Николай Гарин-Михайловский - Том 1. Детство Тёмы. Гимназисты

• Название: Том 1. Детство Тёмы. Гимназисты
• Автор: Николай Гарин-Михайловский
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1957

В первый том Собрания сочинений включена статья В. Борисовой о жизненном и творческом пути писателя-демократа Н.Г. Гарина-Михайловского, а также повести «Детство Темы» и «Гимназисты».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— О, бедный, бедный мой мальчик! — И Аглаида Васильевна горячо целовала лицо и глаза сына.

— Нет, нет, поезжай в Петербург, — заговорила она, когда Карташев немного оправился и перешел на диван. — И я, может быть, также виновата, тоже помогала коверканью!.. Ах, как мне ясна вдруг стала вся эта уродливая картина нашей жизни… О, какая гадость… сколько лжи, фальши…

Карташев утомленно слушал.

— Гадость, мама! — произнес он, и слезы закапали у него из глаз. — Ах, как хотелось бы быть честным, хорошим, безупречным.

Карташев судорожно прижал руки к глазам и тихо, горько плакал. Плакали мать, Зина, Наташа, Маня. Плакали Ася и Сережа, хотя и не понимали ясно причины ни своих, ни слез других.

Аглаида Васильевна долго молча вытирала слезы.

— Будешь и честным, и добрым, и хорошим… будешь, потому что хочешь…

И, помолчав, она кончила:

— Я, может, и не укажу тебе дорогу… сам найдешь… Поезжай от меня… Поезжай в Петербург… становись на свою дорогу…

Аглаида Васильевна встала, перекрестилась и перекрестила сына.

— Да хранит тебя царица небесная! — торжественно сказала она.

И затем упавшим вдруг, точно пророческим голосом прибавила:

— Ох, тяжела будет твоя жизнь! Не пойдешь ты торным путем… не можешь идти — вижу я.

Карташев смущенно всматривался в себя: он хотел бы только, но ничего не чувствовал в себе, что давало бы силы идти твердо и неуклонно в сторону правды и счастья, лучи которой только вскользь в каком-то мраке мелькнули и скрылись в тумане. Он закрыл глаза.

— Я засну, — тихо прошептал он.

И все стихло. Во всем доме воцарилась гробовая тишина: надежда и радость, сила и гордость, выплывший на первую отмель молодой пловец спал своим первым безмятежным сном покоя после напряженной, изнурительной семилетней войны.

Какие-то веселые сны снились Карташеву. В сумерках несся по всему дому веселый, возбужденный голос погруженного в глубокий сон Карташева:

— Отдай паруса! Выноси кливер! Руль на бо-о-рт!

Маня, а за ней и все фыркали себе под нос.

— Ты, черт, что тут командуешь? Ура!

Карташев открыл глаза.

С окна в комнату прыгали Корнев, а за ним Долба.

— Корнев?! — встрепенулась Наташа и бросилась в комнату, где спал Карташев, чтоб предупредить Корнева.

Но Карташев уж проснулся.

— Что такое? Ничего не пойму! — орал Корнев.

— Что за скандал?! — весело оглядывался Долба.

— Есть хочу, — сказал, с наслаждением вытягиваясь, Карташев.

— Тёме есть, Тёме есть, — радостно закричала Наташа. И, повернувшись к Корневу и Долбе, веселая, счастливая, пожимая им руки, она повторяла: — Поздравляю, поздравляю.

Пришли и другие поздравить.

— В Питер? — спросила с едва уловимой грустной ноткой Наташа.

— А то куда же? — весело переспросил Корнев.

— Все, непременно, — засмеялся своим мелким смехом Долба.

— Счастливые, — протянула Маня, — там опера…

И, вытянув шейку, совсем уже барышня, бледная и хорошенькая, поддразнивая, она запела нежно:

Туда, туда, скорее в горы!

— Ка-а-рмен! — взвыл восторженно Корнев.

— Вас режут? — спросила Наташа.

— Без ножа режут!

— Поздравляю! — появилась в дверях Аглаида Васильевна.

— Чувствительнейше вас благодарю, — начал было комично Корнев и вдруг так растрогался, что приложился к руке Аглаиды Васильевны.

Долба последовал примеру Корнева.

— Ох, как чувствительно, — сказала рассеянно Наташа, — хоть сядьте, что ли?

— Да-с, Наталья Николаевна, расчувствуешься, — ответил с комичным жаром Корнев, прикладывая руку к сердцу, — смею доложить, на свет словно второй раз народился — такое воспаренье восчувствовал. Вот в учебнике-с писано: посмотри на Неаполь и умри, а я бы везде написал: окончи гимназию и…

— Черт с ней, — рассмеялся Долба.

— Молчи… неблагодарный! Господи, да неужели же я самонастоящий человек?!

— Ударь меня! — потребовал Долба.

Корнев ударил.

— Еще!

Корнев еще раз, сделав рожу, изо всей силы ударил его по спине.

— Нет, не сплю, — визжал Долба.

— А все-таки вы пропустили свою специальность, потому что вы актер, — сказала Маня.

— А вы Кармен.

Аглаида Васильевна сидела возле сына и радостно смотрела, как последний жадно, ложку за ложкой убирал суп.

— Постойте! Да что с ним такое? — спохватился Корнев.

— Отощал, — рассмеялся Карташев.

— Ну, и было дело, — сказал Корнев, приседая пред Аглаидой Васильевной.

— Слышала.

— Видеть надо было, что только было!

— Было и мохом поросло, — задумчиво вставила Зина, смотря в окно.

— Да, уже прошлое… — быстро, с каким-то сожалением повернулся к ней Корнев. — Когда прошло, как миг один…

— Так и вся жизнь, — грустно наклонила голову Аглаида Васильевна.

— Если б люди всегда помнили, что жизнь только миг, — вздохнул Корнев, поднося ноготь ко рту.

Все замолчали.

— Бросьте ногти, — строго скомандовала Маня.

— Виноват! — почтительно ответил он, быстро отдергивая руку.

Комментарии

Детство Тёмы*

Впервые — в журнале «Русское богатство», 1892, №№ 1–3.

По свидетельству Н. В. Михайловской, жены писателя, Гарин начал работать над «Детством Темы» с 1891 года, хотя отдельные эпизоды, относящиеся к его детству, он записывал еще в середине 80-х годов. «Еще в то время, когда мы жили в деревне, — рассказывает Н. В. Михайловская, — я случайно узнала, что Николай Георгиевич обладает способностью писать, то есть талантом беллетриста. Он любил тогда в минуты досуга составлять смету будущих доходов от своих посевов. Он давал волю своей фантазии, и бумага покрывалась самыми фантастическими цифрами… И вот я как-то раз заметила, что Николай Георгиевич пишет с увлечением в тетрадке что-то такое, что совсем не похоже на смету. Я его спросила, что он пишет? Николай Георгиевич с некоторым смущением ответил мне, что его иногда неудержимо тянет писать. Так и теперь — ему вдруг так живо вспомнились некоторые эпизоды из его гимназической жизни, что он сел и записал их» (Н. В. Михайловская, Мои воспоминания о Гарине-Михайловском. Идентичные экземпляры машинописи хранятся в Центральном Государственном архиве литературы и искусства СССР (ЦГАЛИ — Москва) и в Институте русской литературы (ИРЛИ — Ленинград).

Весной 1891 года Гарин читал писателю К. М. Станюковичу, знакомство с которым у него тогда только что состоялось, ряд написанных им, но еще не отделанных глав повести. «Когда он кончил читать, — вспоминает Михайловская, — Станюкович сердечно обнял Николая Георгиевича, поздравил, назвал его настоящим писателем» (там же).

Продолжал работать над повестью Гарин до 1892 года. В конце 1891 года он писал жене: «Вторую часть „Темы“ (которую повез я с собой) я переделал… Все говорят, что будет славная вещь. Начало уже набирается… Вот что… если тебе не трудно будет, найди „Смерть генерала“ — я пока что приготовлю здесь для мартовской книги продолжение „Темы“…» (ИРЛИ).

По свидетельству самого Гарина, произведение имеет автобиографический характер, — в нем нашли отражение многие подлинные факты и обстановка его детства; прототипами для Темы и его родителей послужили он сам и его родители, Глафира Николаевна (урожденная Цветинович) и Георгий Антонович Михайловские. «В „Детстве Темы“ вы прочтете много интересного из моей жизни. Там нет и тени вымысла, я все рассказал без утайки… и без рисовки!» — говорил Гарин литератору и библиографу П. Быкову (см. статью П. Быкова в Поли. собр. соч. Н. Г. Гарина, т. I, 1916, стр. VIII).

По выходе из печати повесть сразу же обратила на себя внимание и своими художественными достоинствами и как произведение, поднимающее вопросы большого общественного звучания.

В рецензии на январский номер «Русского богатства» П. Перцов писал: «…рассказ г. Гарина… написан очень тепло и художественно и, несмотря на сложность и трудность задачи заинтересовать читателя жизнью, тревогами и радостями восьмилетнего мальчика, задача эта вполне удалась автору». «Продолжение… еще интереснее начала, — писал тот же критик по выходе февральского номера, — и в нем г. Гарин показывает себя одновременно и знатоком детской психологии и умелым повествователем… Вообще рассказ г. Гарина выгодно отличается… тем, что автор умеет придать ему не только психологический, но и общественный интерес…» («Волжский вестник», 1892, №№ 76 и 98, 24 марта и 21 апреля).

О том, как было встречено «Детство Темы», рассказывает в письме к жене сам Гарин. «Приехал Николай Константинович Михайловский и сказал, что полюбил меня за эти два дня как брата. Он сказал, что я крупный талант и от меня все ждут очень много. Требует, чтоб я писал, писал и писал и главным образом как беллетрист. В редакции была очень смешная сцена. Пришел один господин, моряк Бирилев. Зашел разговор о „Русском богатстве“. Редактор нарочно говорит: