Алишер Навои - Лейли и Меджнун

• Название: Лейли и Меджнун
• Автор: Алишер Навои
• Издательство: "Художественная литература"
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1972

В своей всемирно известной поэме «Лейли и Меджнун» Навои воспевает чистую и возвышенную любовь, которая облагораживает и возвеличивает человека. Она настолько могущественна, что человек ради своей любви и возлюбленной не останавливается ни перед какими трудностями и препятствиями. Светлое чувство Лейли и Меджнуна задушено и растоптано, оскорблено и унижено в феодальном обществе, одним из главных законов и моральных норм которого является непоколебимый принцип: богатство превыше всего.

---

Миниатюра из рукописи XV в.

«Лейли и Меджнун»

ГЛАВА VI

О том, как соплеменники узнали об исчезновении Кайса, нашли его в песках пустыни, доставили домой и Кайс повсюду прослыл безумцем, Меджнуном

Кто рассказал о ночи роковой,
Украсил так рассказ печальный свой:

Увидели родные на заре,
Что Кайс опять не спал в своем шатре,

И вороты порвали на себе,
Взмолились небу о его судьбе.

Отец, рыдая, утешает мать,
Велит людей на поиски послать.

И люди, наконец, следы нашли:
Вели следы к становищу Лейли.

И люди в стан пришли по тем следам
И новые следы открыли там:

Одни — глубоко вдавлены в песок,
Как будто путник тяжкий вьюк волок,

Другие — как создания пера,
Как будто пери здесь прошла вчера,

А третьи — в глушь пустынную ведут,
Возникнут вдруг и снова пропадут…

И люди в глушь пустынную пошли,
Песчаный холм увидели вдали.

Приблизились, разрыли… о творец!
Там Кайс лежал, недвижный, как мертвец.

Пустынный вихрь песком его занес!
Тут хлынули из глаз потоки слез:

«Убит, — один другому говорит, —
Убийцею тайком в песок зарыт».

И светлый мир им показался пуст…
Вдруг слышат: вылетает вздох из уст.

«О небеса! Он жив, он жив еще!»
Один из них взял Кайса на плечо,

И люди тронулись в обратный путь…
Разорвалась родительская грудь,

Когда больной вернулся в отчий дом!
Но Кайс, придя в сознание с трудом,

Не знал, как объяснить поступок свой,
Стоял с опущенною головой.

Обрушились упреки на него,
Во всем нашли пороки у него.

Один сказал: «Тебя сломила страсть?»
Другой: «Ты страстью насладился всласть?»

А третий: «Будь сильней, сломи ее!»
И что ни слово — острое копье,

Вонзились в сердце резкие слова,
Осыпана камнями голова —

Невидимою грудою камней:
Невидимые, бьют они больней!

Один сказал: «Наставить должно ум».
Другой: «Избавить от опасных дум».

А третий: «На ноги наденьте цепь!»
Но Кайс молчал, вперяя взоры в степь.

Мечтал он, чтобы день короче стал,
Он с нетерпеньем темной ночи ждал,

И только звезды стали высыпать,
Он к племени Лейли пошел опять.

Опять родители к его шатру
Направились поспешно поутру,

Опять его нашли в степной глуши,
И был сильней недуг его души.

Опять слова — острей змеиных жал…
А ночь пришла — опять он убежал.

И поняли родители тогда:
У них — непоправимая беда.

Слова напрасны: кто безумен, тот
Безумным слово разума сочтет.

Собрали знахарей и лекарей —
И колдунов, чтоб вылечить скорей.

Росло в дому советчиков число, —
Безумие любви быстрей росло,

Недуг страдальца был неисцелим…
И дети бегать начали за ним,

И вот Меджнуном прозван с юных лет.
«Меджнун! Меджнун!» — ему неслось вослед.

Но что ему, сошедшему с тропы,
Презрительные прозвища толпы,

Когда в глухое впал он забытье,
Когда он имя позабыл свое,

Народа своего, своей земли, —
Одно лишь имя помнил он: Лейли!

Когда: «Лейли» — он голос поднимал,
Меджнун пред ними — каждый понимал.

Он шел по вечерам и по утрам
К становищу Лейли, к ее шатрам,

Чтоб воздух племени ее вдохнуть,
И камнем ударял себя он в грудь.

Влачил вокруг шатров страданья цепь,
А прогоняли — возвращался в степь.

* * *

О ты, кто сделал степь моей страной!
Я заблудился. Сжалься надо мной!

Я одинок. Устал я в царстве лжи.
Дай руку мне, дорогу покажи!

ГЛАВА VII

О том, как отец Лейли, узнав о любви Меджнуна к своей дочери, разгневался на отца Меджнуна и тот заковал сына в оковы

Кто написал страданья книгу, тот
Свое повествованье так ведет:

И превратил круговорот времен
Меджнуна имя в притчу для племен.

Владыкам сильным, людям слабым всем,
Известным сделалось арабам всем.

И некто благосклонный, злобы враг,
О нем отцу Лейли поведал так:

«Был Кайс несчастный в племени Амир,
Его способностям дивился мир.

Разумен был он, сдержан был весьма,
Но, кажется, теперь сошел с ума.

Чуждается людей отныне он,
Блуждает и вопит в пустыне он.

Жалеют люди: «Бедный человек,
Любовь свершила на него набег!

Он словно грозной бурею влеком:
Любовью к некой гурии влеком».

Отец Лейли растроган был до слез.
Он руку укусил и произнес:[8]

«Ах, бедного хвалили столько раз,
Его дурной, наверно, сглазил глаз.

Ах, светлая погибла голова,
Ум совершенный, дивные слова!

Язык сладчайший всем понятен был,
Он и моей душе приятен был.

О, каковы страдания отца
И матери! Разбиты их сердца!

Каким огнем он мучим и палим?
Душа объята пламенем каким?

Какая роза в нем любовь зажгла?
Какое племя для него кыбла?»[9]

И некто молвил: «О дающий свет!
Раз ты спросил, позволь держать ответ:

В степи широкой множество племен, —
Ни к одному из них не склонен он.

Его любовь плоха иль хороша,
Но в племени твоем — его душа,

Но в племени твоем — весь мир его,
Но в племени твоем — кумир его!

В гареме целомудрия — душа.
Лишь ветром целомудрия дыша,

Она прекрасна, как весенний ток.
Основа этой ткани и уток —

Учтивый, скромный нрав… Но пробил миг,
И вздох страдальца в сердце ей проник…

В его очах — забвение всего.
В его речах — свержение всего.

Ты знаешь сам: он мастерства достиг,
Отмечен высшим даром плавный стих,

Но в каждой строчке — имя лишь одно,
Не будет упомянуто оно.

Сказал я. Сам теперь ты все поймешь
И разум свой в советники возьмешь».

И слушавший лишился вдруг себя.
Как нитка, закрутился вкруг себя,

Сначала даже слова не сказал,
Ни доброго, ни злого не сказал,

В ушах его стоял немолчный шум!
Потом очнулся, успокоил ум

И молвил так: «Ступай, вкушая мир.
Скажи владыке племени Амир:

«Такие речи недостойны нас,
Я перед ними слух замкнул сейчас.

Пусть говорит народная молва,
Но ты гони подобные слова.

Давно сыновний видел ты недуг,
Ты должен был смирить строптивый дух.

Знай, заслужил безумец одного:
Цепь, только цепь — лекарство для него!

Иль ты забыл могущество мое,
И каково имущество мое,

И как мое значенье велико?
С тобой и сыном справлюсь я легко!

Или тебе неведом больше страх?
Я раздавлю, я превращу вас в прах!

Запри Меджнуна, если он упрям!
Не подпускай его к моим шатрам!

Настойчив будет он в своих делах, —
Тогда судьею станет нам аллах,

Его тогда о милости моли:
Я твой народ смету с лица земли!»

Отправил с этим словом он посла:
Война свой пламенный язык зажгла.

Пришел посланец, долг исполнив свой…
Поник родитель Кайса головой,

Когда он смысл речей уразумел.
Спасенья нет! Смириться он сумел,

Согласье дал. Простился с ним посол…
А весь народ в смятение пришел,

Меджнуна люди бросились искать
И плачущим нашли в степи опять,

Как будто был покойник у него
Или напал разбойник на него!

Безумца притащили в отчий дом,
Надели цепи на него потом…

* * *

О ты, чей жребий — звон стальных цепей,
Гордись счастливой участью своей!

Кто и в цепях сберег свободы пыл, —
Свободу многим тысячам добыл.

ГЛАВА VIII