Петр Елисеев - Привал на Эльбе

• Название: Привал на Эльбе
• Автор: Петр Елисеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1960

Над романом «Привал на Эльбе» П. Елисеев работал двенадцать лет. В основу произведения положены фронтовые и послевоенные события, участником которых являлся и автор романа.

---

Он рассказал, как она угощала его, но как была написана эта статья, не помнил.

18

Дом, в котором квартировала Гертруда Гемлер, после ее ареста пустовал. Ставни закрыты наглухо и заложены на внутренний запор. Двери были заперты на автоматические замки. Ключи от них хранились в магистрате.

Дом не охранялся. Формы ради поручили старому дворнику Хейнеману присматривать. В первые дни старик вроде пекся о нем, подходил рано утром к дверям, пробовал запоры, потом стал забывать, а в последнее время поглядывал только издали. «Никто не откусит угла», — подумал он, махнул рукой и забыл, что ему надо присматривать.

Когда Любек по секрету рассказал Хейнеману о побеге Гертруды, старик опять стал присматривать за домом. Он даже насторожился, когда Любек сказал, что где-то скрывается партнер Гертруды.

На третью ночь после безуспешного побега Гертруды из тюрьмы Хейнеман, посасывая трубку в парадном одного дома, услышал шелк автоматического замка в особняке Гертруды. Об этом он сказал Любеку. Тот несколько раз подходил к дому, прислушивался, но никаких признаков жизни в нем не уловил. Хейнеман доказывал свое.

— Какая дверь щелкнула? — спросил Любек.

— Не мог определить.

— Вышел кто или вошел?

— Не видел, я только слышал, — повторял старик.

— Что же нам делать? — посоветовался Любек.

— Зайти в дом. Может, кого потянуло туда.

— Потянуло… Ты, старик, точно мыслишь, — с ухмылкой проговорил Любек. — Надо только сообразить, как войти, и подумать, как выйти. Может и так случиться, что на пороге дышать перестанешь. Без следователя и понятых в дом войти нельзя, да и ключей нет…

Любек пошел к Пермякову и предложил выпустить из тюрьмы Гертруду. Выдумка молодого милиционера хотя и проста, даже наивна, но комендант одобрил ее и приказал Елизарову заняться этой операцией.

Капитан и Любек, назначенный помощником следователя, вызвал Гертруду. Вид старой разведчицы был грустный. После неудачного «освобождения» она опустилась, обрюзгла. Что ждет ее? Суд, тюрьма, смерть? После того как поймали ее с фальшивыми документами и возвратили в тюрьму, Гертруда пала духом, ослабла, присмирела. Она уже не задирала голову, сидела перед обвинителями с осоловелыми глазами, как укрощенная тигрица.

Допрашивать Гертруду не нужно было — все ясно. Елизаров лишь напомнил ей:

— Вы хорошо знали пианистку Тильду Клейнер? А капитана Роммеля?..

У Гертруды совсем упало настроение. Она и не думала, что здесь узнают о ее прошлых проделках. Сказать правду она не хотела, а врать не было сил: опустилась не только нравственно, но и физически. Она предпочла молчать.

Елизаров продолжал:

— Можете не говорить, что вы с капитаном Роммелем до войны встречались на вечерах и обедах у Хаппа, что пианистка Гильда Клейнер назвала вас сводней за посредничество между ней и капитаном— это нас мало интересует. Нас теперь, занимает- ваша судьба. Мы намерены облегчить ее. Хотите пожить до суда дома, под надзором Любека, или предпочитаете оставаться в тюрьме?

Гертруда повернулась всем туловищем, будто шея у нее окаменела, и мутными глазами уставилась на капитана Елизарова.

— Хотя и ослабла, но ума не лишилась, чтоб предпочесть тюрьму…

Гертруду Гемлер привезли в ее квартиру. Вместе с ней в дом вошли Елизаров, Любек и понятой. Гертруда переходила из комнаты в комнату, все обнюхивала, даже солонку с солью поднесла к носу. Покопавшись в матраце, Гертруда завыла:

— Нет колец, венчальных колец!..

— Много их было, фрау? — с нарочито сердобольным тоном спросил Любек.

— Тринадцать.

— Тринадцать мужей? Чертова дюжина! — сострил Любек. — Не надо бы с последним венчаться — не было бы несчастья.

— Не смейтесь!.. — огрызнулась Гертруда, но, спохватившись, что проболталась, процедила: — Можно и без венца кольца брать, — и медальонов нет!

— Много ли было? — спросил Любек.

— Тоже тринадцать.

— Роковая цифра! — язвил Любек. — Кошмарная ошибка. Надо бы кольца — на пальцы, медальоны — на шею нанизать, и все было бы цело.

— Господин капитан, — обратилась хозяйка к Елизарову, — прикажите замолчать зубоскалу.

— Не надо расстраивать фрау Гемлер, — проговорил капитан, — у нее и так большое горе — пропала память о тринадцати любимых. Пойдемте, Любек, фрау Гемлер нужен покой.

— Удивительное дело! — развел руками Любек. — По фрау Гемлер скучает замок с решеткой, а ее оставляют дома.

Гертруда осталась одна. Она потянулась и с наслаждением прошептала: «Как хорошо в своем доме!» Не раздеваясь, она легла на кровать, но уснуть не могла: мерещились всякие кошмары, будто кто-то душил ее. Она вскрикнула, поднялась, зажгла свет — в комнате никого.

В страхе и тревоге она провела три ночи. На четвертую, перед рассветом, она услышала тихий стук в окно. На цыпочках Гертруда подошла к окну и шарахнулась в сторону — незнакомый человек. Как ни страшно, а надо узнать, кто он. Может, кто из своих «оборотней»? Решила открыть дверь, иначе сойдет с ума до утра. Вошел Пиц. Гертруда не узнала его. Бороды у него не было, белые волосы стали рыжими, брови подбриты, подкрашены.

— Неужели не узнаешь, тетя, Марта? — назвал Пиц кличку Гертруды. — Я Пиц, — шептал он.

— Нет, ты теперь по-прежнему майор Роммель — вздохнула Гертруда. — Оказывается, капитан Елизаров знает тебя.

— Ослы мы! Не могли, за столько лет убить этого Елизарова! — обозлился Пиц и начал ходить по комнате. «И как я тогда промахнулся, вместо него жену убил!» — ругал он себя, вспоминая убийство Веры.

Пиц оглядывался, с тревогой спрашивал Гертруду, почему она очутилась дома. Надзирают ли за ней? Что говорят о нем — о Пице?

— За моим домом, конечно, следят. И я удивляюсь, как тебе удалось пробраться сюда. Впрочем, они считают, что ты улизнул. Я тоже так считала, думала, ты уже в Берлине, в каком-нибудь «институте» шифровки пишешь разведчикам. Какая красота там под американским крылышком. Почему же ты оказался здесь? Почему не бежал?

— Я тут присматривал за твоим домом. Вроде не охраняют его. От шефа получил приказ— не бросать города до замены.

— Кто же заменит? Никого нет здесь из наших.

— Пришлют кого-то из Берлина, обещал мне шеф.

— А все-таки наше дело идет к закату, — проговорила Гертруда. — Ни одного порядочного немца не осталось. Все предают нас.

— Нет, не все, — со злостью прошептал Пиц. — Инженера Штривера мы запутали? Запутали. Следователь Квинт служит нам? Служит. Он и дело Курца смазал и тебя освободил…

Хотя Пиц и похвалился, что он не одинок, но у самого коршун сердце клевал, а душа в пятки ушла, когда он увидел Гертруду. Может, это ловушка, а не благодушие коменданта? Стоит только внезапно кому-нибудь зайти в дом, как Пиц окажется захлопнутым.

— Ты золотые вещи не брал? — спросила Гертруда.

— Нет золота? — беспокойно произнес Пиц. — Иваны забрали. Надо об этом грабеже сообщить всему миру. Тогда и суд над тобой можно повернуть по-другому. Пиши: «Похитители драгоценностей».

— Не буду писать, — отказалась Гертруда. — Не хочу строить новые козни. Начнутся опять допросы, я не выдержу…

— Пиши, моя милая тетя, — прикидывался Пиц ласковым.

— Довольно, не раздражай. Уходи. Спасись хоть ты.

— Пиши, тебе говорю, — сердито сказал Пиц. — Пиши, черт возьми! — выхватил он пистолет.

Гертруда вытаращила глаза. «Вот тебе и «милая тетя Марта», — зазвенело в ушах. Ей хотелось отдыха, а «племянник» толкает ее на новую авантюру. У него своя цель — сделать хотя бы еще один ход перед матом. Но она, Гертруда, теперь не помощница, а помеха. По правилам волчьей защиты мешающих убирают. Пиц решил убить ее, но не без выгоды. Письмо Гертруды о похищении золота будет расценено шефом как хороший номер антисоветской пропаганды, а ее труп приведет в замешательство коменданта и его помощников. Но что выгоднее: убийство или самоубийство? Эта мысль только что пришла ему в голову. Убить и растрезвонить— «русские ограбили и убили», или повесить и пустить по свету утку — «русские довели до самоубийства»? Убийство уже было — Курц. Для разнообразия сотворить самоубийство… После недолгих размышлений Пиц приступил к делу.

— Пиши; тетя Марта, считаю до трех, — водил Пиц пистолетом. — Раз, два…

Позеленев от страха, Гертруда стала писать под диктовку Пица. Он обвел глазами комнату. «На чем же повесить?» Его взгляд остановился на крючке, вбитом над окном. Пиц, стоя за плечами Гертруды, засунул пистолет в карман, взял бельевую веревку, закинул за крюк и вдруг, накинув петлю на шею своей «тете Марте», дернул изо всей силы. Вскрикнула «милая тетя Марта», рухнула со стула, повисла, забилась… Пиц бросился в дверь, но убежать не пришлось. Любек стукнул его в голову рукояткой пистолета. Надежные дворники схватили «оборотня», скрутили ему руки. Гертруду вытащили из петли.