Карлос Домингес - Бумажный дом

• Название: Бумажный дом
• Автор: Карлос Домингес
• Издательство: АСТ Москва: Хранитель; Харвест
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-036364-8; 5-9713-3906-0; 5-9762-0677-8; 978-985-16-0430-8

Преподавательница литературы Кембриджа Блюма Леннон погибла, когда переходила дорогу, читая книгу…

Несчастный случай? Конечно!

Однако в прошлом Блюмы, похоже, скрыта какая-то тайна… в этом уверен ее бывший бойфренд и коллега, получивший на имя покойной СТРАННУЮ посылку.

КНИГА СО СЛЕДАМИ ЦЕМЕНТА и СТРОИТЕЛЬНОЙ ПЫЛИ.

Символ?

Шутка?

Или что-то еще?

Адрес отправителя ОТСУТСТВУЕТ, и единственная зацепка — КОРОТКАЯ ДАРСТВЕННАЯ НАДПИСЬ на книге…

---

Мы с Брауэром часто беседовали о таких вещах. Я просил его не портить очень ценные издания своими жуткими каракулями. Но уж конечно, он не обращал на меня никакого внимания. Я обвинял его в нечуткости, а он меня в ханжестве — все это, как вы понимаете, совершенно по-дружески. Он говорил, что если пишет на полях и подчеркивает нужные слова, часто разными закодированными цветами, то ему удается завладеть смыслом. Полагаю, вас не заденет, если я повторю одно из его несколько грубоватых выражений: «С каждой книгой я занимаюсь любовью, и если нет пометок, нет оргазма». Мне же, напротив, пометки на полях всегда казались грубостью, равноценной заносчивости его слов. Я получаю огромное удовольствие, если открываю книгу наугад, и все страницы оказываются ровными, передо мной правильные межстрочные пробелы, хороший шрифт, широкие белые поля; если в каждый день рождения я открываю неразрезанную книгу.

Дельгадо умолк, словно сделал слишком личное признание. Но тут же оправился и добавил:

— Для Брауэра, для его каннибальской гордости, для его прогрессирующей ненасытности все это не имело никакого значения.

Он снова замолчал с выражением горечи на лице. Чтобы замять паузу, он встал. Поспешил извиниться за то, что ничего мне не предложил, и направился к небольшой электрокофеварке.

— Вы сказали, что чешуйницы свели его с ума, — заметил я, когда Дельгадо достал из маленького бара две фарфоровые чашечки.

Он приподнял бровь и закончил готовить кофе.

— У него в библиотеке их были сотни, быть может, тысячи. Какое-то время он контролировал ситуацию, проводил окуривание каждые шесть месяцев — всего, пожалуй, год. Они начали портить ему важные тома. Да, он сумел их остановить, но не смог до конца извести. Доски у него были из необработанного дерева, служанка была немолода, он не решался ее уволить, а она уже давно перестала забираться по лестнице в углы с молью, и, говорю вам со всей откровенностью, у него в этом доме было слишком много книг. Чтобы предохранить их от сырости, чешуйниц, моли, пыли, пауков, понадобилось бы целое состояние. Каким-то образом его амбиции стали неконтролируемыми. Он упрекал меня в том, что я посвящаю чтению мало времени. Но представьте себе человека, в распоряжении которого целый день, а если пожелает, то и ночь. И деньги, чтобы покупать все книги, какие только он захочет. Пределов для него нет. Он в полной власти своего желания. А к чему стремится желание? Если позволите, мое замечание: найти предел. Но так найти его нелегко. Брауэр был скорее не путешественником, а завоевателем. Вот во что он превратился. Я имею в виду: на распродажах он терял совесть. Совесть и друзей. Несколько наших коллег обиделись, потеряв лоты, которые они выжидали много времени, а потом эти лоты оказались в руках у Брауэра, да так, что у других не было ни малейшего шанса предложить большую сумму, чем заявлял он.

Но дело не только в этом. Настал момент, когда денег у него поубавилось. Миллионером он не был. Можно сказать, что он наконец нашел предел. Он перестал перебивать цены, а потом и вообще ходить на распродажи. И еще одно. Его бывшая жена спустя много лет через адвокатов потребовала у него денег, и наступило самое худшее: впервые перед ним предстала необходимость продать дом и переехать.

— Вы не упоминали, что он был женат.

— Он на эту тему не говорил. Это случилось задолго до нашего знакомства, и в тех немногих случаях, когда мы вскользь касались этой темы, никаких подробностей он не приводил.

Дельгадо замолчал, подавая мне чашку кофе, и взглянул на меня краем глаза.

— Я даже не спросил вас, почему вы здесь. Достаточно того, что вас прислал Динарли… вы понимаете, я не хотел навязывать вам наверняка болезненный разговор.

Он нашел, каким образом спросить меня об этом. Я с удовольствием тянул с ответом, испытывая необъяснимое ощущение вероломства. Мы уже довольно долго беседовали, но пока в разговоре не промелькнуло никаких намеков на причины, которые привели этот экземпляр «Теневой черты» в кабинет Блюмы. Однако я чувствовал, что незаметно приближаюсь к цели, как двигался, несмотря на смутное спокойствие океана, конрадовский парусник «Отаго».

— В общем, мы почти не говорили на эту тему (Дельгадо принял мое молчание), которая явно была ему неприятной. Ясно было, что по той или иной причине он оказался в тупиковой ситуации. Он чувствовал, что книги загнали его в угол. Как можно перевезти такую библиотеку? Как не допустить расставания с ней? Он посвятил ей целую жизнь. Это было его творение. Но, если не считать нас, нескольких друзей, навещавших его, да двух-трех женщин из округи, которые время от времени присылали к нему детей прочитать книги, нужные для школьного или университетского задания, его творение было никому не нужно и начало тяготить его, как ночной кошмар.

Что ему было делать? Если бы он захотел расстаться с библиотекой, он мог бы предложить ее городу, министерству или факультету гуманитарных наук. Уругвайское государство купило много крупных библиотек, в которых сохранялось богатое наследие. Но многие из них, признаюсь со стыдом, потом были разграблены самым возмутительным образом. Люди похищали ценные произведения. По заказу известного аргентинского библиофила украли печатный экземпляр «Миссионера». Печатные оттиски из миссий крайне редки, и в Национальной библиотеке был один из них. Его выкрали и отвезли человеку, имя которого упоминать ни к чему. Несколько лет спустя книги этого человека продали в Библиотеку Лимы, и документ оказался там.

Так что Брауэр не мог всерьез рассматривать такой вариант: он боялся, что его творение растащат. С факультета гуманитарных наук тоже выкрали важные документы из библиотеки Горацио Арредондо, некоторые были просто утеряны. Такая судьба для книг была невообразима. Но тома уже набивались под кроватями, громоздились в коридорах, казалось, они расползаются по квартире и живут собственной жизнью.

Помню, что какое-то время, несмотря на тупиковую ситуацию, он занялся упорядочиванием каталогов. Найти нужные книги он уже не мог. Это стало происходить постоянно. А люди говорят, что книга, которую нельзя найти, просто не существует. Но все обстоит еще хуже.

У него был древний шкаф красного дерева — такие стояли в старых учреждениях, с выдвижными ящиками, — где он складывал карточки, как в публичных библиотеках. Двадцать тысяч томов упорядочить не так-то просто. Нужно строго придерживаться порядка, скажу даже, сверхчеловеческого порядка, и нужны метод и время, посвященное нудному занятию — вести каталог произведений. А суть подобного каталога — гораздо больше, чем просто цифры, которые будут служить книгам паспортом. Вы записываете название, автора и краткое содержание того, что для вас имеет уникальное значение. Если вы собираетесь на Амазонку, то должны предусмотреть тысячу мелочей, никак не связанных с тем, что вам предстоит, но которые, как вы знаете, приведут вас туда или пригодятся как-нибудь еще. Если вы хотите написать стихотворение, вам понадобятся бумага и ручка, так же, как, если вы хотите завоевать сердце женщины, вам нужно продумать и осуществить много разных мелких дел, иногда столь неприятных, как обрезание ногтей на ногах. Если у вас такая библиотека, как у Брауэра, каталог жизненно необходим. Человек может завоевать множество книг, но завоеватель обязан держать свои владения в порядке.

Брауэру, который всегда жадно стремился поглощать книгу за книгой, это не нравилось. Его каталог давно не пополнялся — полагаю, слишком давно. Я думал, у него не получится, но через несколько месяцев он объявил мне, что все практически готово. «Хуже всего, — сказал он мне, — и больше всего времени у меня отнимает вопрос привязанностей».

Это был первый признак того, что что-то не так. Сидя там, где сейчас сидите вы, однажды вечером он объяснил мне, как трудно не свести на одной полке двух недружелюбно настроенных друг к другу авторов. К примеру, он не решался поставить книгу Борхеса рядом с томиком Гарсиа Лорки, которого аргентинец называл «профессиональным андалузцем». Не мог поставить произведения Шекспира вместе с трагедиями Марло[32], принимая во внимание коварные взаимообвинения в плагиате между этими авторами, хоть из-за этого ему и приходилось нарушать серийную нумерацию томов своей коллекции. И, конечно, книга Мартина Эмиса[33] не могла стоять рядом с книгой Джулиана Барнса[34] после того, как эти двое друзей поссорились, а романы Варгаса Льосы[35] не могли находиться рядом с Гарсией Маркесом.

Говорю вам, как ни печально, но я ничего не сказал о признаках умственного помешательства моего друга. Он объяснил мне, что работает над созданием системы дробных номеров, позволяющей изменить место расположения книг в зависимости от динамичных, ни в коем случае не конъюнктурных, подчеркнул он, критериев, потому что, в конце концов, нет ничего более непостоянного, чем литературные оценки. Так что, если он находил вразумительные причины для спасения какой-то книги от забытья или выискивал новые черты сходства с другими текстами, он переставлял ее на другую полку. Он так яростно отстаивал идею тематического каталога, что на несколько дней ему удалось запутать и меня.