там. Разве можно это забыть? Тогда мы были врагами государства, а сегодня государство — это мы.

— Я не верю, что ты, именно ты, отрекся от вафдизма, — сказал я.

Он опять рассмеялся.

— А ты ведь не был искренним вафдистом, — он толкнул меня локтем. — А искренний ли ты социалист?

— Конечно…

— Почему, скажи, пожалуйста?

— Слепые не могут работать на революцию, они могут лишь признавать ее или отвергать.

— А зрячие?

— Я знаю что говорю, — сказал я многозначительно.

— Значит, ты революционер-социалист?

— Без всякого сомнения.

— Поздравляю. Скажи мне теперь, где мы проведем вечер?

Я пригласил его в «Жанфуаз». Мы просидели там до полуночи. Я хотел дождаться Сафии, по она передала мне, что приглашена каким-то ливийцем.

* * *

Выходя из кинотеатра «Стрэнд», я увидел прекрасную феллашку. Она шла по улице Сафии Заглул в сопровождении старой гречанки. Смуглая, прелестная, с чарующим взором, сияющая молодостью. Тротуар был весь заполнен людьми, свежий ветерок нес аромат моря. Высоко в синем небе, словно груды хлопка, висели легкие белые облака.

Они с трудом пробирались сквозь толпу. Я замедлил шаг и, когда они поравнялись со мной, приветствовал феллашку, подмигнув ей. Она улыбнулась с некоторой опаской. Да, она ответила улыбкой — значит, приманка с крючком проглочена. Душу мою наполнила радость, как сладкий сок наполняет рот, когда надкусишь свежий зеленый боб, только что сорванный с грядки.

* * *

Я украдкой рассматривал ее лицо, потягивая вечерний кофе. Глаза ее опухли и покраснели от долгого сна, толстые губы были неприятно приоткрыты, да и вся она выглядела какой-то неряшливой.

— Сафия, — произнес я с удрученным видом.

Она подняла на меня глаза.

— Появились новые сложные обстоятельства, которые мы должны принять в расчет, — продолжал я осторожно, не отрываясь от ее лица.

Она покачала головой, как бы предлагая мне высказаться яснее.

— Нам придется изменить образ жизни. Я имею в виду проживание в одной квартире!

Она нахмурилась, и гневная складка залегла между ее бровями.

— Это катастрофа, — сказал я, — полная катастрофа ввиду жилищного кризиса, один мой приятель в компании намекнул мне об административном контроле. Да я тебе уже как-то говорил об этом. Я полагаю, что мое будущее тебе небезразлично.

— Но мы прожили вместе почти полтора года, — протестующе сказала она.

— Это были самые лучшие дни моей жизни, и они могли бы длиться вечно, если бы никто не знал об этом. — Я посмотрел на дно стакана, будто желая прочесть там что-то. — Однако несчастье вот-вот настигнет меня. Мне следует немедленно вернуться в холостяцкую квартиру, а может быть, поселиться в каком-нибудь дрянном отеле или пансионате.

— Есть же выход, есть выход! — воскликнула она, — Но ведь ты подлец, сын греха!

— Я человек откровенный, я тебя действительно люблю и буду любить до самой смерти. Но я в первый же день сказал тебе, что аллах не создал меня для семейной жизни.

— Просто он не дал тебе порядочности…

— И следовательно, нет нужды возвращаться к бесполезным дискуссиям.

Она пристально взглянула мне в глаза, будто желая проникнуть в мои мысли, и сказала:

— Ты хочешь бросить меня…

— Сафия, — перебил я ее, — я тебе говорил уже не раз, что я человек откровенный. Если бы я намеревался бросить тебя, то честно сказал бы об этом и ушел…

Тень печали легла на ее лицо, сделав его совсем некрасивым. Я пожелал в душе, чтобы она почувствовала ко мне отвращение, возненавидела меня — тогда бы мы просто разошлись каждый своим путем.

Другие грубо используют своих любовниц, эксплуатируют их. Я, по правде говоря, не привык тратить деньги на женщин, но никогда не был с ними груб. Я узнал любовь еще в университете. Она была красива, и с будущим. Дочь врача, купающегося в деньгах. Но что толку вспоминать об этом? Я упустил случай, счастливый случай.

И вот мое сердце бьется вновь. Да, я люблю феллашку. Конечно, это не какая-то там возвышенная любовь — просто желание, вроде того, что влекло меня еще недавно к Сафии из «Жанфуаза».

* * *

— Мне нужна комната на долгий срок.

Чувство удовлетворения сверкнуло во взгляде голубых испытующих глаз. Мадам небрежно откинулась на спинку канапе под статуей девы Марии. В ее движениях сквозило изящество, унаследованное от былых счастливых времен. Золотистые крашеные волосы выдают острое желание уцепиться за это былое. Она торгуется со мной с бесцеремонностью купца, выговаривая особую плату за летний сезон.

— Ты впервые в Александрии?

Я понял, что это не праздный вопрос, а звено в сложной системе хитроумного дознания. Желая угодить ей, я спешил согласиться со всем, что бы она ни говорила, старался найти общих знакомых, рассказал о своей работе, о возрасте, месте рождения и социальном положении. Во время нашей беседы вернулась с улицы феллашка. Увидев меня, она опустила глаза. Она, конечно, сразу поняла, почему я появился здесь, и, спотыкаясь в замешательстве, ушла на кухню. Однако мадам не поняла причины смущения девушки и не заметила, как порозовели ее щеки.

Мадам проводила меня в комнату, последнюю свободную комнату, выходящую окнами на улицу. К этому времени мы уже были друзьями, и наша дружба восходила к давним временам.

* * *

Я осмотрел свое новое жилище и остался доволен. Затем в наилучшем расположении духа уселся в кресло. Тут же, не спрашивая, я узнал имя феллашки — хозяйка позвала ее. Вскоре она явилась в мою комнату, неся простыни и одеяло, и принялась застилать постель. Я с удовольствием наблюдал за ней, разглядывая ее во всех подробностях. Да, господин Махмуд Абуль Аббас, девушка хороша. Более того — прекрасна, да еще и с характером. Она украдкой бросила на меня взгляд, но я тут же перехватил его и улыбнулся:

— Я счастлив, Зухра…

Она продолжала свое дело, будто не слыша меня.

— Да продлит аллах твою жизнь. Я будто вернулся в родную деревню…

Она наконец улыбнулась.

— Твой покорный слуга Сархан аль-Бухейрн, — представился я.

— Бухейри? — не удержалась она.

— Из Фиркасы, что в Бухейре.

— А я из Зиядии.

— Надо же! — вскричал я вне себя от радости, будто это совпадение, что мы оба из одной провинции, уже само по себе должно принести нам счастье.

Зухра застелила постель и собралась уходить.

— Останься еще немного, — попросил я, — мне столько нужно тебе сказать.

Но она покачала головой с невинным кокетством и вышла.

Да, она спелый плод, и мне остается только сорвать его. Я люблю ее, во всяком случае она мне небезразлична. Мне хочется уединиться с ней где-нибудь подальше от этого пансионата, в котором наверняка некуда деваться от посторонних глаз.

* * *

За завтраком я познакомился с двумя занятными старцами. Старший из них, Амер Вагди, — живые мощи, мумия, однако не лишен жизнерадостности. Он, как мне сказали, бывший журналист. Другой — Талаба Марзук. Мне уже приходилось слышать это имя. Он из тех, на чье имущество был наложен арест. Но мне не ясно, что привело его в этот пансионат. Он возбудил мое любопытство — меня всегда привлекает любой чем-то выделяющийся человек, даже если он преступник. Кроме всего прочего, Талаба Марзук принадлежал к тому классу, которому мы пришли на смену. Вот он прячет глаза в чашке, украдкой поглядывая в мою сторону. По отношению к нему у меня возникли противоречивые чувства. С одной стороны — злорадство, с другой — сострадание. И в то же время во мне родился какой-то безотчетный страх при мысли о конфискации богатства. Мне вспомнилось утверждение о том, что, если кто хоть раз совершил убийство, он может привыкнуть убивать!