Юрий Барков - Запретный дневник

• Название: Запретный дневник
• Автор: Юрий Барков
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Эротика
• Год: 2004
• ISBN: 5-9681-0008-7

Роман Юрия Баркова «Запретный дневник» был представлен в 2003 году на московском конкурсе «Русский Декамерон». Автор — не родственник известного в XVIII веке Ивана Семеновича Баркова, написавшего «Девичью игрушку», но по духу близок ему, хотя и пишет прозу. В центре внимания романа отношения главного героя с… иконой Девы Марин. В нем эротика переплетается с философскими рассуждениями о высшем смысле человеческого существования.

Мы предлагаем читателю самому составить представление о столь неожиданном проявлении чувств.

---

— Почему мужики такие глупые? Чего им не хватает?

Отвечаю наобум:

— Женщин, — и попадаю в точку.

— Неправда, — говорит жена и при этом немножко привирает. — Я всегда готова, если ты по-настоя-щему хочешь.

Я не отвечаю, чтобы не затевать спора, и правильно делаю. Супруга наклоняется поцеловать меня в губы, и я чувствую, как ее опущенная рука пробирается между моих ног. Я раздвигаю бедра, позволяя ее пальцам добраться до тестикул, беру в ладони ее лицо и начинаю с силой целовать. Она страстно отвечает мне, и хуй встает. Тогда она выпрямляется и говорит:

— Ляг.

Она так редко берет на себя инициативу в наших сношениях, что я, несмотря на удивление, немедленно выполняю приказ. Она ложится на меня ничком, я руками развожу ее бедра по обе стороны своих и пропускаю между ними член. Она несколько раз, оттопыривая зад, вверх-вниз проводит по нему влажной промежностью, затем слегка приподнявшись, надевается на мое орудие пиздой. Немного подвигав тазом, она жалуется:

— У меня не получается, как у мужчин.

Я снова беру в руки ее лицо, целую и одновременно сам слегка поддаю снизу. Понемногу она заводится, пытается выговорить:

— Обещаешь мне…

Но я захватываю губами ее рот и так уже всовываю ей во всю длину свой елдак, что она от ощущения сладостных фрикций теряет всякую охоту к разговорам.

— Обещаю, — бормочу я и продолжаю трудиться, стараясь действием довести до полного затуманивания сознание своей прозорливой женушки.

Вообще, женщины умнее мужчин. Индекс IQ самой умной из женщин, по подсчетам американцев, выше индекса Эйнштейна. Просто что-то мешает им реализовать этот потенциал. Может быть, особенности эмоциональной жизни, может быть, мы, мужчины. А может быть, Божий промысел? Не важно, но даже только за этот потенциал я уже уважаю прекрасный пол. И если говорить откровенно, вообще считаю женщин выше себя. И это, безусловно, относится к Марии, но не только — и к жене тоже.

Мария лежит рядом и выглядит покинутой.

Когда жена сверху, ее легче распалить до самозабвения. Я жму ей грудь, щиплю соски, подсовываю пальцы между половых губ к секелю и ебу безостановочно. Она стонет на мне, кончает раз за разом и то без сил падает на меня грудью, то приподнимается, опираясь руками о мои плечи, и все ебется и ебется, не в силах изменить то ли своим принципам, то ли своему естеству. А у меня от всего этого такой сухостой, что не помогают даже воображаемые две голые девчонки на пляже с их лесбийскими удовольствиями. Наконец, я вспоминаю недавнюю юную пару в подъезде на Первомай, когда мы были с Марией, и, снова ощутив те возбуждающие впечатления, разряжаюсь. Жена сползает с меня, полностью обессиленная и утратившая всякий чувственный интерес к жизни. Все же полноценный оргазм переворачивает внутренне женщину так, как нам, мужчинам, даже себе и не представить. Она хочет еще что-то спросить, но с безразличием машет рукой и засыпает как убитая.

Мария лежит рядом, плотно прикрыв глаза, и я понимаю, что она плачет.

Как, как можно сделать так, чтобы в жизни быть с обеими на равных? Я засыпаю между ними, несмотря на то, что уже утро, не найдя ответа на свой вопрос.

Май, 7

Спали недолго. Даже не спали — это был короткий провал в ничто. После чего мы одновременно пробудились посвежевшими. Жена, ни слова больше не говоря, накинула на голое тело халат и умелась на кухню. Я еще некоторое время понежился на постели подле Марии, после чего встал, водрузил ее на полочку, как всегда, и, как был без всего, вышел к жене. Меня все же мучил вопрос, что она скажет мне в первую минуту? Она стрельнула в меня глазами и, подавив улыбку в уголках рта, сказала:

— Оденься, ты что — дочка может проснуться.

Я перевел дух: опыт удался, ебля переменила ее настроение и примирила с нашей ситуацией. Все-таки эмоции у женщины на первом месте, и если они положительны, со многим в жизни она готова примириться и многое в жизни простить. Вот вам и способ управления женщиной: держать ее в ауре положительных эмоций, а как этого достичь — деньгами, подарками, утехами ее тщеславия, физической любовью, — это все конкретные методики, дело техническое. В этом же, надо полагать, кроется ответ на вопрос, что мешает вообще более умным и приспособленным к жизни женщинам реализовываться в этом мире — превалирование эмоциональности над ментальностыо. Атак женщины превосходят нас и умом, и жизненной силой (дольше живут и вообще здоровее), и практической жизненной сметкой. Просто цивилизация, в которой они существуют, — мужская, где на первом месте интеллект. Возможно, если бы женщины создали свой тип цивилизации, в котором на первом месте стояли чувства, мужчины занимали бы там подчиненное положение. Но они не создали.

День провели в общих семейных хлопотах: делали уборку в квартире, вместе ходили за покупками в магазин; жена ни разу не обмолвилась о Марии. Я ожидал ночи, когда надо будет ложиться с нею в постель. (Еще не дай бог скажет: «Только определись, с кем ты сегодня».) Она ничего не сказала!

В нашу спальню жена вошла, когда я, уже раздетый, лежал под одеялом. Не выключая света и не глядя на меня, медленно разоблачилась сама. Обычно она перед постелью никогда догола не раздевается, к тому же при свете. Оставляет на себе ночную рубашку или какие-нибудь панталончики, стаскивать которые с нее мне приходится уже в кровати. А сейчас неожиданно она разделась полностью при полном освещении (отлично зная, какое впечатление на меня производит ее обнаженное тело). Член сразу стал набухать вожделением. Медленно обернувшись, она выключила свет и подошла. Я тут же сел на ложе и обхватил руками мою голую партнершу. Она стояла перед кроватью: недвижная и как бы отстраняясь от моих ласк, а я гладил ее тело, пощипывал ягодицы, мял груди, тискал живот, весь отдаваясь во власть тактильных ощущений; и наконец, зарылся губами в пах.

— Ну что, ну что? — проговорила она, отстраняясь (она не очень любит эти французские удовольствия) и бросив взгляд вниз, на готовый к проникновению в нее восторженно торчащий хуй, полезла ко мне под одеяло.

Я руками сопровождал ее, помогая укладываться поудобнее, и сразу же раздвинул бедра. Она уже была взмокшая. Я легко втолкнул ей в пизду свой пестик — она даже не успела помочь мне, как обычно, руками, и сразу стала возбужденно дергаться на члене, от перевозбуждения быстро преодолевая короткий путь к оргазму. Я тоже оказался настолько распаленным предварительными ласками, что, не в состоянии долго сдерживаться, потек очень скоро, впрочем, как раз когда у нее началась оргазмическая истерика с криками и всхлипами. На этот раз я так глубоко разрядился, что уже не смог далее ни продолжать, ни даже думать. Жена приподнялась, опираясь на локоть, внимательно посмотрела на меня, чмокнула в щеку, пробормотала:

— Зачем нам нужен кто-то третий? — отвернулась и уснула.

Я остался лежать, уставя глаза в потолок. Покинутая Мария прикорнула на своей полочке. Жена поступила даже круче, чем я ожидал. Даже похлеще, чем был бы ее вопрос мне о выборе — с кем определиться. Она как бы произвела выбор за меня! И я вновь оказался потерпевшим поражение. Причем на том поле, на котором до этого, как мне представлялось, вчистую одерживал верх во всех смыслах слова.

Как мне быть с Марией дальше? Я поднялся, взял ее и вместе с ней вышел на кухню. Там я с ходу налил и выпил полный стакан коньяка, сел к столу, прислонил иконку к опустелому стакану, подпер руками щеки и заплакал. Мария тоже выглядела расстроенной.

Но не к чему было лить слезы — надо было распутывать этот узел.

Я оставил Марию на кухне и направился в гостиную, где в углу на стене, в киоте, в посеребренном окладе висел образ пасынка. Как тогда, в коридоре коммуналки, я ощутил на себе зеленый взгляд не различимых в темноте глаз.

— Конечно, Ты можешь по-всякому ко мне относиться. В конце концов, Он твой отец. Но к Нему именно были обращены последние твои слова: «Для чего Ты меня покинул?» Я понимаю: Он твой отец, пусть Он даже и ничего не сделал для тебя. Но и я всем вам уже, конечно, не чужой. Можно меня и понять, и простить. Отец твой мне помог один раз. Я не могу за тем же самым обращаться к Нему дважды. Не хочу намеков на чей-то другой черед, не хочу ни о чем просить. Но Ты почти на две тысячи лет старше. За тобой опыт, которого нет у меня. Если подскажешь, будем считать, что жалость друг к другу, посещавшая то Тебя, то меня, то в пространстве коммуналки, то в церкви, не была пустым волнением энтропии.

Я вышел.

Мария одиноко горевала на кухне. Я вымыл стакан, взял ее и пошел в спальню. Положил рядом с собой, обнял и провалился в сон пьяный, без сновидений.

Май, 7

Снова кто-то что-то отмечает в нашей стране праздников, что — я не знаю и знать не хочу. Вернулся домой поздно: друзья спровоцировали выпить с ними за некое якобы общее наше с ними торжество. Жена от дружеских объятий уклонилась и, воспользовавшись ситуацией, уехала домой с работы пораньше — приготовить что-нибудь к ужину. Она у меня хозяйственная. Только занятость по работе мешает ей проявлять себя на домашнем поприще. Приготовила жареные окорочка, рис, торт, выпивку. Все эти дурацкие праздники она, как правило, не замечает; так что удивительно: можно подумать, у нас с нею вчера первая брачная ночь случилась, она перестала быть целкой и теперь отмечает это радостное событие. Но мне нет причин резонерствовать: все я, только я. А как еще она должна реагировать?