Самсон - Самсон. О жизни, о себе, о воле.

• Название: Самсон. О жизни, о себе, о воле.
• Автор: Самсон
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50983-6

Почти всю свою жизнь, начиная с шестнадцати лет, вор в законе Самсон провел за колючей проволокой. Сев по «малолетке» за мелкую кражу, он так и не сумел порвать с «зоной». Более того, воспитанный на воровской романтике 60-х годов, он тупо следовал криминальным законам, медленно, но верно поднимаясь по иерархической лестнице уголовного мира. Венцом его «карьеры» стало посвящение в «вора в законе».

Однако по прошествии многих лет он вдруг начал понимать, что воровские идеи – отнюдь не тот идол, которому стоит поклоняться. И тогда он взялся за перо, пытаясь подробно и честно рассказать о своей никчемной жизни и объяснить сыну, почему он так нелепо распорядился своей судьбой. Он каялся, отрекался от воровских понятий и морали, надеясь последние годы своей жизни провести в кругу семьи. Но единственная в его жизни женщина, мать его ребенка, умерла, так и не дождавшись спокойной семейной жизни. Самсон рассчитывал хотя бы сына уберечь от тех страшных ошибок, которые наделал сам, но Ярослав скончался на операционном столе, получив смертельное ранение в бандитской разборке. В одиночестве, с пустой душой и разбитым сердцем умирал Самсон в тюремной камере. Последней его мыслью было: «Как же не хочется умирать вот здесь, на нарах…»

Все, что от него осталось, – этот дневник…

---

Мне не суждено было познать любовь отца, услышать его подсказки в жизни, так как он погиб, когда мне было полтора годика. Меня воспитывали мать и бабушка. Кто-то может подумать, что ребенок, воспитывающийся в семье, где нет мужчины, становится мягким, но это далеко не так. Здесь как бы палка о двух концах. Если к тебе с детства начнут относиться как к маменькиному сыночку, постоянно потакая капризам и жалея тебя за то, что ты растешь в неполной семье, то, наверное, ты и вырастешь маменькиным сынком. Но если тебе объяснят, что ты единственный мужчина в доме, то с раннего детства ты начинаешь чувствовать на себе ответственность, которая возлагается на мужчину. У меня было именно так. Жизнь в послевоенные годы была тяжелая, и нам приходилось ох как нелегко. Сегодняшнему поколению трудно даже представить, как можно было прожить без сотовых телефонов, телевизоров и компьютеров, не говоря уже о том, как можно было неделями жить впроголодь.

Но как бы тяжело нам ни было, мать всегда объясняла мне, что брать чужого, а тем более воровать, нельзя ни в коем случае. В ответ я кивал головой, хотя многое мне было непонятно. Рядом с нами жили соседи, глава семьи которых был начальником продовольственного склада. Они в отличие от нас жили безбедно. Их дети ходили в чистой одежде, ели досыта. Однажды я спросил у матери, почему бы нашим соседям не поделиться с нами, на что мать просто усмехнулась и, погладив меня по голове, сказала мне слова, которые я запомнил на всю жизнь. Чужие проблемы никого не интересуют, сынок. В жизни нужно надеяться только на самого себя. Позже эта жизненная аксиома еще не раз подтверждалась на моей собственной шкуре.

Как-то зимой мать заболела. У нее начался жар, и она не смогла встать с постели. Я позвал врача. Он осмотрел ее и сказал, что болезнь серьезная и для выздоровления нужен барсучий жир, который на базаре стоил немалых денег. Взять нам их, конечно же, было негде. Я долго мучился и думал, где найти деньги на лекарства матери. Но что мог десятилетний ребенок? Нет, у меня был один план, но в то время мне еще было боязно нарушить завет матери – не брать чужого. Дело в том, что я, как мальчишка, знал все лазейки не только в соседний огород, но и в сарай, в котором зажиточные соседи держали курей. Я мог бы забраться туда и, забрав одного из трех петухов, обменять его на базаре на банку с барсучьим жиром. В ту ночь я практически не спал, решая, как мне поступить. С одной стороны, я знал, что воровать нехорошо, а с другой, я не мог спокойно смотреть на то, как мать мучилась от своей болезни. Под утро я все же решился. Тихо выбравшись из дома, пробрался в соседский сарай. Потом, засунув в темноте петуха в холщовый мешок, стремглав понесся в центр города, где с рассветом должен был открыться базар…

Это была моя первая кража. Но почему-то в тот момент я не чувствовал себя вором, так как считал, что поступаю правильно. Ведь я своровал не для собственной наживы, а сделал это исключительно ради здоровья матери.

На все расспросы бабушки и матери, откуда взялось дорогое лекарство, я говорил, что попросил у одной добренькой тетеньки на базаре, и она мне дала. Через неделю мать поправилась, и, конечно же, догадалась, каким путем я добыл барсучий жир, поскольку разговоров о краже петуха было много. Как-то вечером она, укладывая меня спать, сказала:

– Я понимаю, сынок, что ты это сделал ради меня, но все же воровать нельзя. В жизни всегда есть выбор между хорошими и плохими поступками, нужно только правильно его сделать…

А позже я прочел одну библейскую притчу, в которой рассказывалось, как один странник, проходя мимо окраины селения, увидел женщину, возле которой находились ее маленькие дети. Эта женщина что-то варила в котелке, поставив его на огонь. Подойдя ближе, странник увидел, что она варила камни. Он очень удивился и спросил у женщины:

– Зачем ты варишь камни, женщина?

– Мои дети не ели несколько дней и все время просят у меня еды. Я пообещала сварить им какой-нибудь суп. Теперь они ждут, пока сварится суп и можно будет вдоволь наесться, – объяснила женщина страннику.

– Но ведь из камней никакого супа не получится, – удивился странник.

– Они об этом не знают. А пока надеются – живут.

Страннику стало жаль бедную женщину. Он отправился в селение, украл там у одного богача барана и принес его этой женщине со словами:

– Свари настоящей еды своим детям, а тот, у кого я украл этого барана, все равно не обеднеет.

Позже, когда этот странник попал на суд перед Богом, Господь не засчитал его кражу за грех, так как странник сделал это не для себя, а для спасения детей, пусть даже и чужих.

Наверное, сын, тебе трудно сразу понять и разобраться в том, что именно я хочу сказать тебе своими рассказами, поэтому постараюсь объяснить. В жизни всегда существует добро и зло, плохое и хорошее, и нужно уметь отличать одно от другого так же четко, как мы можем отличить черное от белого. Чтобы не было никаких сомнений в своей правоте. Тогда, совершая какой-либо поступок, ты будешь точно знать, причиняешь ли тем самым кому-то боль или приносишь радость. Ты еще не раз в жизни окажешься перед выбором, когда должен будешь пойти вразрез с общественным мнением, преступить какие-то моральные устои ради того, чтобы, например, кому-то помочь. И в тот момент ты начнешь понимать, что, возможно, для всех остальных ты поступаешь не так, но у тебя не будет выбора. И вот тогда надо точно решить для себя – можно ли сделать маленькое зло во имя большого добра или оставить все как есть?

И здесь уже, сын, никакие советы не помогут. Каждый должен решить для себя сам. Но смотри, не ошибись, поскольку эта невидимая грань бывает очень тонкой.

Как я тебе уже рассказывал, в тюрьму я попал очень рано, когда мне едва только исполнилось шестнадцать лет. И поэтому многому мне пришлось учиться, что называется, на ходу. Моими учителями были как известные авторитеты, так и обычные арестанты. Здесь, в заключении, жизнь поворачивается к тебе совсем другой стороной, нежели на свободе. Попав сюда, каждый человек начинает вести себя в соответствии со своей внутренней сущностью. Здесь невозможно что-то утаить или представиться кем-то другим, не тем, кто ты есть на самом деле. Ведь вокруг тебя находятся люди, которые уже многое испытали на своем веку и видят остальных, можно сказать, насквозь. Впоследствии этому научился и я. Оно пришло как-то само собой. Понимаешь, сын, когда ты постоянно общаешься с одним и тем же контингентом, который тебя окружает, ты волей-неволей начинаешь предугадывать не только действия, но и мысли этих людей. Но постараюсь быть последовательным в своих рассказах о своей непростой жизни…

Когда мне впаяли срок и пришел отказ на мою кассационную жалобу – настало время ехать на зону. Рассказы о том, что творилось на малолетках, были один страшнее другого, но дело в том, что в заключении у тебя просто не остается никакого выбора. Как бы страшно тебе ни было, все равно от этого никуда не деться…»

Отложив в сторону ручку, я на секунду окунулся в воспоминания, в те далекие годы, когда мне впервые пришлось пройти, так сказать, «школу молодого бойца»…

* * *

– Самсон, вставай. Тебя зовут, – услышал я тихий голос «шестерки» из «активистов».

Я и не спал. Я знал, что меня позовут, как звали последние четыре ночи, лишь только выключали свет по отбою. Я зашел в сушилку – события развивались по одному и тому же сценарию. Передо мной стояли четверо самодовольных, накачанных подростков немного старше меня самого.

– По-прежнему будешь добиваться жизни? – спросил один из них.

– Буду, – ответил я, как отвечал последние четыре ночи.

В следующее мгновение на меня посыпался град ударов. «Только бы не упасть», – единственное, о чем я думал в тот момент. Потеряв сознание, я уже не слышал, как один из активистов сказал:

– Ладно. На сегодня с него хватит!

Я даже не помнил, как меня заносили в спальню и укладывали на кровать. Лишь утром мое разбитое тело рассказало мне о ночных событиях. Губа была рассечена, ухо надорвано, правый бок посинел. И если к утру физическая боль стихала, то в течение дня происходил настоящий взрыв в мозгах. Все происходящее вокруг никак не напоминало ни тюрьму, ни зону, о которых мне рассказывали «взросляки», пока я находился под следствием. Лишь однажды, когда нас везли в Майкопскую воспитательно-трудовую колонию, нам встретился парень лет тридцати, который, узнав, куда нас везут, сказал: «Будет непросто, держитесь, пацаны». Тогда еще я не до конца понимал, насколько будет непросто…

Майкопская трудовая колония для несовершеннолетних больше напоминала трудовой общеобразовательный лагерь с карательным режимом. Как и в любой социальной прослойке, здесь также существовала своя иерархия. Самая низшая ступень – это, конечно же, были опущенные или, говоря тюремным языком, «петухи». Маменькины сыночки, косячники, то есть люди, совершившие непростительные проступки, и просто слабаки становились педерастами еще на тюрьме. Они несли свой крест не только в тюрьме, но и в последующей вольной жизни. И если кто-то из простых сидельцев, выйдя отсюда, мог изменить свою жизнь или продолжить ее по-новому, сохранив в себе то человеческое, что в нем осталось, то опущенным никогда не удавалось «отмыться». Их продолжали презирать, не подавая руки при встрече. От них шарахались, как от прокаженных. Ведь когда тебя в пятнадцать-шестнадцать лет трахают каждую ночь, то тебя ломают как личность – раз и навсегда. Вот поэтому самые страшные преступления совершаются именно такими людьми – обозленными на весь мир.