Карлхайнц Дешнер - Криминальная история христианства

• Название: Криминальная история христианства
• Автор: Карлхайнц Дешнер
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00790-0

В книге современного немецкого ученого всесторонне исследована многовековая деятельность христианской церкви, приведены интересные, малоизвестные факты о становлении и развитии христианства, о борьбе с ересью, о том, какими методами распространялась, а иногда и насаждалась эта религия в разных странах.

На протяжении всех четырех томов Карлхайнц Дешнер остается верен своему тезису «Кто пишет мировую историю не как криминальную историю — ее сообщник».

В первой книге прослежена деятельность христианской церкви со времен ее основания и до 430 года.

---

Поскольку в христианстве, классической религии лицемерия, считается, что свет — это венец на иконе Для протестантов тоже.

Во времена великого переселения народов епископы организовывали часто уже вооруженную борьбу Арианский клир без обиняков выступил как военное духовенство, включился в армейские формирования Приходские священники одновременно военные духовники Сотня получает священника, соединение в тысячу человек — епископа При Феодорихе епископская церковь в Равенне и вокруг, очевидно, соответствовала тысяче солдат столичного гарнизона Арианские церкви в Риме и Византии сходным образом суть «гарнизонные церкви в солдатских казармах» (фон Шуберт).

Христианское государство карает дезертирство тяжелейшими наказаниями отсечение головы для дезертира, смерть на костре для каждого, кто его скрывает. Даже уже неблагонадежных наказывают отсекновением руки и сжиганием заживо Семнадцать законов против дезертирства издано только в промежутке между 365 и 412 гг. А в 416 г Феодосий II требует, чтобы солдатами были только христиане — Конечно, если это подходит высоким пастырям, то они превращают войну в дьявола и проповедуют дезертирство (тогда и во все времена). Так, при царе Шапуре (310–379 гг.) персидские христиане отказываются от службы в вооруженных силах и открыто хватаются за христианскую римскую партию. Так, в 362 г учитель церкви Афанасий угрожает отлучением всем, кто служит в армии вновь языческого Юлиана и требует от христиан дезертирства.

Остаточные явления библейского пацифизма, конечно, еще долго имели место.

Св. Мартин из Тура, незадолго до смерти Константина ставший христианином, остается как таковой два года в армии, но отказывается от военной службы, когда дело доходит до сражения Впрочем, его биограф Сульпиций Север еще старается скрыть от читателей своей «Vita Martini Turonenssis»,[133] что святой был однажды офицером Собор в Риме исключает в 386 г каждого из клерикального сословия, кто после принятия крещения несет военную службу Хризостом утверждает даже, что в его время были лишь солдаты-добровольцы, никто не принуждал верующих к боям. Победители для него, однако, это сонмище всевозможных пороков, голая сила и разбой, подобны волкам. Нечто похожее думает позднее отец церкви Сильван, чуть раньше св. Василий, со своей стороны считавший разрешенные убийства хуже разбоя. Поэтому солдаты «со своими грязными руками по крайней мере три года» должны оставаться без причастия (Правда, за гомосексуализм, кровнородственный брак, прелюбодеяние Василий угрожал пятнадцатью годами покаяния) Аналогично в течение целого тысячелетия церковные исповедники налагали на убивших (в оборонительном бою тоже) солдат большей часть сорокадневное наказание Еще епископ Фюльбер Шартрский (умер в 1029 г), ученик Герберта Реймского (папа Сильвестр II), определяет «Если кто-то убивает человека в открытой войне, — должен каяться в течение года».

Однако, что это было по сравнению с ригоризмом раннего времени. Практически и без того лишенные значения, эти предписания к тому же часто едва ли воспринимались слишком серьезно Христианское двурушничество и здесь тоже празднует свой триумф. Столь испытанный в уличных боях церковный князь как Афанасий, совершенно не стесняясь распространяется, будто христиане повернулись «незамедлительно вместо борьбы к домашним занятиям, а вместо того, чтобы своими руками владеть оружием, подымают их в молитве». Хотя при других обстоятельствах он и считает святое убийство запрещенным, на войне, однако, «убить противника» было «столь же законно, как достойно похвалы» Учитель церкви Иоанн Хризостом, которому воины однажды показались «волками», который однажды объяснил, что христианский способ вести войну — это овце пойти к волкам и победить, в то время как волки прикидываются овцами, в другой раз называет «достойным удивления», когда тяжело раненный подымается вновь, «чтобы прочно стоять в центре схватки сражающихся рядов». И учитель церкви Амвросий прославляет уже как нечто само собой разумеющееся солдатскую храбрость, которая защи тила Отечество от «варваров» — об Августине здесь по молчим.

Хотя проповедовали, как и сегодня, мир, особенно во время мира, при необходимости (которая тут непрерывно верифицировалась), всегда однако беспрепятственно дрейфовали к войне. Хотя и проповедовали Евангелие, но постоянно злоупотребляли им ради собственного могущества и господства, как повелось уже со времен Константина, к которому мы тем самым возвращаемся.

ХРИСТИАНСКАЯ СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ И УЖЕСТОЧЕНИЕ УГОЛОВНОГО ПРАВА

Первый христианский император был велик не только как воин, но и, совершенно последовательно, в предписании смертной казни, которой католические теологи в особенности столь же последовательно, настойчиво требуют и сегодня. Да, император, пропагандировавший после своих побед «сладость совместной жизни», в семье которого «христианство распространялось по нарастающей» (Аланд), обширными убийствами родных уже дает начало бесчисленным династическим бойням христиан.

Сын св. Елены, о котором и во второй половине XX столетия католические церковные историки утверждают, что «лишь очень немногие» его преемники «достигли властительного и человеческого величия этого образца» (Баус), «и в своей частной жизни не делал никакой тайны из своих христианских убеждений и вел христианскую семейную жизнь» (Францен), — этот святой велел в 310 г в Массиле (Марселе) повесить своего отчима императора Максимиана (а после этого уничтожить все его статуи и изображения), он повелел удушить своих зятьев Лициния и Вассиана, мужей его сестер Констанции и Анастасии, принца Лициниана, сына Лициния, в 335 г низвели до положения казенного раба, высекли и убили в Карфагене, в 326 г убит, вероятно, отравлен, его собственный сын Крисп (произведенный на свет наложницей Минервиной незадолго перед его свадьбой с Фаустой), заодно «многочисленные друзья» (Евтроп), кстати, — несколько месяцев спустя после Никейского собора, на котором он сообщил христианскому миру никейский символ веры. И наконец, «лишь редко достижимый образец и человеческого величия» велел утопить в ванной свою супругу Фаусту, мать трех сыновей и двух дочерей, еще только что чествуемую на монетах как «spes rei publicae» (надежда государства), а теперь заподозренную и прелюбодеянии с Криспом, едва ли доказанном (собственные любовные похождения Константина были обще известны), после этого все ее владения на бывшей территории Латерани окончательно получил «папа».

«Христианская семейная жизнь» (Францен).

«Короче с какой стороны даже с мерками историка ни подходят к вопросу о религиозных убеждениях Константина, всякий раз подтверждается констатация убежденной христианской позиции императора», констатация, которую Аланд хотя и затрагивает прямо в связи с родней Константина, но, естественно, не с его убийствами родни Византийский историк Зосима, убежденный язычник, чья основанная на хороших источниках история императора, наряду с «Rerum gestarum libri XXXI», наш главный источник по истории IV-го века, полагает, что Константин после ликвидации своего сына и своей супруги был настолько единодушно отвергнут в Риме, что, поэтому захотел воздвигнуть новую резиденцию. И сам Зеек, который заверяет даже о «добросовестности христианина и правителя» в своем обожествленном военном герое, в том же предложении и на том же дыхании отмечает в нем и «холодную жестокость ландскнехта».

Право познало закат уже при христианских императорах IV и V столетий Классический стиль мышления языческого времени сменился позднеримским вульгарным правом, законотворчество опустилось «до примитивного, ненаучного уровня» (Казер). И учитель церкви Иероним мог позднее (едва ли, как бывает часто, без цинизма) написать «aliae sunt leges Caesarum, aliae Christi».[134]

Хотя смертная казнь в республиканское время формально не была устранена, но сильно ограничена При императорах вели себя, скорее, еще великодушнее, — конечно, по отношению лишь к высшим классам, сенаторам; офицерам, по отношению к «маленьким людям» (humiliores, tenuiores) были общеприняты тяжелые наказания.

Эта тенденция продолжилась в христианское время, когда все чаще применялась смертная казнь, а церковью, как и военная служба, ревностно оправдывалась. Вообще христианские императоры, начиная с Константина, ужесточили «наказания для свободных и рабов существенно» (Нельсен). Многое в дословном тексте, конечно, звучало (как и у церкви ее могучая сила) очень благородно, высокопарно помпезно, чтобы произвести впечатление на великодушное человечество. Столь уважаемое до начала христианской эры «Jus strictum»[135] кажется, сменилось «филантропией» императора, чьи «милосердие» и «доброта» стали решающими для «общего блага», например, о Константине (как будто назло таким жестоким властителям, как Юстиниан) сказаны слова «Во всех делах справедливость и уместность должны иметь преимущество перед буквой закона». Но сам очень проконстантиновский и прохристианский Деррьез признается, что, как отмечено, как раз «в это время риторика вторгается в законодательство и с помощью «гуманных» оборотов умеет придать благозвучное выражение даже жестким решениям», что именно при Константине «вторжение народного права начинает мутить древнеримскую ясность, язык дичает, правовые понятия становятся грубее. Но все это не только выражение распада правовой культуры, но и соответствовало заявленным во всеуслышание потребностям времени».