Геннадий Скобликов - Лира Орфея

• Название: Лира Орфея
• Автор: Геннадий Скобликов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В романе автор продолжает исследование характера нашего современника, начатое им в повестях «Варвара Петровна» и «Наша старая хата».

Эта книга — о трудном счастье любви, о сложностях и муках становления художника.

---

Идет, — с протянутыми, простертыми вперед руками. Доходит до не видимого в черноте КПП, не останавливаясь проходит невидимым узким коридором мимо не видимого в черноте дневального, выходит на невидимую улицу...

И — дальше, и — дальше. Шаг, и еще шаг, и еще.... Через ту (не видимую в черноте) улицу, в тот (не видимый сейчас ему) переулок, каким он и всегда шел туда — на твою улицу, к твоему дому, к тебе...

...Шаг; и еще шаг; и еще.

Прямой, голова высоко, с не видящими ничего глазами.

И руки — в сплошной черноте — вперед. Как у слепого, или — как у сомнамбулы...

Под величественную — поставленную Доктором — и невыносимую «Ave Maria» Иоганна Себастьяна Баха...

* * * *

А дома, рядом, каждый день, каждый час, каждый миг, и уже столько времени — другие глаза. Глаза жены. И с давним, одним и тем же вопросом. С одним и тем же — молчаливым, немым вопросом твои глаза...

Погоди и еще немного, молча говорит он тебе, погоди. Он верит, он все равно верит, что и ты тоже (если он только сумеет, если у него только получится) — и ты тоже все, как надо, поймешь. Этого же нельзя не понять...

Но только — погоди и еще, погоди. Ты ж видишь: это болезнь, самая настоящая болезнь, даже хуже болезни. И чтоб ему вылечиться, чтоб ему вылезти, выбраться из нее (или ее высвободить из себя), ему надо и еще раз пройти через все. Обязательно надо еще раз пройти через все, и не от него это зависит сейчас...

Но он помнит, каждую минуту также он помнит и этот твой взгляд, и эти твои глаза, и этот застывший в них твой многолетний вопрос. Да и как же не помнить ему о тебе, как не помнить!..

Но только ты — потерпи и еще, с этим его и ему самому непонятным пока ответом.

Дай ему еще время и потерпи...

2

...Стояла, чуть склонив голову набок, и пристально смотрела на него. И вот в эти-то первые мгновения он и  у з н а л  ее.

Явно одна из лучших девушек вечера, приятная, красивая, мило одетая, две толстые русые косы...

И еще: чуть прикушенная в полуулыбке нижняя губа — ровными красивыми зубами, и руки, спрятанные за спину, и едва уловимое движение головой, как бы призывающее его.

И он, спустя один танец, теперь уже сам отыскал глазами ее. И опять было все то же: и этот ее пристальный взгляд, и припрятанная полуулыбка, и едва уловимое движение головой, все-таки призывавшее его. И тогда он осмелился и пригласил...

Да, все там же, в их воинском клубе в их части, в ее городе, в ее благословенном Крыму...

И с этого, с той самой их первой минуты все у него тогда и началось...

Но туда, в Крым, в ее город, к ней, к Лиде, — ему пока рано еще. Потому что на пути к ней лежала еще целина, Кустанайская область, их совхоз, их Вторая бригада, был и остается Петро Галушко (что и на сеансах, в «ночи», не покидает его), и он просто не может, не получается у него — переступить через ту полосу и идти куда-то там дальше: сначала он должен будет и о ней рассказать.

...Стоит вот, смотрит в окно — в черную ночь и огни города, а мыслями, памятью, зрением — опять и опять там вдали, сквозь годы и расстояния, на том самом кусочке степи, в том самом совхозе, в той самой Второй их бригаде... И хоть она, Лида, за тысячи километров в Крыму даже о самом их существовании ничего не ведала и не знала, все равно — это ничего не меняет: вся она, вся-вся их будущая история, совершалась уже и теперь...

3

В Кустанае их распределили сразу же в день приезда, 6-го мая. Его и Васю Гринева, они и в училище жили вместе, направили в «Сталинский» (в мае 56-го он еще так назывался), совхоз километров девяносто севернее Кустаная. При этом им было сказано, что им здорово повезло: совхоз расположен рядом с санаторным местечком Боровское, большое озеро, хвойный бор (это при кустанайском-то безлесье!) и районный центр в двух километрах от центральной усадьбы. Ну, и они с напарником, естественно, не возражали: курорт так курорт! Попрощались с ребятами (их человек сто тридцать, вновь испеченных механиков, приехало, весь выпуск), «поголосовали» на тракте и через два-три часа были в совхозе.

Только тут им уже не повезло. Ни директора, ни главного инженера на месте не оказалось, были на совещании в Кустанае, без первого же начальства ими никто не стал заниматься, и им оставалось ждать. Переночевали в конторе, устроившись на канцелярских столах, а на следующий день к обеду приехал и Главный.

Им кто-то уже говорил, что разговаривать им с Главным будет трудно — такой уж, мол, человек. И вообще: что не было у них тут порядка при нем и не будет и главному инженеру на это тоже наплевать.

Кто его знает, как там на самом деле было со всем остальным, но разговор с главным инженером у них действительно оказался трудным. Лет тридцати, но уже этакий чванливый, уставший, высокомерный, он сразу же заявил им, что никаких должностей механиков для них у него нет и не будет и он может направить их только разнорабочими на камнедробилку. Они, правду сказать, и не настаивали на должностях механиков: нет так нет, но попросили все-таки что-нибудь по специальности. Например, посадить их на трактор — они охотно стали бы работать вдвоем на одном тракторе, или, скажем, поработают на ремонте комбайнов, а в уборочную пойдут помощниками комбайнеров, их же все равно не будет хватать. Но Главный почему-то упорно предлагал им только эту камнедробилку, что как раз грохотала у них на виду, метрах в ста пятидесяти от конторы, и там работали одни только девчата и женщины, с укутанными от пыли лицами. И им было совершенно ясно, что они окажутся круглыми дураками, если уступят ему и согласятся: этот уставший начальничек то ли забавы ради пытал их — можно ли из них веревки вить, то ли ему действительно было на все наплевать, в том числе и на свои собственные кадры механизаторов, и он только теперь и хотел — отделаться от них, этих еще двух новоявленных целинников.

Тем не менее сделать отметку в направлениях, что не может дать им работу по профилю, он отказался. Потом посидел, помолчал и наконец сказал: ладно, пока не теряйте времени — идите в Боровское и сдайте на прописку паспорта, а они, когда приедет директор, что-нибудь придумают. И они встали и пошли было в милицию, сдавать паспорта, да по дороге додумались: все-таки не в Москву приехали, тут-то, в совхозе, прописаться всегда успеют — было бы ради чего, а вот оказаться без паспортов — это уж точно им дураками быть. Пообедали в Боровском, в дешевой, но и грязной столовой, и вернулись назад в совхоз.

Настроение было ерундовое. А кроме того, они и не могли долго болтаться непристроенными: денег у каждого оставалось — на два-три дня прожить. Решили переночевать еще ночь в конторе, надеясь дождаться утром директора и поговорить еще с ним, а пока бродили вокруг центральной усадьбы. Хваленый сосновый бор темнел вдалеке, на другой стороне большого озера, там же располагался и санаторий; а тут кругом была только голая степь, насквозь продуваемая уже надоевшим им ветром. Ночью их обоих жестоко стошнило от тех самых столовских котлет, и они окончательно решили утром же драпать из этого курортного места и вообще постараться больше не соваться в совхозы, раз их тут принимают вот так. Теперь их замысел был — всеми силами выпросить в Кустанае, в областном управлении совхозов, на руки свои удостоверения механиков и податься в Сарбай, на рудник, о котором они уже были наслышаны, что и работы там навалом, и деньги вроде бы платят чуть ли не бешеные — стройка-де только разворачивается! Но утром они все-таки не уехали, честно пождали директора до обеда, и лишь потом, так и не дождавшись его, взяли свои чемоданы, вышли на тракт и на попутной уехали назад в Кустанай.

К концу дня они были в областном управлении совхозов и после долгого разговора почти уже выпросили на руки свои удостоверения. Но буквально в последнюю минуту, когда им только и оставалось получить эти самые «корочки» и расписаться за них, судьба избавила их от только что выпрошенной свободы: в кабинет вошел директор какого-то совхоза — и их тут же предложили ему. Новый директор сказал, что с удовольствием возьмет «этих двух молодых людей» на должности помощников бригадиров тракторно-полеводческих бригад, и крыть им было нечем. Да они, в глубине души, кажется, и сами уже были рады такому исходу — кончалась эта их неопределенность.

Вот такое начало получилось тогда там у них с этим «Сталинским». И это было тем более и неожиданно им и обидно, что они-то ожидали самой радушной встречи их, молодых механиков, на прославленной целине, где как раз механизаторов и недоставало.

Обескуражены и в чем-то отрезвлены они были в «Сталинском» и не только отношением к ним Главного. Не раз подходили к ним болтавшиеся возле конторы совхозные прощелыги и с насмешкой, а то и с издевкой справлялись у них «насчет романтики», а после, как повидавшие виды «старожилы», покровительственно советовали: «Дуйте-ка вы, ребята, назад отсюда, пока паспорта в кармане...» И они про себя все еще никак не хотели верить такой вот реальности и недоумевали: что общего у них с теми самыми песенными целинниками, о которых у себя дома в училище, в далеком отсюда районном городке Курской области, так много и говорили и пели они?..