Пьер Гийота - Могила для 500000 солдат

• Название: Могила для 500000 солдат
• Автор: Пьер Гийота
• Издательство: KOLONNA Publications
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005
• ISBN: 5-98144-056-2

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX века

Повесть «Могила для пятисот тысяч солдат», посвященная алжирской войне, страсти вокруг которой еще не успели утихнуть во французском обществе, болезненно переживавшем падение империи. Роман, изобилующий откровенными описаниями сцен сексуального насилия и убийств. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе Михаила Иванова, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Антонен Арто, Жорж Батай и Жан Жене.

Публикация «Могилы для пятисот тысяч солдат» накануне майского восстания в Париже изменила направление французской литературы, превратив ее автора — 25-летнего ветерана алжирской войны Пьера Гийота — в героя ожесточенных споров. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Антонен Арто, Жорж Батай и Жан Жене.

---

Ночью они наклоняются над крышами старого квартала, они кричат, поют, они блюют в лунном свете и в шелесте листвы, и запах гнили опускается на молчаливые лачуги. Там живут семьи, поредевшие от мобилизации и предательства, теснимые голодом, вожделением, страхом. По ночам стаи оборванных детей, волосы прилипли к черепу от чьей-то крови, бродят по грязным улицам, падают в отбросы, копошатся в перепачканной траве, проваливаясь по колено в наслоения человеческих и звериных экскрементов. В свете приоткрытых дверей женщины с прилипшими к напомаженным ртам волосами зазывают, подтягивая чулки под платьем. Крики несутся от дровяных куч, с углов улиц, из кустов, из заброшенных уборных. Мужчины курят у домов, усевшись в кружок на грязную землю. Ночь раздирает выстрел, приглушенный стон в бараке. Дети, отталкивая матерей, занятых застегиванием подвязок, набрасываются на суп, коты скребут когтями железо крыш.

Вдали по ночным тропам бродят голодные звери, разрывая в клочья раненых аистов и заблудившихся детей.

Крики людские и звериные поднимаются от земли, но люди безразлично смотрят в искалеченную ночь.

Грузные звери бегут, спрятав когти, к вершинам холмов, перепрыгивают овраги, сжав в зубах бьющуюся добычу. Источники рождаются во мраке.

По утрам юные нищие, валяющиеся на земле, как отбросы, спят — затвердевшие члены стиснуты между животами и сырыми камнями. Проснувшиеся спозаранку дети топчут нищих с хриплыми криками. Трава покрыта инеем, нищие катаются по ней под взглядами часовых третьей стражи. Женщины, пригвожденные к своим циновкам, надеются на возвращение, на освобождение. Разбуженные нищие трясут свои лохмотья и плетутся на благоуханные лужайки, где солнце курит фимиам.

В деревне неверная жена оплакивает любовника и своих потерянных детей. Любовник бежит в заросли, истекая кровью. Вокруг грузовика молодые солдаты с бритыми затылками бьют себя в грудь кулаками. В кабине один из них просыпается, его полузакрытые глаза видят человека, склонившегося к земле, как куст; солдат кричит. Все вскидывают винтовки и стреляют. Человек подпрыгивает, скрестив руки, и падает на локти, на колени, поднимается и пытается бежать. Солдаты подбегают, хватают его, сбивают с ног. Один двумя руками упирается в его затылок, двое других прижали коленями к земле его спину и ноги. Человек умолк, его кожа и мышцы размягчились. Четвертый солдат достает из гимнастерки кинжал и быстро перерезает ему горло, кровь брызжет на грязь и на ноги солдат. Тот, что держал голову, отдергивает руку:

— Ты порезал меня. Блядская армия. Блядская армия.

И он кидается на убийцу, вцепляется ему в горло испачканными в крови пальцами; поднявшиеся солдаты пинают окровавленную, наполовину отрезанную голову ботинками, задубевшими от холода. Под ослепительным сияньем неба трава наполнилась движением.

Так просыпается нижний город. С другой стороны завесы из деревьев, на насыпном холме в тонких чашках дрожат какао и чай; накинуть что — нибудь на плечи, спровадить заспанного любовника; тоска, ожидание прислуги, побудка часовых, принятие командования, одевание детей.

Напротив солдаты с голым торсом, полотенце вокруг шеи, окунают головы в резервуар. Унтер — офицер, погоны перекошены, колет их плечи и локти стеком. Пленные выходят из казематов, часовые с заряженными винтовками подталкивают их к отхожему месту. У резервуара солдаты со щеками, покрытыми окровавленной пеной, смотрятся в треугольные обломки зеркала.

Песнь вторая

Нижний квартал населен семьями неполными, крикливыми, грязными, кишит детьми: многие из них не узнают своих настоящих родителей и живут в нескольких семьях сразу; властям нет дела до гражданского состояния детей. Больше нет взрослых мужчин, только старики, больные и безумные, выжившие после допросов. Парни исчезли, и девушки исчезают, их разорванные платья висят в плюще и чертополохе. Играя, дети часто находят в глубине одиноких луж обезображенные трупы со сгнившими под касками головами.

Поля и небо светлы. По вечерам отбившиеся дикие лошади скачут по разбитым дорогам, трутся крупами об изгороди. Молодежь выходит, смеясь, из приморских деревень, дети в светлой фланели бегают, прыгают через кусты, устраивают на ручьях запруды из камней, плачут, уткнувшись в грубое полотно платьев служанок. Запрещено играть близ нижнего города, где грязные, исполненные неведомых пороков дети протягивают татуированные руки, предлагая полузадушенных птиц. Если двое детей в оттепель или в летнюю жару осмелятся полюбить друг друга и спрячутся, чтобы играть и трогать друг друга, то, застигнув их за этим занятием, их избивают, иногда до смерти — солдаты, если он или она из нижнего города, или главарь банды, если он или она с побережья или из верхнего города.

Главаря банды зовут Кмент. Его родная мать в тюрьме. Его братья и сестры — от трех ее любовников. Их приемный отец умер в страшных мучениях в бараке. Его жена убила единственного ребенка от него. Беременная, она давила живот о стены, нагревала его у газовой плиты; но ребенок с проткнутым вилкой при неудачном аборте горлом кричит, и отец берет его, липкого, холодного и прячет под своим одеялом. Мать точит ножи, глядя на ребенка, смеется, надевает ему на голову кастрюли, кладет его спать на кучу дерьма, и утром псы ходят за ним и лезут к нему в штанишки. Ночью она пачкает его одежду, а утром наказывает за это; или сует ему в карманы мелочь, а потом стыдит за воровство. Она сажает его голого на стул, животом к спинке, бросает старшим детям клубок шерсти, и те связывают его колени, грудь, член и шею, а потом выбивают ему зубы. Кмент прекращает эти игры, он сбивает с ног мать, склонившуюся над очагом, крутит ей руки, греет воду в котле и опускает туда голову матери, моет волосы, в которых засохла коростой сперма отца и множества любовников; потом он усаживает ее перед зеркалом, повешенном на перегородке; его руки ищут среди грязного белья: чулок, бюстгальтеров, полотенец и перчаток флакон духов; он открывает его и выливает на волосы; он кусает ароматные волосы, и его слезы льются, не замочив их; его руки накрывают обнаженные груди матери, она оборачивается и целует его в грудь, в края подмышек, показывающиеся из-под лохмотьев. Однажды вечером, когда Кмент со своей бандой шлялся по деревне, ребенок вернулся домой в испачканной одежде. Мать схватила его за волосы, раздела, и, окунув с головой в таз с холодной водой, долго держала. Когда ее гнев утих, она вытащила его… Ребенок не двигался, не держал головку, губы его побелели. Материнское сердце бьется, она положила ребенка на постель, посыпала его безжизненное тело морской солью и начала растирать грубым полотном так сильно, что ободрала кожу на шее и вокруг пупка. Другие дети с пеной на губах сидели на корточках в темноте, у подножия родительской кровати, с которой свешивались до земляного пола пятнистые простыни… Оживший ребенок улыбнулся матери, протянул к ней руки, но та, взбешенная тем, что он снова шевелится и любит ее, вцепилась зубами в его запястье и стала колотить его кулаками по вискам; ребенок забился, закричал. Наконец, она оставила его, стонущего, избитого, и вышла в благоухающую ночь, вытирая рукой пот со лба; ребенок метался по постели; старшая из девочек — ее растущие груди уже распирали платье — приблизилась к постели.

— Возьми меня на ручки, мне больно, так больно! Отнеси меня на луну…

Она брала его на руки и качала, гладила его почерневшие, разбитые виски, вышла наружу и села под луной, лучи которой успокоили изувеченное тельце.

Мать очнулась на куче соломы; любовник тянул ее за ногу; оправив платье, она отшвыривает ногой солому, бегом пересекает туманную площадь, встает, упершись лбом в косяк двери: ребенок умер, выблевав волокна ткани, в которую его укутали. Пришедший ночью с моря ураган завалил грязью ворота. Мать до зари, присев над кроваткой мертвого ребенка, отгоняет крыс, вцепившихся в одеяльце. Утром Кмент, пьяный, с разбитым ртом, ломает дверь коленом, валится на циновку, поджав под себя грязные ноги и засыпает; под ним что-то стонет: это меньшой из его выживших братьев. Мать встает, зажигает свечу: Кмент, лицом к земле, сучит ногами, его большое тело давит грудь ребенка: тот пытается высвободиться, двигает руками и ногами, кожа его лица понемногу становиться фиолетовой, губы шевелятся, как у рыбки, вытащенной из воды, язык во рту дрожит. Мать приподнимает тело Кмента, катит его по земле к двери; ребенок задыхается, крысы теребят его за волосы; присев на корточки, мать больше не двигается. В глубине дома крысы возятся под одеяльцем колыбельки. Проснувшись, Кмент увидел, что они бегают по голому тельцу, лежащему в колыбельке, обгрызая его брови и губы.

После того, как мать посадили в тюрьму, дети зажили одни, воруя, торгуя своим телом в смешанных борделях нижнего города. В их бараке воняет, как в лисьей норе. Лишь иногда они приходят в него ночевать; крысы устроили себе гнездо в колыбели мертвого ребенка, под прогрызенным одеялом. Ночью колыбель раскачивается, и крысы пищат, как дети.