Пьер Гийота - Могила для 500000 солдат

• Название: Могила для 500000 солдат
• Автор: Пьер Гийота
• Издательство: KOLONNA Publications
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005
• ISBN: 5-98144-056-2

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX века

Повесть «Могила для пятисот тысяч солдат», посвященная алжирской войне, страсти вокруг которой еще не успели утихнуть во французском обществе, болезненно переживавшем падение империи. Роман, изобилующий откровенными описаниями сцен сексуального насилия и убийств. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе Михаила Иванова, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Антонен Арто, Жорж Батай и Жан Жене.

Публикация «Могилы для пятисот тысяч солдат» накануне майского восстания в Париже изменила направление французской литературы, превратив ее автора — 25-летнего ветерана алжирской войны Пьера Гийота — в героя ожесточенных споров. Сегодня эта книга, впервые выходящая в русском переводе, признана величайшим и самым ярким французским романом современности, а сам Гийота считается единственным живущим писателем, равным таким ключевым фигурам, как Антонен Арто, Жорж Батай и Жан Жене.

---

На ферме Игидера часовые разносят солдатам кофе. Начальник полиции ест вишни; дети Игидера в пижамах шарят пальцами в компотнице, плетеные стулья колют им ягодицы, одна девочка забыла гребень в растрепанных волосах, мальчик, сидящий на коленях у начальника полиции, тянет ладонь — тот сплевывает в нее косточки. Отец отозвал Одри в сторонку: они ходят по крыльцу; дети прижимают вишни к гениталиям и груди; слуги поднимают детей с высоких стульев и ведут в ванную; на заднем дворе пастухи ударами кнутов загоняют скотину, забрызганными молоком пальцами разглаживают рыжие волосы. Начальник полиции садится в свой джип, протягивает шоферу горсть вишен:

— Гони, Босфор. К исходу утра нужно быть в Тилисси. Фели наступают в горах. Всем зарядить оружие.

Солдаты рассаживаются по скамейкам, хрустят суставами в локтях и коленках, швы на штанах трещат; они снимают, сминают, трут камуфляжные кепи, сверху напяливают горячие каски, шнуры стучат по открытым шеям; они засыпают, прислонившись щекой к пыльному брезенту. В тени кузова жужжит скарабей, натыкаясь на головы. Молодой солдат просыпается, давит скарабея на вибрирующем железе.

— Блядь, пусть только сунутся эти фели. Я хочу драться, блядь, как ебаться, блядь.

— Гай Зодиак, щенок, заткнись, ты еще не нюхал ничего, кроме паровозного дыма… Накличешь беду.

Но сердце молодого солдата бешено бьется, он кладет руку на грудь, к медальону.

Повстанцы окружают их, разоружают; начальнику полиции у ног безоружных солдат вспороли живот, потом перерезали горло; кости и мышцы шеи скрипят под лезвием. Повстанец, перерезавший горло, поднимается, весь в крови, бежит к протоке, заходит в воду прямо в одежде, моет голову и руки; вокруг тел, в кровавых лужах, кишат муравьи, насекомые, черви; у сжатых губ живых и мертвых жужжат мухи; дрожащие солдаты прижаты к сырой стене, ноги в грязи, повстанцы пинают их ногами. Один из них показывает пальцем на солдата:

— Ты убил моего брата, этой зимой, в Якурене. С тех пор каждую ночь я мечтал провернуть кинжал в твоем горле. Все вы так презираете нас, что даже не считаете за людей. Вы, рабы, дети рабов. Он играл в бабки рядом с домом. Ты высунулся из машины, одним ударом палки раздробил ему спину, и ваша колонна с грохотом промчалась мимо. А вечером, в лагере, в столовой, когда ваш сержант готовился показывать вам кино, ты показывал палку товарищам, ты легонько бил по затылкам и спинам самым молодым и трусливым из вас; а ребенок, мой брат, будущий убийца твоих братьев, умер на руках у нашей матери, а ты у заграждения вышки дрочил, прислушиваясь к поцелуям и выстрелам на экране, и в опьянении своем взывал к своему немому богу, чье небытие и молчание ожесточает людские сердца.

Повстанец подходит к солдату, стволом винтовки поднимает ему подбородок. Он бьет его по щекам, ломает ему челюсть, солдат плачет, цепляется за товарищей, держится за челюсть; стоя на коленях в грязи, он ловит колени повстанца, хватает его за руки; отпихнув его, повстанец отходит и, быстро повернувшись, стреляет; солдат падает к ногам своих товарищей с разорванным пулей животом, скрюченные пальцы вцепились в пояс, из уголков губ хлынула кровь. Послышалась дробь морзянки; зарезанный радист нащупал ключ, передал короткую просьбу о помощи и упал головой в клочья конского волоса, вылезшего из разрубленного сиденья. Все повстанцы разбежались, кроме того, кто, с головой в мутной воде, мылся в протоке; вот он вынырнул и сделал над водой несколько взмахов брассом. Десантники из Игидера появились по обе стороны протоки, повстанец заметил их, его голова развернулась над водой, руки взметнули сноп брызг.

— Выходи, ты попался, ты один.

На поля, на края утесов садятся вертолеты, самолеты — истребители расстреливают беглецов, заросли дрока окрашиваются кровью; запыленные десантники выпрыгивают из вертушек с оружием в руках, бегут в зарослях дрока по высокой гладкой траве к протоке; повстанец хочет выплыть к реке. Освобожденные, вновь получившие оружие солдаты несут тела двух своих товарищей в машину, офицеры окружили тело начальника полиции, они выкрикивают приказы по радио, командуют солдатам, топчущимся у берега:

— Берите его живым!

— Господин капитан, это он зарезал господина Одри. Он всю протоку окрасил кровью. Ошалевшие рыбы кусали его за ноги. Посмотрите, господин капитан. Чтоб ему нахлебаться этой водицей!

Тело начальника полиции положено в джип; офицер, совсем молодой, в круглых очках в железной оправе, расправляет над ним брезентовый тент. У грузовика, скрежеща зубами, бьется в истерике Гай Зодиак, два товарища держат его за руки. Сержант хлещет его по белым щекам:

— Освежите его.

Солдаты толкают Гая к стене, нагибают ему шею и подставляют его голову под струю глинистой воды. Повстанец плывет к противоположному берегу, солдаты уже ждут его там, в руках винтовки, в зубах сигареты; повстанец выбивается из сил, солдаты швыряют камни ему в висок, он вцепляется рукой в прибрежный камень, один из солдат наступает ему на ладонь:

— Теперь тебя зажарят, Американец.

Повстанец стонет, солдат поднимает сапог, повстанец скользит в реку, хрипит, блюет, десантники топчут его в тростниках; его вытягивают на камень, ноги в песке, волосы кровью приклеены ко лбу; солдаты растопыривают его пальцы:

— Он весь в крови, Американец!

— Мы тебя прикончим аккуратно.

Они привязывают повстанца к машине, его ладонь, вывихнутая, с отпечатком сапога и ссадинами от камней, дрожит на колесе. Подходят офицеры:

— Если заговоришь, будешь жить. Нет — отдадим тебя нашим зверям.

Повстанец молчит. Офицеры отдают его солдатам; те раздвигают ноги повстанца, достают кинжалы, раздевают пленного, один из солдат, негр, берет в руку его член, тянет его, водит лезвием кинжала у основания, раздвигая волоски, потом, быстро взглянув в глаза повстанца, рассмеявшись, одним движением отрезает член; пленный кричит, солдат, присев, погружает в песок кинжал и руку, испачканную кровью и ошметками плоти; другие солдаты неторопливо перепасовывают друг другу ногами отрезанный член… По рукам, животу, лицу повстанца струится блестящий черный пот, живот судорожно втягивается и поднимается, солдат отбросил кинжал в сторону:

— Бумаги, быстро, газет, быстро!

Его распирает смех, он размахивает руками, солдаты рвут газеты, лежащие на дне фургона и в ящиках для взрывчатки, они бросают их между ног пленного. Негр достает зажигалку, сжимает ее в ладони, испачканной кровью с налипшим на нее песком, чиркает кремнем, подносит огонь к газете; пламя лижет задубевшую, закопченную рану, повстанец бьется головой о колесо, с его побелевших губ стекает красная слюна. Негр перед полыхающим костром пританцовывает, щелкая зажигалкой.

— Воды, воды, парни. Эй, Гай Зодиак, ребята, дайте ему похавать фелев ятаган! Жри войну, Гай Зодиак, жри войну!

Один из солдат набирает воды в тяжелую каску. Он возвращается к телу, льет воду на костер; залитое пламя опадает, шипящий пар на одно мгновение скрывает жертву; солдаты, прикрыв глаза ладонями, отходят. Молодой офицер в разбитых очках хватает окровавленную руку солдата-негра, зажигалка падает на камни:

— Хватит, Барклай. Складывай инструменты. Офицер оборачивается и блюет на кактус.

Два солдата берут тело пленного за ноги и за руки и закидывают в грузовик сопровождения:

— Заприте его в карцер вечером. И ни в коем случае не показывайте врачу.

Колонна трогается с места: Гай Зодиак спит, уперев потную голову в колено соседа. Барклай вытирает кинжал о брезент. Десантники из Игидера рассеялись по местности, вертолеты, легкие самолеты кружат над деревнями, пикируют, едва не сбивая крыши, на испуганных женщин, побросавших белье и щетки на вздымаемый винтами песок, и детей, прижавшихся к стенам сожженной, отстроенной и вновь сожженной школы; в стороне тяжелые вертолеты Сикорского вздымают пыль, песок и гальку вдоль русла рек, ломая ветки кустов, гоня перед собой сверкающие рои ос и птиц — они разбиваются о стекло и сталь кабины, забрызгивая защитную окраску зеленой, синей, черной кровью; их зловещие тени проносятся над лесами и болотами, сдувая пепел с пожарищ, песок с краев звериных нор, разбивая иссушенные солнцем скелеты и кучи гнили.

Крики и бред Гая Зодиака заполнили этаж. Когда солдаты переносили тело начальника полиции в его кабинет, Гай Зодиак бросился в первую оказавшуюся открытой комнату дворца, рухнул на кровать и, не сняв каску, зарылся головой в подушки; солдаты его поднимают, он вцепился зубами, покрытыми соленой пеной, в кружева простыней, руками — в спинку кровати. В заставленном пальмами стеклянном холле офицеры и солдаты курят, сидя на лестнице, стоя у кадок с пальмами и лаврами, лежа на красных и синих плюшевых диванах; беременная рабыня, склонившись, стирает с кафеля тряпкой следы крови начальника полиции; один из солдат сопровождения присаживается рядом, волоча приклад винтовки по мокрому кафелю; он смеется, гладит плечо рабыни, ее согнутую спину, ее бедра, потом груди, стянутые блузой, он кусает ее ухо, его слюна стекает в ушную раковину рабыни, он берет ее за руку, отнимает у нее тряпку, с силой разгибает пальцы; рабыня стонет, солдат прикладывает губы к ее уху, удерживая ее пальцы; рабыня склонила голову на плечо, слюна солдата стекает по напряженной шее; рабыня открывает глаза, прежде закрытые из-за того, что вокруг стояли солдаты: — Да.