Дайан Вэйлян - Нефритовый Глаз

• Название: Нефритовый Глаз
• Автор: Дайан Вэйлян
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-052232-3, 978-5-9713-9502-7

Частное детективное агентство — неподходящий бизнес для незамужней молодой китаянки, даже если раньше она служила в полиции.

Знакомые отговаривают Мэй Ван заниматься этим делом, но она непреклонна в своем решении.

И когда старый друг семьи просит ее отыскать бесценную нефритовую печать, много лет назад похищенную из Пекинского музея, она соглашается ему помочь.

Поиски исчезнувшего сокровища приводят Мэй то на светские приемы, то в темные, смертельно опасные переулки, дешевые бары и подпольные игорные дома, где совершаются преступления и царит жестокость.

Шаг за шагом Мэй движется к цели, еще не до конца понимая, где искать ключ к разгадке тайны — то ли в истории влиятельных китайских кланов, то ли в прошлом своей собственной семьи…

---

Я помог ей, хотя рисковал неимоверно. Лин Бай сделала то, что потребовала от нее партия, — дала показания против вашего отца. Естественно, ее уволили из министерства государственной безопасности, поскольку замужеством за диссидентом и всем своим поведением она дискредитировала себя. Однако, сдав мужа, Лин Бай спаслась сама и сохранила жизнь двум дочерям. Впоследствии я продолжал помогать вашей матери чем мог, подыскивал ей временную работу и жилье. Но в те годы мне с трудом удавалось защитить собственную семью.

Уже ближе к концу «культурной революции» я тоже попал в немилость. В тюрьме случайно повстречал вашего отца. До тех пор он помнился мне как умный, образованный человек, всегда готовый к общению, поэтому я был поражен, увидев сломленную личность. Большую часть времени он проводил, забившись в угол камеры и кашляя либо прихрамывая на прогулке в тюремном дворе. Если раздавался громкий звук или приближался охранник, он в ужасе моргал глазами и сжимался. И вообще вел себя как до предела напуганная птица, загнанная в клетку.

Пользуясь нашим сходным положением заключенных, я попытался откровенно поговорить с ним, но ваш отец не захотел меня слушать. Он оказался слишком злопамятным, чтобы простить мне мои прошлые прегрешения. Ненависть пустила в его душе глубокие корни и дала смертельные ростки, которые, как я видел, губили его самого.

Я пробыл в той тюрьме недолго. Через несколько месяцев меня перевели в другое место, а после «культурной революции» выпустили на свободу.

И только вернувшись в Пекин, я узнал, что ваш отец умер в тюрьме. По официальному заключению, причиной смерти явилась болезнь. Я пришел к Лин Бай, чтобы сообщить ей об этом, и то был единственный раз, когда она согласилась встретиться со мной. Лин Бай долго расспрашивала меня о муже. Ей хотелось знать все: чем он питался, бывало ли у него хорошее настроение, вспоминал ли дочерей и жену, почему не писал. Я понял, что она не получила от него ни одной весточки, поэтому правдиво ответил на все ее вопросы. Многое из моего рассказа не стало для нее откровением, но потрясло Лин Бай. А узнав, что ваш отец отказался простить ее, она заплакала.

Элегантный собеседник Мэй прервал свое повествование, чтобы промочить горло глотком «У Лян Е». Она заметила слезы на его глазах.

Сун глубоко вдохнул и взял себя в руки.

— Вы знакомы с моим сыном?

Мэй отрицательно покачала головой, и горькая улыбка тронула его губы.

— Вы ничего не потеряли. Он настоящий подонок и ненавидит меня. Все, что ему нужно от отца, — это служебный автомобиль и протекция, когда он и его приятель Папаша У попадают в очередную переделку. Мне сказали, что мой сын один из завсегдатаев этого бара. Я очень редко его вижу. Он кутит ночи напролет в компании шлюх, а по утрам отсыпается. И все же у меня нет человека ближе, чем он. Ну, что я могу с этим поделать?

В Китае власть превыше всего. Вы бы ни за какие деньги не перевели свою мать в госпиталь номер триста один, а я отдал распоряжения и сделал это! Но власть не вечна. Однажды я умру. Что тогда станет с моим сыном, кто защитит его? В тюрьме ему не выжить. Он с детства очень уязвимый, боится боли и страданий. Мой сын — слабохарактерный человек. Во время «культурной революции» его сослали в горы на «перевоспитание». Он бы там умер, не окажись рядом Папаши У!

Сун взял стопку и, запрокинув голову, вылил в себя остатки ее содержимого. Потом промокнул губы белоснежным носовым платком.

— Такие, как Чжан Хун, губят свои и чужие жизни. Кто-то должен остановить их. Без них наше общество будет только здоровее.

Я не боюсь вашего испепеляющего взгляда. Не вам меня судить. Я сделал то, что от меня требовалось, так же как ваша мать в свое время сделала то, что требовалось от нее. В «культурную революцию» нам было не до нравственности. Мы просто старались выжить любой ценой. Вам, молодым, этого не понять. Вы воспринимаете нас как бессердечных чудовищ!

Сун попытался встать и покачнулся, будто лишился какого-то внутреннего стержня, опоры, необходимой для равновесия. Со второй попытки он все же поднялся. По лицу было видно, что этот человек выпил лишнего.

— А теперь, пожалуйста, уходите. Поезжайте к матери. Я звонил в госпиталь перед нашей встречей. Мне сообщили, что Лин Бай пошла на поправку.

Рано или поздно наступит и наш черед. Остается лишь ждать, когда это случится. Только знаете что? Это ожидание оказалось тяжелее, чем я думал. Все зло, совершенное нами за свою жизнь, в конце концов настигает нас и вгрызается в наши сердца. А когда от сердца ничего не остается и больше нечему страдать, вот тогда, возможно, и наступает наш час.

Он шагнул к двери и пошатнулся. Мэй вскочила и протянула руки, чтобы поддержать его.

Сун отстранил ее, как траурную розу, слишком колкую, чтобы к ней прикасаться. Потом выпрямился во весь рост, и хотя руки его еще подрагивали, на ногах он держался уже тверже.

— Ну, все, проехали! Вопрос закрыт! И все-таки хочется, чтобы у сына была спокойная, обеспеченная жизнь и после моей смерти. В Америке, я слышал, для этого нужно иметь только деньги!

Он толкнул рукой дверь, и та распахнулась.

— И перестаньте разыскивать нефритовую печать! Ее больше нет на свете! — обернулся Сун. — Чэнь всегда был трусом и предоставлял другим делать за него грязную работу. Поэтому Лин Бай и не смогла полюбить его. Но он постоянно крутился поблизости, подслушивал, подсматривал. Его удел пресмыкаться. Ему никогда не достичь жизненных вершин. Передайте этой жабе, что если он хочет уничтожить меня, то пусть сделает это собственными руками!

Мэй смотрела, как Сун идет через пустой бар, старательно печатая шаг, держа спину очень прямо. Открыв входную дверь, он ступил в дождь, хлеставший уже с меньшей силой. Водитель выскочил из машины и бросился навстречу своему начальнику, открывая на бегу большой зонт.

Глава 34

Мэй придвинула стул к кровати матери и села.

К носу Лин Бай подвели прозрачную гибкую трубочку. Ее тело опутывали разноцветные провода, похожие на схему маршрутов подземки, и соединяли его с монитором, на котором постоянно менялись цифры.

Хотя внешне Лин Бай почти не изменилась с того дня, когда Мэй видела ее в последний раз, чувствовалось, что ее состояние значительно улучшилось. Она спала, дыша ровно и глубоко. Выражение лица смягчилось. На щеках выступила здоровая испарина и даже намек на румянец.

Некоторое время Мэй молча смотрела на мать. Потом на цыпочках подошла к окну, под которым на стуле дремала Сестричка, и легонько потрясла ее за плечо.

— Сестричка! — позвала она. — Поезжайте домой спать, а я подежурю!

Та открыла глаза.

— Я не хочу спать. Уже светает.

Сестричка долила кипятка в свою чашку со старой заваркой и протянула Мэй. Они сидели у окна и по очереди пили чай, разделенные целым поколением и объединенные любовью к близкому человеку.

Сестричка показала на чье-то неподвижное тело на соседней кровати:

— Ночью привезли. Солдатик, пытался покончить с собой.

— А где же его родственники?

— Похоже, в Пекине у него никого нет.

С кровати донесся едва слышный стон.

Мэй посмотрела на тетю. У них были одинаково выступающие носы, унаследованные от общих предков. Ее лицо уже прорезали первые морщины, тыльные части ладоней исполосовали набухшие вены.

Сестричка не замечала изучающего взгляда Мэй. Она отхлебывала чай, с интересом следила, как мигают огоньки на мониторе, и даже не подозревала, как тяжело на душе у ее племянницы.

— Сестричка, а вам когда-нибудь… — несмело начала Мэй, — приходилось переосмысливать?

— Что переосмысливать? — не поняла та.

— Ну «культурную революцию», все, что тогда делалось, решения, которые принимались…

— Ну конечно, переосмысливали! Весь народ переосмысливал еще лет десять после «культурной революции»! Только что толку копаться в прошлом? Ничего уж все равно не вернешь и не изменишь.

Сестричка протянула Мэй чашку.

— Нас гоняли, как стадо овец. И некуда было деваться!

— Но почему? Вы же не были овцами, каждый поступал сознательно. Мама забрала нас из трудового лагеря, но оставила там отца. Папа не отказался от своих идеалов и принципов. Одни убивали, другие предавали родных и друзей. Но ведь совесть и разум есть у любого человека!

— Нельзя сравнивать то, что мы имеем сегодня, с тем, что случилось с твоими родителями. Время было совсем другое. В стране фактически шла гражданская война не на жизнь, а на смерть. И стычки по большей части вспыхивали стихийно, бесконтрольно.

— А если предположить, что контроль все-таки был? Что кто-то сознательно посылал людей на смерть?

— Что ты такое говоришь!

Мэй очень хотела рассказать Сестричке обо всем, что знала, но не могла. Ее сковало бремя маминых секретов, которые теперь предстояло хранить и ей. На ней лежало проклятие. Ее взрастила ущербная любовь и отравила своим ядом.