Юрий Барков - Запретный дневник

• Название: Запретный дневник
• Автор: Юрий Барков
• Издательство: Ультра.Культура
• Жанр: Эротика
• Год: 2004
• ISBN: 5-9681-0008-7

Роман Юрия Баркова «Запретный дневник» был представлен в 2003 году на московском конкурсе «Русский Декамерон». Автор — не родственник известного в XVIII веке Ивана Семеновича Баркова, написавшего «Девичью игрушку», но по духу близок ему, хотя и пишет прозу. В центре внимания романа отношения главного героя с… иконой Девы Марин. В нем эротика переплетается с философскими рассуждениями о высшем смысле человеческого существования.

Мы предлагаем читателю самому составить представление о столь неожиданном проявлении чувств.

---

Обсуждали с женой и дочкой, как проводить отпуск. Решили, что они вначале едут к приятельнице за границу на месяц отдыхать, во французский город Париж, а я, после их возвращения, на месяц — на море, на свой любимый курорт Анапу. К сожалению, условия нашей с женой работы таковы, что мы не можем одновременно ее бросить и вместе уехать на отдых — кому-то нужно непременно оставаться. Но я не в претензии. Во-первых, в Париже я уже бывал; во-вторых, я безумно люблю море и поеду, конечно же, с Марией; в-третьих, целый месяц перед тем мы будем с Марией одни — и никто не будет нам мешать вступать в связь, когда и как мы захотим. Даже и без помощи супруги. Предвкушение свободной жизни подействовало на меня так возбуждающе, что, не откладывая дела, я увлек Марию в ванную и там заставил совокупиться нелюбимым ею способом — стоя.

Любопытно, а Он таким образом сходился с нею? Как вообще это происходило у Него и у ангелов с земными женщинами? Предполагаю, вся греческая (соответственно римская) библейская (соответственно прочая) мифология на самом деле описывает, в первую очередь, любовные (ну конечно, и другие) похождения одного и того же Персонажа, разнящиеся лишь в особенностях представления о Нем у разных народов. Что не так уж и важно: по сути, Он — Один и Тот же. Так все же: как у них, небожителей, это все на деле происходило? Какие при этом позиции бывали наиболее предпочтительны? Неужто только «миссионерская»? Или они их меняли? И действительно ли неописуемое божественное наслаждение испытывает женщина, лежа под Ним? Или это наслаждение можно как-то все-таки описать, то есть выразить, то есть, по сути, сравнить с удовольствием от земного мужчины? Но из всех, кто мог бы ответить мне на эти вопросы, я знаю только Марию, но ее не расспросишь, тем более в подробностях. А тут важны именно подробности.

Если не считать легкого облачка ее неудовольствия от традиционно немилой ей позы, все прошло замечательно. Давно уже мы с нею так не были близки. Я поливал ее своей молофьей, не обращая внимания на деликатное царапанье в закрытую дверь: жена просилась к нам. Скорей всего, законной зазнобе хотелось удостовериться: что я и, может быть, с кем там делаю. Я кончил и открыл. Жена удостоверилась:

— И она тут? — И захлопнула дверь.

Я поправил одежду, отер мою любимую от спермы и вышел из ванной.

Недовольная супруга глядела в телевизор. Дочка была на кухне. Установив Марию, как обычно, на ее место, я присел на диван к жене:

— Что ты? — Она не отвечала. — Подумай — к кому?

— Извращенец.

— Да. Можно сказать «трансцендентальный»…

— Дурак.

Не отвечая, я сгреб ее в охапку и запустил руку под майку к голому телу. Я знаю, как можно переменить настроение моей законной милки. Вначале она отбивалась, пыталась вырваться, потом сдалась, и ее соски под моими пальцами отвердели.

— Ты в своем уме? — Она кивнула в сторону кухни, где, судя по звукам, что-то с аппетитом уплетала дочка, и примирительно добавила: — Вечером.

Мир был восстановлен.

Вечером, как договорились, я лежал на супруге, а та читала книгу. От этого ее поведения я оказался так несказанно возбужден, что твердый, как шомпол, хуй сам проскользнул во влажное жерло ее вагины. А она все читала. Потихоньку, не мешая процессу просвещения, я начал в ней продвигаться. А она все читала и читала! Однако я еб ее не протестуя. Хуй стоял как редко когда. Наконец я почувствовал легкое ответное подвигивание бедер. И хотя она с упорством продолжала глядеть в свою книгу, но букв, я думаю, уже не разбирала; участившееся дыхание говорило об этом. Так книгу не читают.

Я уже джигитовал на ней, пришпоривая во весь мах. Она закрыла книгой лицо и только постанывала от этого бешеного аллюра. Кончал я долго. Она доила и доила мой член пиздой, стараясь высвободить меня полностью. Когда же все закончилось, немного полежала, подняла книжку и продолжила чтение! Я попытался было отстранить этот чей-то печатный труд от ее лица. В конце концов я ревновал ее к Имяреку, своей книгой отбивающему ее у меня, да еще в такой момент! Она улыбнулась и вернула ее на место. Это показалось мне превосходящим всякое возможное оскорбление! Читать чьи-то бредни и одновременно пожимать влагалищем мой хуй — в качестве дружеской компенсации, что ли? В общем-то, я и сам писатель! Я извлекся из нее, поднялся и отправился к Марии. Святая женщина! Она всегда принимала меня таким, каков я есть. Мы устроились с ней на стуле в коридоре. Ее прежнему Партнеру такое даже, наверное, и не снилось. А мы сношались так, будто этот раз грозил стать последним. Ноги сводила судорога, пятки дробно выстукивали по полу какой-то невиданный марш-психоделик. Мария принимала меня, плотно закрыв глаза. Слава Богу, во мне хватило спермы на второй раз!

Вообще, я должен быть Ему бесконечно благодарен. Именно бесконечно — и не меньше, поскольку бесконечным является Он Сам. То, что Он дал мне, и то, что Он за это же меня потом и простил, — невероятно. Вот — Бог! Я готов умереть за Него в любую минуту. Все лучшее, что только можно получить в жизни, Он мне уже дал.

Июнь, 15

Что за мировоззрение у Него, если вообще в принципе можно говорить о Его мировоззрении? Какое может быть воззрение на мир у Творца, этот мир создавшего? А как вообще Он относится к Им же и созданным реалиям мира? Например, к религии? В кого Он верует? В Себя? Да и верует ли вообще? А вдруг Он — атеист? Не любит Своего творения и не верит в Себя, поскольку знает Свои недостатки (излишнюю любовь к женщинам, например, по крайней мере — к одной)? Он вполне может не любить Себя и не верить в Себя — а кто Ему попеняет за это? Если Он — все. Превыше всего. Превыше в том числе и вероятных пени? Невозможно постичь суть Бога, настолько это преодолевает любое логическое понимание и анализ — инструментарии человеческого осознания.

Но я нашел путь. Ведь я могу себя с Ним сопоставить! Разумеется, через Марию, а как же еще? То есть через любовь! Точнее, не так: любовь — вот начало координат мира, точка отсчета, от которой можно определять размеры, степени и величины; сопоставлять и устанавливать и в нашем мире, и в ином — Его мире. Вот кауза, отталкиваясь от которой можно разобраться, кто прав, кто виноват не относительно, а абсолютно. Любовь — вот та первоначальная вибрация, которая, подобно пахтанью океана в древнеиндийской мифологии, послужила началом разделения Хаоса и основанием преодоления энтропии, то есть началом возникновения мира. Эту древнюю вибрацию и воспроизводят всякий раз совокупляющиеся любовники при зарождении новой жизни. И Он также возник из чего-то подобного. Да, именно — Он возник! Как сказано в церковнославянском варианте Евангелия от Иоанна (варианте, позже измененном в русском переводе с целью єдиноначального понимания текста): «Вначале было Слово, и Слово было к Богу, и Бог был Словом. И сие было искони к Богу». Слово было вначале! А что такое слово? Некая вибрация. А какое слово? Может быть, Любовь? Не будем делать натяжек — неизвестно, какое слово. Важно — оно было прежде Бога. А значит, Его можно оценить относительно чего-то, от Него не зависящего, бывшего до! Опять формально-логические конструкции «если — то»! Это не истинно. Надежней опираться на чувства — атавистические знаки проявления свойств мироздания. И я чувствую Его через Марию. Можно сказать, охватываю своим внутренним ощущением, и для меня нет вопроса о Его существовании:

Он истинен, как истенен я. Как истинна наша с Ним Мария. Как истинна наша с ней любовь.

А кто Ему придумал нравственность, например? Вот интересно. Не Сам же! Хотя Марию с детства готовили для услужения Ему и для этого держали в Храме золотошвейкой. Впрочем, не ее одну так держали. И вот Он последовал примеру своих прислужников, ангелов, и спустился на землю. Разобраться и в этой сфере сотворенного Собой же естества, что ли? Все-таки, как Он ее выбирал для этого Своего разбирательства? Среди огромного количества готовых для услужения женщин и девушек? Проституток и девственниц? Хотя, видимо, для Него в этом не было большой разницы. Ясно, Он не стал бы как-то предохраняться перед целкой, ведь Он же Бог! Вот выбрал. Пятнадцатилетнюю девчонку. Его тоже тянуло на молоденьких? И как Он вошел в нее — как золотой дождь на лоно, или как лебедь — членом?

Мысли ревнивца, по-прежнему: ведь если Ты придумал «не любодействуй», так отчего же тогда — Сам? Как мог позволить Себе совокупиться с молоденькой Ты, старик, с пятитысячелетней жизненной историей? Просто так, не зарегистрировавши брака, как приставала из подворотни, бомж, не ведающий прошлого? Где же Твоя мораль? Или мораль — это для других, а для себя можно позволить немного лишнего? «Что можно Юпитеру, нельзя быку»? А вот можно! Бык тоже хочет владеть самкой по закону, превосходящему Тебя! Кто Ты — чтобы устанавливать квоты: кому и сколько можно? И к тому же Сам Свои законы нарушая? Ты — подчиненный Любви? Понимаю: для престижа мироздания не надо было обременять Марию. А когда уже это случилось, то и пришлось признавать ее сына своим, а значит, равным себе, а значит, все сакрализовать, чтобы избежать обвинения в прелюбодействии — Тобою же созданной норме. («Если — то» — снова формальные упражнения!) И ведь первоначально все Тебе прекрасно удалось! Но сын получился строптивый, да и женка тоже не из смирненьких. Просто развлечься с девочкой не вышло: оказалось, Ты не бесплотный ангел! Вот и пришлось идти на компромисс, создавать теорию всеобщего греха и ритуал возможности спасения — не по-бытовому, а по-бытийному разводить ситуацию. Спасения, кстати, от чего? Не от Твоих ли промыслов? Самим же Тобою и созданных? И все бы опять сошло — да строптивый сын умер. К тому же прилюдно — не скроешь. Да еще и воскликнул перед смертью: «Отче! В руки Твои предаю дух мой». И что — пришлось оправдываться в его кончине воскресением, которого в глаза никто не видел? Не смог, не смог! Любовь к нему победила Тебя. Потому что Любовь, которую интуитивно выбрали люди и которую сын проповедовал, — это то единственное, что превосходит Тебя, и то, что может наконец-то от Тебя оберечь — воистину дать спастись от Твоего вездесущего проворства и от навязываемой Тобою же труднопреодолимой судьбы. И все это открылось мне благодаря любви к Марии. Все — благодаря ей, моей любовнице, моей сущности, моему мирозданию.