Жюльен Грак - Замок Арголь

• Название: Замок Арголь
• Автор: Жюльен Грак
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94282-284-0

«Замок Арголь» — первый роман Жюльена Грака (р. 1909), одного из самых утонченных французских писателей XX в. Сам автор определил свой роман как «демоническую версию» оперы Вагнера «Парсифаль» и одновременно «дань уважения и благодарности» «могущественным чудесам» готических романов и новеллистике Эдгара По. Действие романа разворачивается в романтическом пространстве уединенного, отрезанного от мира замка. Герои, вырванные из привычного течения времени, живут в предчувствии неведомой судьбы, тайные веления которой они с готовностью принимают.

---

В тот момент, когда Альбер достиг вершины этих крутых склонов, вся масса замка выступила из-за последних кустов растительности. И тогда стало видно, что фасад его полностью перегораживал узкую косу горного плато. Примыкая слева к высокой круглой башне, фасад состоял из одной только толстой стены, сложенной из плоских плит голубого песчаника, скрепленных сероватым цементом. Особо величественный характер зданию придавала крыша, сооруженная в виде террасы — довольно редкая особенность, если учесть вечно дождливый климат этого края; верхняя часть ее высокого фасада словно прочерчивала по небу жесткую горизонтальную линию, как это бывает со стенами разрушенного пожаром дворца, и поскольку, так же, как и башню, увидеть ее можно было, только находясь у самого подножия стены, она производила не поддающееся никакому определению впечатление высоты.

Форма и расположение редких проемов были не менее удивительны. Всякое представление об этажах, неразрывно связанное в нашу эпоху с мыслью о гармоничной архитектуре, казалось, было оттуда изгнано. Редкие окна открывались в стене почти всегда на разной высоте, наводя на мысль о странной внутренней конструкции замка. Все нижние окна имели форму низкого и сильно вытянутого прямоугольника; было заметно, что архитектор вдохновлялся моделью бойниц, специально устраивавшихся в старинных крепостях для стрельбы из аркебуз. Ни один цветной узор не украшал края этих длинных и узких проемов, зиявших в голой стене как тревожащие отдушины. Высокие окна поддерживались стрельчатыми арками, поразительно вытянутыми и узкими, и направление этих вертикальных линий, взметнувшихся к небу в почти конвульсивном порыве, создавало вкупе с тяжелым горизонтальным гребнем гранитных парапетов высокой террасы контраст почти невыносимый. Все окна были украшены витражами неправильной и угловатой формы, вставленными в оправу свинцовых пластинок. Низкая и узкая, сделанная из панелей резного дуба дверь, в которой поблескивали медные гвозди, открывалась в левой части фасада у подножия сторожевой башни.

Правая сторона фасада примыкала одним своим углом к квадратной башне. Менее высокая, чем сторожевая башня, она была покрыта глиняной крышей в форме устремившейся вверх пирамиды. Ее бороздили длинные вертикальные нервюры, сделанные из гранитных, грубо соединенных между собой блоков, в промежутках между которыми умелый скалолаз мог бы найти достаточную опору, чтобы подняться на крышу. Над башней высились крутые склоны гор, уходивших во вторую долину, где под монотонным вспениванием древесных волн слышно было, как журчали воды. За башней второй корпус здания, расположенный параллельно долине, составлял вместе с фасадом замка правильный прямоугольник. Это крыло, построенное в итальянском стиле, по образцу дворцов, которыми Клод Желе так любил украшать свои пейзажи,[48] создавало полный контраст с мрачным фасадом. Там можно было увидеть элегантные треугольные фронтоны, балюстрады из белого камня; казалось, что благородные окна освещали радующие взор апартаменты, на гладкой поверхности стены светлая штукатурка сверкала среди деревьев, а на верхушке длинной мачты, возвышавшейся над террасами, ветер с хлопаньем развевал два стяга красного и фиолетового шелка.

Узкая коса плато, зажатая между массивным замком и ущельями, где змеилась тропинка, была покрыта коротко подстриженным и упругим газоном, зеленый, сверкающий цвет которого очаровывал глаз. Казалось, ни одной тропинки не было на нем протоптано: двери замка открывались прямо на мягкий ковер лужайки, и эта странная особенность в сочетании с архаическим и сложным рисунком замка чрезмерно удивила Альбера.

Между тем не успел он сделать несколько шагов по газону, как один из слуг замка молча вышел навстречу ему. Фигура этого бретонца, поступь которого по немыслимо гладко подстриженной лужайке невольно была облечена в своеобразное величие, казалась сурово неподвижной. С почтением поклонился он Альберу и двинулся впереди него по направлению к замку.

И тогда Альбер заметил, что необычное внутреннее устройство, которое вид фасада подсказывал воображению,[49] не опровергалось внутренним расположением комнат. Посетитель попадал сначала в высокую сводчатую залу с полукруглой аркой, пространство которой было организовано тремя рядами пилястров. Шедшее от низких, видимых на фасаде бойниц боковое освещение, которое уходящее солнце делало зримым в длинных, горизонтальных полосках танцующей золотистой пыли, образовывало вместе с белыми колоннами светящуюся в высоких сводах сеть, нереальная и изменчивая игра которой не позволяла глазу охватить истинную глубину пространства. В этой зале нельзя было обнаружить никакой мебели, но повсюду пышные меха и обитые азиатским шелком подушки, наваленные возле стен и оголенных пилястров, говорили о причудливой роскоши, создавая ощущение одновременно обилия и небрежности: словно то был ночной бивуак Золотой Орды в белом византийском храме.[50] Из залы шли низкие и неизменно извилистые коридоры, разрезаемые крутыми лестницами и рампами, изобиловавшие сокровенными уголками и поворотами, которые словно прожилки проходили сквозь гигантский корабль замка, представлявшего собой, таким образом, картину трехмерного лабиринта. Большая часть комнат, казалось, была лишена конкретного предназначения: столы эбенового дерева, диваны, обитые темной кожей, роскошные гобелены были разбросаны повсюду, по всей видимости, без всякого определенного плана. Мебель поражала своей постоянной готовностью к употреблению. Длинная и низкая столовая была облицована плитами из красной меди с врезанными в них четырехугольными хрустальными зеркалами; другая массивная медная плита служила столом, большие охапки тускло-красных цветов сверкали на голых стенах. Желтые лучи уходящего солнца, касаясь на мгновение брони кровавого металла, извлекали из него мощную гармонию: цветочные массы матово-красного цвета казались на ней чуть ли не глыбами тьмы, эмблемами торжественной и гордой меланхолии. Между тем тяжелые всполохи прокрадывались на эти стены с появлением облаков, мутные и липкие лужицы густого света появлялись на столе, на нежной оправе зеркал, и блеск этого жесткого металла, этих враждебных стен заставлял душу сокрыться внутри самой себя и словно превращал мысль в пламя, жгучее, острое и пронизывающее, словно стальное лезвие. Альбер прошел тогда в большую залу, и здесь ему стоило большого труда сдержать свое удивление. Эта зала была гораздо более просторной, чем другие комнаты замка. В особенности ее высота была по крайней мере в три раза больше высоты остальных комнат: ее потолок, кажется, образовывала верхняя терраса замка, и комната имела вид гигантского колодца, пронизывающего сверху донизу все здание. Мебель залы, совершенно раздавленная высотой, казалась присевшей на корточки на полу; то были белые и серые, наваленные друг на друга меховые шкуры, образующие низенькие диваны, эбеновые и перламутровые столы, изящные резные вещи бретонского дуба, низкие и глубокие, обтянутые гобеленом кресла с набросанными на них подушками светло — желтого цвета, такого яркого, что от них исходил словно фосфоресцирующий свет, о котором могут дать представление лишь некоторые картины Гогена.[51]

Прямоугольные шпалеры тусклых тонов неполностью покрывали белые каменные стены. Но в по-настоящему неповторимое чудо превращало эту залу ее освещение. Горизонтальные бойницы пропускали здесь сплошные световые панно, которые разделяли высоту залы движущимися перегородками нематериальной субстанции и почти полностью скрывали потолок залы с неровными стропилами, образуемый несущей конструкцией здания; через щели между ними узкие лужицы света, проникая сквозь застекленную крышу, падали с высоты, достигая до самого пола. Стрельчатые окна, вырезанные в толстой стене, в свою очередь, делили залу своими вертикальными и четкими, излучавшими резкий свет плоскостями, образовывая в остальном пространстве комнаты зоны прохладной тени, где глаз отдыхал на неизбывно матовой поверхности. Внизу окна были затянуты светлой шелковой тканью со сложным узором: их рассеянный, сине-зеленый, нежнейшей желтизны свет будто исторгался из морской глубины и затоплял равномерной теплой пеленой нижние части залы, которые казались наполненными светящимся, плотным и вместе с тем прозрачным осадком, в то время как несколькими футами выше вольные лучи солнца играли в пространстве небесной высоты. Эти наслоения, делавшие все световые планы одинаково чувствительными для глаза, контраст между прихотливой роскошью, что демонстрировала себя на полу комнаты в смягченно-рассеянном свете, и грубого потолка, где во всей своей мощи одна хозяйничала магия дня, воспламеняли душу, доводя ее до некоего радостного бреда, проникшего в сердце Альбера, когда быстрым шагом он устремился к ведущей в башенку лестнице полированного дерева, скрипящей и звучной, как корпус корабля.