Карлос Домингес - Бумажный дом

• Название: Бумажный дом
• Автор: Карлос Домингес
• Издательство: АСТ Москва: Хранитель; Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036364-8; 5-9713-3906-0; 5-9762-0677-8; 978-985-16-0430-8

Преподавательница литературы Кембриджа Блюма Леннон погибла, когда переходила дорогу, читая книгу…

Несчастный случай? Конечно!

Однако в прошлом Блюмы, похоже, скрыта какая-то тайна… в этом уверен ее бывший бойфренд и коллега, получивший на имя покойной СТРАННУЮ посылку.

КНИГА СО СЛЕДАМИ ЦЕМЕНТА и СТРОИТЕЛЬНОЙ ПЫЛИ.

Символ?

Шутка?

Или что-то еще?

Адрес отправителя ОТСУТСТВУЕТ, и единственная зацепка — КОРОТКАЯ ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ на книге…

---

Я не мог отделаться от этой фразы, размышляя над словами Динарли, вспоминая впечатление, которое произвел на меня его письменный стол, и огромный нос корабля в конце улицы, по которой плотным потоком ехали машины, расхаживали банковские служащие, повсюду стояли газетные киоски; все друг на дружке и вне масштаба, красный нос, серый город, словно два мира, наложившиеся один на другой и от этого некоторым образом ставшие неправдоподобными.

Три

Дельгадо я позвонил в одиннадцать ночи. Он удивился, согласился принять меня на следующий день вечером и дал свой адрес: дом находился в районе под названием «Пунта Карретас» — увязать эти слова мне стоило некоторых усилий[24].

Дельгадо сказал «в мой кабинет», но едва я подошел к современному зданию, поднялся на пятый этаж и он открыл мне дверь, я понял, что у меня сложилось совершенно неправильное представление. Высокий, худой, в синей паре с черным галстуком, Дельгадо провел меня в просторную комнату; за витражными окнами виднелась улица. Он с гордостью отметил мое удивление. Вдоль стен красовались огромные, от пола до потолка, стеклянные шкафы, заполненные книгами. И не только в этой комнате, но и в смежной с ней. Он провел меня по всей квартире, и из комнаты в комнату повторялись такие же витрины, заставленные коллекциями, вращающиеся полки, на которых в коридорах стояли толстые словари, шкафы с виниловыми пластинками, книги в ванной, в кладовке, на кухне, в дальних комнатах. Я решил, что он тут не живет, и он подтвердил это, как только мы уселись в двух больших креслах в гостиной перед музыкальным центром.

— Я живу наверху, — ответил он, — с женой и — до недавнего времени — с сыном. Я как-то подумывал, не соорудить ли внутреннюю лестницу, чтобы соединить две квартиры, но вовремя осознал, что нельзя загрязнять книги домашней жизнью. Они обязательно запачкаются.

Он положил ногу на ногу, между тонким носком и кромкой брюк мне была видна пядь нежной белой кожи, и я подумал, что если бы он знал об этой мелочи, то постарался бы избежать ее. Его свежевыбритое лицо, перемежающиеся сединой волосы и болезненная опрятность заставили меня быть осторожным.

— Сколько у вас здесь томов? — поинтересовался я.

— По правде говоря, я уже не считаю. Но с гордостью думаю, что около восемнадцати тысяч. Сколько себя помню, я покупал то одну, то другую книгу. Библиотека, которую собираешь, — это целая жизнь. И никогда не будет, скажем, суммой отдельных книг.

— Расскажите поподробнее, — попросил я.

— Вы накапливаете их на полках, и они кажутся суммой, но, если позволите, это иллюзия. Мы отслеживаем определенные темы, проходит время, и ты в конце концов придаешь форму мирам; прочерчиваешь, если хотите, маршрут путешествия, с тем преимуществом, что все следы сохраняются. Это не просто. Это процесс, в котором мы добываем полные библиографии, волнуемся, если в них упоминается книга, которой нет у нас, достаем ее, устремляемся за другой. Хотя, должен признаться, читательские возможности у меня очень ограничены. Мне нужно прочесть весь массив сносок, прояснить значение каждой идеи, и поэтому я редко сажусь за книгу, не имея под рукой других двадцати, которые иногда нужны только для того, чтобы завершить интерпретацию одной главы. Разумеется, я страстно люблю это занятие.

Он заговорщицки усмехнулся, и я без труда ответил на его улыбку.

— Но, к сожалению, — продолжил он, — сколько часов в день я могу посвятить чтению? В общей сложности — четыре-пять часов. Понимаете ли, у меня ответственная должность, я работаю с восьми утра до пяти вечера. И жду не дождусь, когда настанет час прийти сюда. В эту пещеру, если позволите, и провести блаженное время до десяти, когда я обычно поднимаюсь ужинать.

Меня не интересуют первые издания, я просто хочу иметь под рукой книгу в наилучшем состоянии, потому что иначе меня охватывает мучительное беспокойство. Эти книжные шкафы, которые вы видите вокруг, сделаны из текомы — индейского жасмина, дерева, в котором нет трещин, куда могут проникнуть насекомые; полки я заказывал специально: это десять слоев твердого дерева, проклеенные составом, отпугивающим насекомых, и если я поставил на них стеклянные дверцы, так только потому, что книги, естественно, собирают много пыли. Однако время от времени на всякий случай мне их окуривают, потому что — кто знает. Чешуйницы свели Брауэра с ума.

— У него книги стояли в шкафах? — воспользовался я возможностью.

Дельгадо улыбнулся и немного помолчал.

— Они у него стояли как попало, потому что у него не было средств для содержания своего огромного состояния. Я часто с ним ссорился по этому поводу. Но Брауэр всегда был импульсивным читателем. Все деньги, которые попадали к нему в руки, шли на книги. Еще когда я познакомился с ним много лет назад в книжных лавках на «Тристан Нарваха»[25], я понял, что он неизличим. Это обычно видно по похожей на пергамент коже книгоманов.

Я снова перевел взгляд на резную щиколотку Дельгадо. Действительно, желтоватая и тонкая, как пергамент. Он заметил мой внезапный интерес, потому что сразу поправил брюки.

— У него была достаточно высокая должность в министерстве иностранных дел, — продолжил он, — жил он один в своем доме на улице Квареим и поглощал все книги, попадавшие к нему в руки, вместе с бесчисленными пакетами пастилок и карамелек, которыми был устлан пол в его комнатах. Привычка есть карамельки заменяла ему сигареты, запрещенные врачами, и захватывала его столь же сильно, как и его страсть к книгам, собранным в длинных книжных шкафах, занимавших комнаты от пола до потолка, из конца в конец; они громоздились в кухне, в ванной и далее в спальне. Не в обычной, оттуда его книги выжили, а на чердаке, куда он уходил спать, рядом с маленькой ванной. На стене вдоль ведущей туда лестницы тоже стояли книги, и французская литература XIX века, можно сказать, хранила его недолгий сон.

У него были полные собрания старых журналов, много классической истории, почти вся русская литература XIX века, коллекции американской литературы, книг по искусству, философских очерков и комментариев к ним, весь греческий и елизаветинский театр, перуанская поэзия до середины XX века, несколько мексиканских инкунабул, первые издания Арльта[26], Борхеса, Вальехо[27], Онетти[28] и Валье Инклана[29], не говоря уже об энциклопедиях, словарях, брошюрах и изданиях путешественников по Рио-де-ла-Плата.

В конце концов у него набралось столько книг (кажется, число перевалило за двадцать тысяч), что его совсем не маленькая гостиная в результате оказалась вдоль и поперек заставлена книжными шкафами, как в публичных библиотеках. В ванной книги стояли по всем стенам, их не было только в душе, и не портились они лишь потому, что он перестал мыться горячей водой, чтобы не было пара. Зимой и летом он принимал холодный душ.

Дельгадо погладил волосы на затылке и, не глядя на меня, улыбнулся.

— Знаете, до чего он дошел? — переводя наконец взгляд на меня, спросил он. — Подарил свою машину другу, чтобы занять гараж. Обмен оказался для него не во благо. Через год была жуткая зима, потолки потекли, и многотомная энциклопедия искусства «Summa Artis» на очень тонкой атласной бумаге оказалась безнадежно испорчена. Поскольку у меня было два комплекта, я передал один ему.

— Полагаю, финансовое положение у него было неплохим… — отважился сказать я.

— Ему повезло: он рано вышел на пенсию и получил наследство от матери. Мы как раз много спорили о том, как использовать эти деньги. Я убеждал его, чтобы он не тратил все на книжных распродажах, а вложил их в сохранение своей библиотеки. Но, как я уже сказал, он был жадным читателем и проводил со своими книгами не четыре часа, а большую часть дня и всю ночь. Все его экземпляры были ужасно исписаны.

Я в книгах не пишу. Делаю отдельные заметки и вкладываю их между страницами, пока работаю с книгой. Потом вытаскиваю и выбрасываю в корзину.

— Почему же не сохраняете? — удивленно спросил я.

— Видите ли, писать дано не всем. То есть не все должны писать. Я записываю то, что меня интересует. Ассоциации. Ссылки, ведущие к другим книгам и к некоторым размышлениям. Это заметки читателя. К примеру: «Эта метафора Кеведо[30] по своей форме напрашивается на сравнение с метафорой Бен-Кусмана[31] в антологии литературы на андалузском диалекте арабского языка (смотри издание „Гредос“), а по изображению птиц в ней — с символогией птиц в произведениях Лопе де Вега (смотри монографию Конфера в сборнике Высшего совета Испании по научным исследованиям)». Кому это может быть интересно?

Признаюсь, некоторые размышления меня искушали, но читатель путешествует по уже созданному ландшафту. И он бесконечен. Написано дерево, и камень, и ветер в ветвях, и ностальгия по этим ветвям, и любовь, нашедшая себе место в их тени. И для меня нет большего счастья, чем несколько часов в день побродить по человеческому времени, которое иначе было бы для меня чужим. Украду у Борхеса полфразы: «Библиотека — это дверь, ведущая во время».