Лаврентий Берия - Сталин слезам не верит

• Название: Сталин слезам не верит
• Автор: Лаврентий Берия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0240-1

ГЛАВНАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ СЕНСАЦИЯ XXI века! Публикация личного дневника Л.П. Берии, который должны были уничтожить по приказу Хрущева, но, в полном соответствии со знаменитым булгаковским афоризмом: «Рукописи не горят», этот бесценный документ был спасен, более полувека хранился в секретных архивах — и лишь теперь, когда спадает мутная пена «перестроечных» разоблачений, очернительства и антисоветской истерии, передан для публикации Сергею Кремлёву, автору бестселлера «Берия. Лучший менеджер XX века».

Этот дневник — уникальная возможность заглянуть в личный мир ближайшего соратника Сталина и услышать его собственный голос. Это — предельно откровенные показания главного свидетеля эпохи, проливающие свет на самые запретные страницы советской истории: Большой террор, катастрофическое начало Великой Отечественной войны, Атомный проект, гибель И.В. Сталина… В первом томе публикуются записи 1938–1941 гг. — от назначения Берии на пост наркома внутренних дел СССР до разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой.

---

Поэтому Сталину нужен был человек, способный переломить ситуацию. То, что он предлагал пост наркома НКВД (причём — сразу наркома, а не первого зама!) Чкалову, лично для меня вне сомнений, и не потому, что об этом 8 последние годы много писали. На этот счёт имеется хотя и косвенное, но очень убедительное свидетельство. В давние, простодушные 70-е годы, когда о нынешних грязных «исторических сенсациях» в СССР и думать никто не думал, бывший лётчик-испытатель Игорь Иванович Шелест в документальной книге «Лечу за мечтой»; без всяких, конечно, задних мыслей, привёл свой разговор со старым испытателем Александром Петровичем Чернавским.

Чернавский был другом Валерия Чкалова и ещё одного выдающегося испытателя-пилотажника Александра Анисимова. И вот «под настроение» Чернавский рассказал, как Чкалов, тоже под настроение, признался ему и Анисимову, что Сталин только что предложил Чкалову «очень ответственную должность»…

Потом Чернавский сделал длинную паузу и Шелест не выдержал:

— Так и не сказал вам Валерий, что хотели ему поручить?

— Сказал.

— Что же?

— Знаешь что… — улыбнулся Чернавский, — если я скажу тебе сейчас это, ты не поверишь всё равно; поэтому позволь мне больше ничего не говорить.

Не приходится сомневаться, что Чкалов рассказал друзьям как раз о предложении Сталина перейти из лётчиков в чекисты.

Но почему Сталин сделал ему это предложение? Думаю, что ответ кроется именно в предложении сразу заменить Ежова на посту наркома.

Как замнаркома Чкалов в проблеме НКВД ничего изменить не мог, потому что был здесь полным профаном. Но Чкалов мог, говоря языком современным, сразу же изменить имидж НКВД, который приобретал одиозный оттенок после двух лет что-то очень уж разросшихся репрессий. При этом Сталин не списывал «в тираж» и Ежова — тот оставался бы наркомом водного транспорта, секретарём ЦК и председателем КПК при ЦК. Тут было постов на троих!

Чкалов, к счастью для всех, отказался. К счастью потому, что сегодня можно уверенно заявлять: любой другой кандидат в наркомы НКВД, кроме Берии, и близко не смог бы сделать всего того положительного, что сумел сделать за три довоенных года Лаврентий Павлович. В тогдашнем советском руководстве он был фигурой уникальной в точном значении последнего слова! Блестящий профессиональный чекист с выдающимся опытом успешного руководства крупной республикой — другого такого сотрудника у Сталина не было.

Только Берия мог разобраться во внутренних интригах и заговоре внутри НКВД, пресечь их, исправить перегибы репрессий, реформировать НКВД в соответствии с новыми задачами, создать новую разведку, новые пограничные войска и эффективно встроить НКВД в общую систему народного хозяйства (что по тем временам было объективно необходимым).

Но именно потому, что Берия, придя в НКВД, не мог не стать при этом реальной «рабочей лошадью», изменяя не имидж наркомата, а его суть, Сталин не мог сразу сделать его наркомом. Врастание Берии в НКВД должно было быть хотя и быстрым, но постепенным. При этом, в зависимости от степени личной вины Ежова в провалах НКВД, можно было или сохранять НКВД за ним, или заменять его Берией.

Как видно из дневника, Берия не обрадовался назначению в НКВД, и это вполне объяснимо. Он только вошел во вкус созидательной работы в Грузии, а тут снова «лови шпионов»…

Но Берия был человеком долга. К тому же, придя в НКВД, он сразу после слома старого НКВД тут же создал новую, по сути, структуру, сохранив в наркомате всё живое и нужное и отбросив вредное и гибельное.

Ведь Берия был строителем, архитектором (иными словами — творцом, созидателем) и по образованию, и по природным склонностям! Понятно и то, почему начинать ему пришлось с решения проблемы деятельности непосредственно оперативно-чекистских структур НКВД, то есть — с ГУГБ.

В ГУГБ(тогда, впрочем, УГБ) и, в частности, в разведке НКВД тогда сложилась ситуация, которая была не лучшей, чем в разведке ГРУ Генерального штаба РККА. Ряд измен, прежде всего Никольского-Орлова-Фельдбинга, Вальтера Кривицкого, Генриха Люшкова привели к тому, что в 1938 году нельзя было быть уверенным почти ни в ком из внешних сотрудников советской разведки — почти все они могли быть расшифрованы предателями, оказаться под негласным контролем спецслужб противника. Кто-то мог быть под давлением перевербован.

В этих условиях переломить ситуацию и преодолеть кризис мог, пожалуй, действительно только Берия — с его умением разбираться в людях, энергией, напором и, что очень важно — с его немалым опытом профессионального разведчика и ещё больше — опытом высокопрофессионального контрразведчика.

Если судить по первой записи в дневнике от 29 июля 1938 года, Сталин намеревался возложить на Берию прежде всего задачу разбора завалов во внешней разведке. Однако в то лето обстановка в НКВД менялась очень быстро, динамично и развивалась в неблагоприятную сторону. Репрессивные меры, сами по себе необходимые, почему-то приняли обвальный характер. Берия имел прямое отношение к репрессивной операции в пределах, в основном, Грузии, однако и общий масштаб явления он улавливал. Но не более чем улавливал! Пока Берия был занят руководством республикой, он не имел возможности глубоко анализировать общее положение дел с репрессиями в стране. С сентября 1938 года это стало одной из его прямых задач. Тут и пошло, и поехало…

Интересна хронология посещений сталинского кабинета Ежовым и Берией, начиная с момента нового назначения Берии.

20 августа 1938 года — за день до назначения Л.П. Берии в НКВД СССР — Ежов был у Сталина вместе с Молотовым — с 19.40 до 23.30. Вне сомнений, Сталин объяснил тогда Ежову, что в НКВД нужна новая рука и этой рукой будет Берия. Но в тот момент Сталин ещё не ставит на Ежове крест как на наркоме НКВД! Это непреложно следует из того, что в сентябре и начале октября 1938 года Ежов появляется у Сталина часто, надолго и, как правило, без Берии.

4 сентября 1938 года приехавший в Москву Берия имел разговор наедине с Ежовым на Лубянке. А 5 сентября 1938 года Сталин принял у себя в Кремле только трёх, начав в 18.50 как раз с Ежова. Через час, в 19.55 к ним присоединился Молотов, а в 20.35 — Маленков. В 21.50 все трое вышли от Сталина вместе.

В ночь с 12 на 13 сентября Сталин совещался с 1.00 до 3.00 с Ежовым и Берией в присутствии Молотова и Жданова. Это была, скорее всего, «установочная» беседа через примерно полмесяца после начала работы Берии в центральном аппарате НКВД СССР.

Затем только Ежов — без Берии — принимает участие в совещаниях у Сталина вечером 13 сентября, 18,20,21,22,25,28 сентября, 2,5,7,8 октября 1938 года — одиннадцать раз за неполный месяц! Это мало похоже на «опалу», недоверие и подозрения.

Лишь 15 октября в кабинете Сталина появляется Берия — без Ежова. Причём разговор был явно конфиденциальный и важный. Проведя совещание с руководящими московскими советскими и партийными работниками, Сталин с 23.40 оставил у себя Молотова, Жданова, Ворошилова, Микояна и Хрущёва. Подошёл Каганович, и почти полчаса Сталин о чём-то информировал только членов Политбюро, а в 0.05 в кабинете появился Берия и докладывал почти полтора часа — до половины второго ночи 16 октября. Затем Берия ушёл, а члены Политбюро задержались ещё на 20 минут.

Весь день 16 октября Сталин у себя ни принимал никого, а вечером в 22 часа к нему пришёл Берия — один. Через пять минут подошёл Маленков и они втроём беседовали до половины двенадцатого ночи. Потом Маленков ушёл, а Берию Сталин задержал ещё на полчаса.

19 октября Ежов и Берия вместе приняли участие во вполне рядовом совещании у Сталина, а вот 21 октября надо считать переломным моментом!

21 октября 1938 года после девяти часов вечера у Сталина появляются Ворошилов, Молотов и Каганович, затем около десяти часов приходит Ежов, а через час — Маленков. Ровно в 23.00 в кабинет приглашён Берия. Через полтора часа, в 0.30 они с Маленковым уходят, а прежний ареопаг остаётся в кабинете, как остаётся там и Ежов. Только в 1.45 ночи Ежов уходит — вместе со всеми, но это ещё не занавес, а лишь антракт! В ту бурную ночь сталинский кабинет напоминает проходной двор: входят и выходят Молотов, Каганович, Микоян, Маленков. Ещё в час ночи — при Ежове, Сталин вызывает Льва Бельского (Абрама Левина) (1889–1941), старого чекиста, до 1907 года члена Бунда, о июня 1917 года большевика, к тому времени первого заместителя наркома путей сообщения, а до 28 мая 1938 года — заместителя Ежова. В конце июня 1939 года, через два с половиной месяца после ареста Ежова, Бельского тоже арестуют и после долгого следствия расстреляют уже после начала войны — 5 июля 1941 года. Но тогда, в 1938 году, Сталин ему ещё доверял, хотя это доверие таяло, как таяло и доверие к Ежову.

Через день, 23 октября, Ежов снова у Сталина. К Сталину приехал из станицы Вёшенской с «Тихого Дона» писатель Михаил Шолохов, в том числе с жалобами на ведомство Ежова, и теперь Сталин устраивает им двоим что-то вроде очной ставки. В 19.20 Шолохов уходит, и Сталин него «железный нарком» остаются наедине более часа.