Вячеслав Кеворков - О чем говорят президенты? Секреты первых лиц

• Название: О чем говорят президенты? Секреты первых лиц
• Автор: Вячеслав Кеворков
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-4320-0006-4

Проблема утечки тайной информации существовала всегда, еще до сенсационных разоблачений сайта «Викиликс». Советский Союз активно вел переговоры с ближайшими союзниками США по НАТО, но те требовали полного засекречивания канала связи, потому что не хотели, чтобы о содержании переговоров узнали в Вашингтоне. Сначала таким образом осуществлялись контакты между советским руководством с французским президентом де Голлем. Они оказались настолько успешными в смысле сближения позиций Франции и СССР, что привели к ликвидации штаб-квартиры НАТО в Париже и выходу Франции из военной организации Альянса в 1966 году. В 1969 году «тайный канал» начал действовать между руководством ФРГ и СССР. Переговоры тоже весьма успешно завершились с точки зрения советских внешнеполитических интересов: ФРГ признала социалистическое немецкое государство — ГДР и границы со странами Варшавского договора по Одеру и Нейсе, сложившиеся по итогам Второй мировой войны.

О тайном канале связи между руководством СССР и ФРГ рассказывает в книге «О чем говорят президенты? Секреты первых лиц» ключевая фигура в поддержании канала с советской стороны Вячеслав Ервандович Кеворков. Читателям впервые становятся доступны подробности тайных советско-западногерманских саммитов, о которых умолчали в своих воспоминаниях их участники — канцлеры ФРГ Вилли Брандт и Гельмут Шмидт и советские дипломаты Валентин Фалин и Юлий Квицинский.

---

«Наш резидент постоянно склоняет меня к сотрудничеству с американской администрацией», — пошутил Андропов как-то после встречи с Якушкиным.

Что же касается самого Якушкина, то и здесь не обошлось без парадокса. Как раз в то время, когда резидент склонял своего шефа в сторону более лояльного отношения к США, американские спецслужбы готовились к тому, чтобы склонить самого Якушкина к сотрудничеству с ними. Словно в упрек утвердившейся сегодня в России морали, согласно которой любые ценности легко пересчитываются на доллары, итальянская газета «Ла Стампа» опубликовала отрывки из книги американского автора Рональда Кесслера «Внутри ЦРУ». На страницах 21 и 22 автор рассказал о предложении ЦРУ (на деле — ФБР) убедить резидента советской разведки в США Дмитрия Якушкина работать на них. За согласие перейти в противоположный лагерь ему выделялось 20 млн. долларов. Предложение он отверг.

Появление книги Кесслера в Москве имело для Якушкина неожиданные последствия. Связанные с его именем отрывки из книги перепечатали русские газеты, о нем вспомнили и спустя десять лет после его отставки наградили медалью «За службу в разведке». В Российском телеграфном агентстве ИТАР-ТАСС, где все последние годы Якушкин работал обозревателем, представители старшего поколения восприняли эти события с пиететом к герою, младшего — с недоумением. Многие из тех, кто сегодня занят пробиванием новых дорог в новое будущее, с нескрываемым удивлением и любопытством разглядывали чудака, силясь понять причины, побудившие его отказаться от неземной благодати — долларов.

Признаться, уподобился многим и я. Используя наши добрые отношения, летом 1994-го года, незадолго до его смерти, я задал Якушкину вопрос, который интересовал многих. Он, словно сочувствуя человеческим слабостям, снисходительно улыбнулся: «Логика тут простая. Взять деньги нетрудно. Но вот жить после этого невозможно».

Пока он произносил эти слова, я попытался мысленно набросать перечень преступлений, на которые не отважился бы сегодня наш, не только русский, современник в обмен на 20 млн. долларов. Признаюсь, список этот оказался недлинным.

Среди германских политических лидеров Андропов мечтал о личной встрече с Брандтом и особенно со Шмидтом, которого считал наиболее значительной фигурой среди европейских политиков своего времени. Но эти встречи всегда откладывались «на потом», — до той поры, пока он покинет здание Комитета государственной безопасности. Встретиться же ему довелось только с канцлером Г. Колем, да и то уже на исходе сил.

Успешное и продолжительное функционирование конфиденциального канала между западногерманскими канцлерами и Генеральным секретарем было лучшим примером реализации его идей.

— Мне бы 5–7 таких каналов, — он расставил пальцы кисти правой руки, как бы указывая направление, — с главами ведущих государств и мы бы в течение года решили самые злободневные проблемы, терзающие сегодняшний мир, — как-то обронил он в сердцах.

Кроме того, разговор с Л. Брежневым укрепил в нем надежду представить подчиненную ему службу как инструмент, не запутывающий проблемы, разделяющие противостоящие стороны, а вносящий в них ясность.

Как-то Андропов показал мне отчет советского переводчика о приеме, который дал американский президент Дж. Картер в честь главы советского государства Л. Брежнева. Во время приема советскому лидеру был представлен тогдашний директор ЦРУ Дж. Буш.

— Ах, вот вы какой, наш «главный противник» (так было принято называть в официальных советских учреждениях официальную Америку), — приветствовал директора русский гость.

— Напротив, я ваш главный союзник, — парировал Буш. — Чем больше мы узнаем друг о друге, тем легче нам будет договориться.

Реплика директора ЦРУ была подчеркнута жирным красным карандашом и обрамлена с двух сторон толстыми восклицательными знаками на полях. Это значило, что «главный противник» не пожалел бальзама на раны своего советского коллеги.

Разговор с Брежневым вдохновил Андропова на то, чтобы серьезно задуматься о пересмотре задач, стоящих перед подчиненными ему людьми. Однажды он даже попытался сформулировать свои мысли по этому поводу в довольно нелестной для подчиненных форме. «Мне не нужны пинкертоны, взламывающие посольские сейфы и взрывающие мосты. Сегодня требуются люди, умеющие их наводить».

Заключительным аккордом на эту тему могла бы быть брошенная им однажды фраза: «Многим сегодня госбезопасность представляется в виде хирургического кабинета, в котором оперируют до смерти. Придет время, когда люди узнают, что там были и хирурги, спасавшие жизни».

Закончив рассказ о встрече с Брежневым, Андропов предался размышлениям вслух:

— Ив самом деле, подумай: почти пять лет и ни одной утечки или публикации! Случись такое, у Брандта и Бара были бы большие неприятности.

Ради справедливости я признался, что в одной западногерманской газете было сообщение с намеком на то, что Э.Бар поддерживает постоянные и не очень понятные контакты с представителями советского посольства. Андропов отмахнулся: намекать уместно дамам, и не более, и тут же продолжил размышления вслух:

— Несомненно, они — смелые политики. Недоброжелатели уже сегодня называют Брандта «рукой Москвы». Помяни мое слово, пройдет время и Бара окрестят «пальцами КГБ». На него выльют столько грязи, что до конца жизни придется отмываться. Я часто думаю: ради чего он так рискует?

— Однажды я спросил его об этом.

— И каков был ответ?

— «Ради Германии», — сказал он.

Андропов нахмурился, и мне показалось, что я знаю, по какому поводу. Война по-своему и надолго определила представления людей о плохом и хорошем в полном соответствии с образовавшимися политическими и военными коалициями.

Если русский, англичанин или американец выражал согласие отдать жизнь за свою родину — это справедливо считалось патриотизмом. Если же немец четверть века после войны признавался, что он готов чем-то пожертвовать ради Германии — это невольно вызывало дурные воспоминания о временах господства немецкого национал-социализма.

— Звучит очень по-реваншистски, — заключил он. И мы оба рассмеялись. Серьезно говорить об этом в середине 70-х годов было уже трудно. Думать иначе — еще немного рано.

Возвращаясь от шефа и вечно путаясь в замысловатой системе коридоров, я продолжал улыбаться, но не последней мысли о реваншизме, а по поводу брошенной им фразы, что «кто-то подбросил Леониду Ильичу заключение западных немцев по поводу утечки из немецкого МИД служебной информации».

Меня часто занимала мысль, почему даже талантливые люди, взобравшись наверх, не могли заставить себя мыслить реальными категориями.

Ведь будь я осведомлен о событиях того времени менее, чем на самом деле, все равно мне не составило бы большого труда назвать имя скрывавшегося под псевдонимом «кто-то». Труднее было бы объяснить, для чего Андропову этот псевдоним понадобился.

Перед грозой

Как-то поздней осенью 1973 года, согласно предварительной договоренности, мы приехали на Пюклерштрассе, 14, и были поражены количеством автомобилей и людей, заполнивших обычно ухоженно-пустое пространство за оградой перед домом. Внутрь нам позволили войти лишь после того, как Эгон Бар лично вышел к воротам.

Он сообщил, что накануне неожиданно приехал канцлер и остался здесь ночевать.

Мы пошли в гостиную и уселись, как обычно, за стол обсудить наши проблемы. Разговор подходил к концу, когда наверху хлопнула дверь и на лестнице, отделанной панелями из темного дерева, показался Брандт.

Вид у него был утомленный, под глазами мешки, лицо осунувшееся. Поздоровавшись, он присел к нам, поинтересовался делами в Советском Союзе и здоровьем Брежнева. Затем, бросив взгляд на лежавшие перед нами бумаги, заметил:

— Я вижу, вы тут погружены в работу, не стану мешать, подышу свежим воздухом… Потом ведь снова — в самолет. Увидите Брежнева, передайте мой привет. Желаю и вам, и нам успехов!

Дождливое и серое берлинское утро было почти невыносимым, и против него, видимо, восстали все сосуды Брандта.

Он встал из кресла, далеко не так легко, как того можно было ожидать от его необремененной излишним весом фигуры, и вышел.

Обсудив все дела, мы тоже покинули дом. Канцлера не было видно, он прогуливался где-то в саду. У машин сгрудились охранники. Двое из них доброжелательным взглядом, улыбаясь, проводили нас до ворот.

Подавленное настроение Брандта передалось и нам. Способствовала тому и погода: когда мы вышли, дождь еще не хлынул, но удушливая тяжесть делала воздух густым, почти непригодным для дыхания. В центр мы решили не ехать, а, свернув в парковую зону, зашли в небольшую типично берлинскую пивную на окраине кладбища. Тогда я и представить себе не мог, что спустя двадцать лет именно сюда приду, чтобы попрощаться с Вилли Брандтом.